Испанский сон
Шрифт:
— Это так и было, — вставила Вероника.
— Не сомневаюсь; даже больше: ты радовалась не заменя, а вместесо мной, и тогда-то я поверила, что в твоем лице нашла настоящую подругу. По всему по этому у меня было прекрасное настроение, и я была уверена, что оно сохранится и после разговора с Филом — независимо от того, поеду я или нет. Между тем я многого не знала… Я не знала, что у «систем» появилась проблема: на них наехали.
— Кто? — спросила Вероника.
Ана пожала
— Просто бандиты — откуда я знаю, как их зовут…
Она вздохнула — неслышно на фоне шумящего душа; лишь по движению грудной клетки Вероника почувствовала ее вздох.
— В Цюрихе я делала доклад на симпозиуме и любезничала с доктором Гласснером, а в Москве в это время мой муж и его компаньон общались с бандитами, вот как обстояли дела, — сказала Ана. — Вальд похитрей, подипломатичней; если бы только он занимался этими вещами, «системам» удалось бы, я думаю, обойтись минимумом потерь. Но Фил со своей идеей-фикс полез в эти переговоры… захотел, видишь ли, чтобы бандиты помогли ему найти его давешнего обидчика…
В итоге они-то между собой договорились, а Фил, понятно, опять остался крайний. Собственно, все это началось задолго до Цюриха, и я ничего об этом не знала! Фил ограждал меня от таких проблем, его новые заботы легко было выдать за обычные, производственные, что он и делал успешно, но наверняка не с легкой душой; потому-то, в первую очередь, он и обрадовался, когда я сказала ему про Цюрих.
К моменту моего возвращения, всего за несколько дней, ситуация резко обострилась. Уже не о деньгах шла речь; Филу прямо сказали, чтоб подумал о семье, и пришла пора ему являться ко мне с повинной. Ах, бедняга. Представляю, как трудно ему было решиться на этот разговор; а я по-прежнему ничего, совсем ничего не знала.
И еще долго не знала со своими детскими восторгами.
Потому что забылась, слишком сильно радовалась — и не посмотрела повнимательней в его глаза, с какими он начинал разговор. Свойразговор — а я-то думала, это мой разговор. Ника, я поступила плохо… Все обошлось, но иногда мне снятся кошмары… я просыпаюсь и думаю: слава Богу, все обошлось… а если бы нет? представляешь — если бы не обошлось… и меня бы не было рядом…
Впрочем, он даже успел начать. Ах, какая я сволочь!
— Я люблю тебя, — хмуро перебила Вероника рассказчицу после этого слова.
— Я… — Ана озадаченно умолкла.
— Не называй себя сволочью.
— Но это моя самооценка! — возмутилась Ана. — Я имею право снабдить рассказ своими оценками?
— Мне больно, когда ты называешь себя так.
— А вот буду называть!
— Нет, не будешь!
— Тогда не буду рассказывать.
Вероника помолчала. Потом тихонько дотронулась до руки возлюбленной. Погладила ее.
— Прости меня. Я сорвалась.
Ана накрыла руку Вероники своею.
— Очень нервничаю все время…
— Я понимаю, милая…
— Ты все понимаешь…
Они поцеловались и насладились тихим восторгом
— Продолжай, — попросила Вероника.
— Хорошо, — кивнула головою Ана. — Я остановилась на том, что Фил начал, успел начать свой разговор… «Зайка, — сказал он нерешительно, смущенно, — я смотрю, ты так довольна поездкой… в самом деле, быт тебя достал; ты засиделась, устала от этих квартир, тебе нужно отдохнуть, развлечься… Смотри: жены моих партнеров живут интересно, путешествуют… Почему бы тебе тоже не съездить? Только не на симпозиум. У Сашки как раз каникулы; взяла бы его… покатаетесь как следует, посмотрите мир… Заодно присмотришь пару хороших мест, куда мы потом поедем вместе…»
«Забавно, — сказала я. (Ну, разве не сволочь! Ника, ну как же еще-то сказать? Ведь это же надо додуматься! Я сказала: «Забавно». Представляешь? «Забавно» — я лучше слова подобрать не могла!) — Забавно, — сказала я, — как раз хотела с тобой поговорить именно на эту тему».
«Да ну? Неужели?»
Я рассказала про Гласснера. Бойко так рассказала, сжато и привлекательно. После репетиции у Владимира Эдуардовича это было совсем не трудно.
«Класс! — сказал он восхищенно. — Вот это класс!»
Он так обрадовался — настолько сильно — что мне бы хоть тогда почуять неладное, а я… ладно уж, чего там.
«Тебе, конечно, нужно ехать, — начал он фантазировать, — то есть вам нужно поехать вдвоем с Сашкой… Школа, да… но год за границей, в таком городе — в конечном итоге во сто раз полезней, чем наша дурацкая школа. Я все улажу. К тому же в Барселоне, кажется, есть наше консульство… значит, должна быть какая-то школа… Можно, в конце концов, учебники взять с собой… Еще и испанский выучит между делом — тоже не вредно для будущего…»
Недостатком воображения Фил никогда не страдал.
«А как же ты?..» — спросила я жалобно.
«Ха! — сказал он очень, очень убедительно, — мне будет гораздо лучше. Сейчас я разрываюсь между работой и вами. Я не могу работать меньше, но я страдаю от того, что ты здесь одна даже в выходные. Разве это жизнь? Ну, когда мы последний раз гуляли? Не помнишь… Бедная, бедная Зайка… Мне нужен еще год, именно год. Я куплю квартиру и успокоюсь, честное слово…»
«Но как же ты будешь жить здесь один?»
«Нет проблем, — сказал он, — я все уже продумал. Я переселюсь на работу — там есть куда — и только на дороге сэкономлю целый час в сутки. Кухня, душ — все у нас есть, ты же знаешь… А на Рождество я приеду к вам! О-хо-хо, вот это будет праздник!»
Он радовался шумно, заразил меня своей радостью, и почти до утра мы не спали. Опять было любовно и производственно, как давным-давно, на кухне, под знаменем учения — помнишь?
На следующий день я позвонила Гласснеру.
Вот…
А еще через день Фил притащил домой учебники по испанскому и пристал ко мне с новой идеей: захотел, чтобы мы с Сашкой немедленно уехали на отдых. Хоть куда, но самое главное — чем скорее, тем лучше. И снова говорил горячо и убедительно.