Исповеди на лестничной площадке
Шрифт:
– Эй, соседи, вам помощь не нужна?
Кричал сосед с восьмого этажа, и через пять минут он и его младший брат, 16 летний мальчишка уже помогали Алексею, обвязали шкаф веревками и затащили по лестнице в квартиру, а потом, как положено, мы поставили им и себе бутылочку.
Водки не было, и пили разбавленный спирт, принесенный мною с работы.
Впрочем, старший сосед возражал против разбавления.
Чем-то даже закусили.
Младшего брата, Лешу, я уже видела, знала в лицо, и мать их Анну Петровну Степанову, знала, а старшего, Юрия, видела в первый
Год за годом, Леша в восемнадцать закончил школу.
Последние два месяца перед армией он вечерами сидел на лавочке, на той, на которой в свое время любила пребывать Антонина, читал книжку и поджидал мать с работы. Издалека увидев ее, поднимающуюся на горку к дому, он подходил, брал у нее из рук сумку и они вдвоем дружно шли к лифту.
В сентябре Лешку забрили, он ушел и попал в Афганистан.
Пробыл он там некоторое время, а потом его привезли в Союз, в Среднюю Азию, но не с ранением, а с дизентерией. Анна Петровна ездила к сыну в госпиталь, а потом рассказывала мне, о своем путешествии, о сыне, который похудел, но был бодрым и веселым.
Вернувшись из армии, Леша при встрече, когда я спросила, как там на войне удивил меня, ответив:
– Зато мир посмотрел. А то что бы я увидел? Только то, что тут, только Долгопрудный.
Вскоре я увидела его за руку с девушкой, на которой он вскоре женился, чему Анна Петровна была очень рада. Она к тому времени уже вдова была, Степанов умер от инсульта, и десяти лет не прожив на новой квартире.
Жена Люся родила Леше двое детей, погодки, девочки. А Леша страстно мечтал о сыне.
– Девчонка, - сказал он мне с тоской, стоя возле подъезда с коляской.- Опять девчонка, а я так хотел сына.
Люся, когда мы гуляли возле дома, она с дочками, я с внучками, никогда на свекровь не жаловалась, но у Анны Петровне в разговорах мелькало, что Люся очень своенравна, все любит делать по-своему, и никаких советов не принимает.
А потом Люся уехала к матери и девочек забрала. Разбежались они.
Лешка, который больше трех лет был между двух огней: своенравной молодой женой и матерью, суровой трудолюбивой женщиной, любящей во всем строгий порядок, уставший от свар, огорченный, брошенный, не придумал ничего лучше, как завербоваться и уехал уже на новую войну, в Чечню, подальше от отравлявших ему существование женщин.
И очень скоро, буквально через пару месяцев, Анне Петровне пришлось хоронить младшенького своего в цинковом гробу.
Тогда то, еще у довольно молодой, ей только 62 было, у нее случился первый инфаркт.
О горе, постигшем Анну Петровну, я знала, а вот об инфаркте не слышала.
Догоняю
Я пошла рядом.
– Зина, - говорит она мне,- Зина, ты иди, не жди меня, я очень медленно хожу, мне теперь быстро нельзя, я после инфаркта.
Но я все же пошла рядом, порасспросила ее, что да как.
– Слышно, шумим мы, топаем?
– спросила она меня.
– Да, слышно, маленький ребенок топает.
– Вы уж потерпите, это у меня племянница живет с маленьким мальчиком.
– Ну что ж, маленького мальчика за ногу не привяжешь, - отвечаю я, вспоминая, как сын с товарищем со шкафа прыгал.
Спустя год или два Анна Петровна как-то бодрее стала, веселее и глядеть и ходить, а потом, осенью, приехала я после дачи, смотрю, она опять с трудом ходит.
Второй инфаркт.
А весной грохот наверху начался, ремонт, покоя не давал.
Я думаю, какой ремонт, после повторного инфаркта?
Юрий к тому времени уже лет десять как с женой развелся и с матерью жил, увидел меня возле подъезда, извинился за шум.
– Скоро закончим уже, - сказал он.
– Мать покою не давала: " делай ремонт, да делай ремонт, а то если я умру, ты так и будешь жить в не ремонтированной сто лет квартире.
И мы разошлись, он в дом вошел, а я продолжила свой путь в магазин.
Вскоре мы съехали от шума ремонта на дачу.
Прошло лето, а когда в сентябре перебрались на квартиру, наверху было тихо.
Через два дня встретила я Юрия, мы вместе в лифте ехали, и он мне сказал:
– А мама умерла. Через две недели после окончания ремонта. Как будто ждала, когда закончим, и умерла...
***
Ссоримся с мужем, никак не могу уговорить его переставить обеденный стол туда, где, как мне, кажется, будет удобней, и гости все поместятся, и на кухню я в любой момент выскочить могу.
Муж спорит, приводит свои доводы, я устаю от него, начинаю кричать, сердится, что он к старости совсем слушаться перестал. Ссора наша протекает на кухне, где из-за вытяжки особенно хорошая слышимость
Снизу прибегает Наталья.
– Вы что ссоритесь? Ты, Зина, почему мужа обижаешь, кричишь на него?
– А мы, - отвечаю, вовсе и не ссоримся, просто обсуждаем вопрос, куда стол поставить, чтобы всех гостей втиснуть. Такая у нас жизнь, день рождения у нас.
– А у кого?
– спрашивает.
– Да у обоих, в том и дело, ни у одного нет причины уступать. Каждый мечтает, чтобы в его день рождения все было, как ему хочется. А что делать, когда этот день всего один на двоих?
– Ну, вы даете, - говорит Наташа, - а я и не знала, что у Вас день рождения в один день. Поздравляю вас!
– С чем это? С тем, что мы 40 лет один день рождения делим и никак не разделим?
Со смехом и расстаемся, но Наташа добилась своего, я уже не кричу на мужа и мы дружно двигаем стол, ставим его так, чтобы ни вашим, ни нашим.