Исполнительница темных желаний
Шрифт:
– А ты тут при чем?! – не понял старик.
– Я? Я держу в руках записку вашей дочери, где она написала имя убийцы.
– Кто он?! – просипел старик через силу. – Кто это, говори, я задушу его своими руками!
– Одних ваших рук может оказаться мало, Иван Сергеевич. – Виталий глупо захихикал, падая спиной на ковер. – Может понадобиться все ваше влияние, чтобы призвать это существо к ответу.
– Имя!!
– Не по телефону. Я жду вас у себя. Все…
Глава 21
Татьяна Теплова – здоровенная бабища под метр восемьдесят, с хмурыми неулыбчивым лицом и надбровными дугами коромыслом, рубила во дворе топором только что ощипанного гуся.
Мухин долго стоял возле калитки и наблюдал, с каким мастерством орудует женщина топором. Ни одного лишнего движения, ни одного промаха. Раз за разом – и точно в цель. Вот отлетели в глубокий эмалированный таз крылья, следом туда же отправилась и шея. Еще пару взмахов топором – и две здоровые лодыжки с мягким чавканьем отправились в таз.
А она ведь запросто могла вскрыть старику горло, подумал Мухин и невольно поежился. Такая баба не только топором, голыми руками способна убить. Сомкнет сильные пальцы на хлипком старческом горле, стиснет покрепче, да еще коленкой в спину упрется. И все, хана старику.
– Чего топчешься, входи! – окликнула его с деревенской грубой прямотой Татьяна. – Не боись, не зашибу! Я сегодня добрая…
И смелая чрезвычайно, нахмурился Мухин. При таком дефиците подозреваемых… Нет, при таком переизбытке, как раз, эта бабища вполне подойдет для того, чтобы отмести подозрения от вполне уважаемых людей. Они их дергают, без конца снимают показания, подписками о невыезде снабдили, а эта тут шутит, понимаешь.
– Мухин Александр Викторович, – представился он, сунув Татьяне Тепловой под нос удостоверение, и для чего-то добавил с улыбкой: – Прошу любить и жаловать.
– Вот уж не обязана, – без должного уважения отозвалась Теплова. – Пускай вас ваши бабы любят и жалуют.
Задвинула ногой таз под скамейку, покрутила в руках топор. С силой вонзила его в большущий деревянный пенек, вытерла руки об окровавленный передник и мотнула головой в сторону крыльца.
– Входите, – буркнула неприветливо. – Чего народ тешить! Это они кого надо не видют, а тут вмиг всей деревне станет известно.
– О чем?
– О том, что до меня мужик пожаловал. Их все зло жевало, что Васька по мне вдруг сохнуть начал на старостях-то своих лет. А тут еще один повод для болтовни. Входите, я сейчас руки только ополосну.
Полоскалась она долго. Успела и руки вымыть, и платье переодеть, и волосы по новой зачесать в тяжелый пук на макушке. Села на скамейку в кухне напротив Мухина, посмотрела с ухмылкой, потом вздохнула:
– Ну, спрашивай. Чего в молчанку-то играть?
– О чем разговор пойдет, думаю, догадываетесь. – Мухин выложил перед ней на столе фотографии с места преступления, где был убит Крякин. – Этого человека узнаете?
– Ох, Вася, Вася! – заохала она, взяв одну фотографию со стола. – Кто же мог подумать-то… Нашли хоть убивца-то?
– Ищем.
– Ищут они! А чего их искать-то! Семейка его и угомонила!
– Какая семейка? – не сразу понял Мухин.
– Его, его семейка. – Татьяна Теплова с силой плюнула себе за плечо. – Все денег им мало было, все хотели ободрать деда, как липку. Он от них даже в деревню удрал. Так и тут нашли. Она же была тут накануне того дня, как Вася…
Лицо ее вдруг напряглось, сморщилось, и Татьяна заплакала, не прикрываясь от Мухина.
– Орала так, что всей деревне было слыхать! Мало, говорит, тебе Таньки. Это она про меня. Так еще и молодых шалашовок вздумал завести. Вася не поймет ничего, а она знай орет. Потом передумала и давай уже по другому поводу орать. Сказала, мол, дом задумал продать, а деньги на Таньку потратить. Это на меня, значит. Ходят, мол, с утра до ночи покоя не дают, адрес его разыскивают. Объявление будто бы в газету давал о продаже дома, а адреса точного не указал. А им, мол, покоя не дают, ходят! Орала, жуть!
– А Крякин что?
Мухин просто позеленел от такой новости.
Ах, Воронов, ах засранец. Такой мотив мимо шляпы, а!
Они тут, понимаешь, всю голову сломали, пытаясь свести концы преступления трехлетней давности с преступлением сегодняшнего дня, а все может быть гораздо проще и прозрачнее. Все может и не иметь никакого отношения ни к Хаустовым, ни к Пановым, ни к смерти Веры Прохоровой, погибшей от передозняка.
Нет, хорошо все же, что не пошел на поводу у него и не выпустил Панова. И что по факту смерти Прохоровой дела не стали заводить, тем более что отец не настаивал, а мужа кто в расчет возьмет?
Вон оно как все оборачивается.
– Вася-то? – задумалась Теплова. – Вася и не понял ничего толком. Сказал, никакого объявления не давал, хотя дом подумывал продать и ко мне перебраться. Только мне денег его не надо, мне детки хорошо помогают. Да и хозяйство у меня. Зачем мне деньги-то!.. Им все было мало! Жене его, да детям… Орала она страсть как…
– А что к нему по поводу продажи дома и правда приезжали из города?
– В тот день, когда Васю убили, был народ. Все сновали машины какие-то чужие туда-сюда. Девушка тут высокая такая шла пешком с остановки. Долго шла, мне с бугорка видать. Машина потом проехала через поселок, думала – мимо. Смотрю – нет: свернула за поселком и огородами, прямиком за Васин дом съехала. Дальше-то мне не видно было.
Пока все сходилось. А на чем же Вера приезжала?
– Да, еще была девушка. Та не хоронилась, возле ворот остановилась. Вася ее до машины и провожал.
– И все? Больше никого не было в поселке посторонних?
Мухин уже засобирался, нового он ничего не узнал. Быстро записал все, уже и на подпись протокол ей подсунул, да что-то Татьяна заколебалась. Рука ее повисла над линованной страницей и замерла, неестественно далеко оттопырив крупный локоток.
– Знаете, а ведь были, – вдруг вспомнила она, отодвигая от себя протокол. – Вы вот подпишите там вот, что была еще одна машина. Она уезжала позже других. Сначала, значит, девушка эта на красной такой машинке. Блестит вся, как шарик новогодний. Потом та уехала, что за огороды вильнула. А когда я уже в автобус влезала, чтобы в город ехать, эта последняя, смотрю, от поселка мчится. Причем ехала не по центральной дороге, а по объездной.