Исповедь королевы
Шрифт:
— Ты должен уехать! — воскликнула я.
Перед моим мысленным взором встала ужасная картина: его голова, надетая на пику, как голова несчастного Лоне.
— Да, ты должен подготовиться к отъезду, — спокойно произнес король.
Он был единственным из нас, кто оставался безмятежным.
Интересно, а как же я? Насколько близко я стояла в этом списке? Несомненно, я возглавляла его.
Потом я подумала о своих дорогих подругах — о Габриелле, которая стала объектом злословия, и о моей милой принцессе де Ламбаль.
Я сказала:
— Но ведь там есть
Артуа прочитал мои мысли, как он часто делал в прежние времена.
— Они говорят о Полиньяках, — сказал он.
Я повернулась и направилась в свою личную комнату. Я послала мадам Кампан, чтобы она привела ко мне Габриеллу.
Она пришла испуганная. Я нежно обняла ее.
— Моя самая дорогая подруга! Тебе придется уехать! — сказала я.
— Ты отсылаешь меня прочь?
Я кивнула.
— Пока еще есть время.
— А ты?
— Я должна быть с королем.
— И ты думаешь…
— Я не думаю, Габриелла. Я не осмеливаюсь думать!
— Я не могу уехать! Я не оставлю тебя! Ведь здесь дети!
— Значит, ты такая же, как эти мятежники. Ты тоже забыла, что я все еще королева? Ты поедешь, Габриелла, потому что я говорю тебе, что ты поедешь!
— И покину тебя?
— И покинешь меня. Потому что таково мое желание! — сказала я, отворачиваясь.
— Нет! Нет! — закричала она. — Ты не можешь просить меня уехать! Мы столько всего пережили… Мы должны остаться вместе! Если я останусь, ты будешь чувствовать себя более счастливой, чем если я уеду!
— Счастливой? Иногда я думаю, что я никогда уже не буду счастливой снова. Но мне легче будет найти утешение, зная, что ты в безопасности, далеко отсюда, чем живя в страхе, что они сделают с тобой то, что сделали с Лоне. Так что немедленно начинай собираться! Артуа тоже едет. Все, кто может, должны уехать. Возможно, со временем придет и наша очередь.
С этими словами я выбежала из комнаты, потому что не могла больше этого выносить.
Я вернулась к королю. Из Парижа прибыли посыльные. Народ требовал, чтобы король присутствовал там. Если он не приедет, они пойдут на Версаль, чтобы привезти его. Они желали, чтобы он был в Париже. Они хотели «хорошо позаботиться» о нем.
— Если ты поедешь туда, то, может быть, не вернешься! — сказала я.
— Я вернусь! — ответил он так спокойно, словно собирался отправиться на однодневную охоту.
Народ требовал, чтобы его сопровождали братья. Я дрожала не только за мужа, но и за Артуа. Они говорили, что он — мой любовник. Это была старая сплетня, но сейчас старые сплетни вновь воскресили.
Карета стояла у дверей, и я проводила до нее Луи.
— Да хранит тебя Бог! — прошептала я.
Он пожал мне руку. Он был тверд. Он был совершенно уверен, что народ не причинит ему вреда. Однако я не могла разделить его оптимизм. Я спрашивала себя, увижу ли я когда-нибудь снова его лицо.
Я должна была чем-то заняться. Я не осмеливалась оставаться одна и размышлять. Я все еще наглядно представляла себе толпу, врывающуюся в Бастилию, и голову Лоне, насаженную на пику. Но вместо головы коменданта
Я должна попытаться действовать как обычно. Что мне делать? Мои дети лишились гувернантки. Я должна найти для них новую гувернантку.
Некоторое время я размышляла и в конце концов остановилась на мадам де Турзель. Она была вдова, серьезная женщина, а кроме того, обладала тем качеством, которое теперь стало одним из самых ценных: преданностью.
Я сказала ей, что она будет назначена на эту должность, и она поняла, почему. Должно быть, она знала, что на улицах сжигали наши с Габриеллой изображения, что повсюду распространялись непристойные картинки и стихи о нас.
О да, мадам де Турзель все понимала, и мне хотелось сказать ей, как высоко я ценю ее за ту спокойную манеру, в которой она поблагодарила меня за оказанную ей честь и поклялась служить моим детям столько времени, сколько я ей позволю.
Я направилась в свои апартаменты. Мне хотелось побыть одной. Я ужасно боялась показать, какое беспокойство я испытывала. Что происходит с моим мужем там, в Париже? Неужели они зайдут так далеко, что убьют своего короля? Что мне делать? Должна ли я готовиться к бегству вместе с детьми?
Мне надо распорядиться, чтобы упаковали вещи, снарядили экипажи и держали их наготове.
Я направилась в апартаменты детей. Я должна была быть с ними, потому что опасалась предательства.
Мой сын принес мне книгу с баснями Лафонтена.
— Давай почитаем басню о лисице, мама!.. Я видел лисицу прошлой ночью. Солдат принес ее в…
Я задержала свою руку на его головке.
— Не сейчас, мой милый!
Он выглядел озадаченным.
— А где мадам де Полиньяк? — спросил он.
— Она в своих апартаментах. Она очень занята, — ответила его сестра.
— Сегодня все как-то не так! — сказал мой сын.
Потом он оживился:
— Мама, пойдем, я покажу тебе мой садик!
— Думаю, сегодня тебе лучше остаться дома, моя радость. В конце концов… да, я почитаю тебе!
Итак, я сидела и читала, в то время как мои уши напряженно ловили звуки, которые могли означать, что прибыл посыльный с такими ужасными известиями, которые я даже не осмеливалась представить себе.
Было уже одиннадцать часов, когда вернулся король. Я сидела в своих апартаментах и ждала, мучаясь от страха. Он вернулся в окружении депутатов Национальной Ассамблеи. Следом за ним шел всякий, сброд — мужчины и женщины, которые несли дубинки и орали.
Я услышала крик: «Vive le Roi!» [121] и почувствовала, что мое настроение улучшилось. Тогда я сбежала вниз, чтобы приветствовать его.
Он выглядел очень уставшим, но спокойным, как всегда. Его сюртук был испачкан, галстук съехал набок, и к его шляпе была прикреплена трехцветная кокарда.
121
Да здравствует король!