Исповеди на лестничной площадке
Шрифт:
Хорошая была женщина Мария Ивановна, но с зятем не ладила.
Склок я не слышала, да и когда мне было слышать чужие свары? Своих хватало.
Но как-то шла я с молодым соседом с электрички, болтали мы о чем-то, и Марию Ивановну у подъезда встретили.
Вместе на лифте поднялись. А через несколько дней она меня и спрашивает:
– Зина, скажите, а Игорь с вами разговаривает?
Я удивилась вопросу.
– Да, говорю, не очень, чтобы болтун, но разговаривает, рассказывает о годах учебы, о Коле говорит, интересно, с юмором, чувствуется,
Она выслушала меня, и потом, объясняя свой странный вопрос, сказала:
– А ведь он здесь дома слова не скажет. Даже не знаю, какой у него голос. Всегда молчит, а о чем думает?
О чем думал их зять, скоро я узнала от Лены.
Она разводилась с Игорем.
Я недоумевала. Мы с мужем ссорились чаще, чем они, во всяком случае, ссоры наши были лучше слышны, благодаря мне, я все эмоции имела привычку громко высказывать, а тут подозрительно тихо за стенкой, где живут пять человек, даже мальчик редко плачет. И среди такой идиллии развод.
– Да он гуляет, - сказала Лена.- И болезнью нехорошей меня наградил.
– Сифилисом?- испугалась я.
– Да нет, сразу уж и сифилисом. Триппером, но тоже ничего хорошего.
– Ну, - говорю я, дочь венеролога, - триппер все же таких последствий не имеет.
Не имеет в теории, но для кого как. После перенесенной болезни спайки пошли у Ленки, и больше детей она иметь не смогла.
Но тогда она еще об этом не знала, позднее, когда она во втором браке захочет иметь ребенка, тут ей все и объяснят.
Ленка кипела негодованием, ее родители тоже, и он ушел. Игорь был не из Москвы и Подмосковья, а откуда-то недалеко, может из Рязани, может из Тулы, или из Твери, не помню сейчас.
Уйти он ушел, а выписаться не выписался, и Ленка с родители дрожали, что он вернется, и кусок квартиры отсудит.
Но он довольно быстро нашел себе женщину, молодой, образованный и непьющий мужчина, и стал жить у нее, не выписываясь от бывших тещи с тестем.
А может быть, женщина эта была та самая, с которой он изменил Лене, такой поворот сюжета не исключается.
Жизнь Игоря с новой женой не сложилась. Теща его не взлюбила, такая уж у него была планида, тещи его не любили, и он как-то раз, будучи хорошо под шефе, запер ее в погребе, классический вариант, испытанный в России способ бороться с тещами: запирать их в подполе. Отец одноклассника сына отбывал наказание в местах отдаленных, тоже запер мамочку жены в погребе. Теща Игоря не стала слушать дочь, которая умоляла мать простить ее мужа, и подала на зятя в суд. Игоря осудили на три года.
Он к тому времени у новой жены был прописан, оставил в покое Ленину семью, и пока он сидел, теща, которой и принадлежал дом, его быстренько выписала. Он вернулся, вернулся досрочно, а ему и приткнуться некуда, только к матери в Тулу возвращаться.
В то время Елена уже с Александром жила, счастлива была, и хотя еще детей из-за Игоря иметь не могла, злобы к первому мужа за давностью лет не питала, и в разговоре со мной выражала ему сочувствие.
–
– А я, Зина, - говорила мне Ленка, - только когда с Сашкой жить стала, поняла, что такое замужняя жизнь и настоящая любовь, а до него с Игорем я как мать одиночка была, и ребенка одна растила, только мать мне и помогала. А этот всегда рядом, в магазин вместе, сумки он несет, в гости вместе, с Колей пойти погулять, пожалуйста. Так вот в меня влюбился, молодой, горячий, ласковый.
Сашка был на четыре года моложе Лены, но они выглядели не только со слов Лены, но и со стороны дружной счастливой парой.
Высшего образования у Саши не было, за плечами был только техникум, но кто сказал, что для счастливой семейной жизни оно необходимо?
Лена имела диплом инженера, выучилась, но большой заслуги в этом не видела, работала себе и работала в ЦАО инженером, и была счастлива во втором браке.
Хотела еще детей, но тут уж Игорь постарался, чтобы это не состоялось.
И когда Мария Ивановна умирала, она хоть за Лену душой не болела, думала, что с Сашкой у них все будет хорошо.
Мария Ивановна ушла рано, рак ее скрутил, рак кишечника, и о диагнозе своем она знала с самого начала.
Долго она болела, почти два года, две операции перенесла, медленно угасала, а Никита Степанович запил горькую.
Сидит на лестнице, маленький, сморщенный, бутылка рядом пустая валяется, сидит и плачет.
Я день отработала, вечером мимо иду, он меня просит:
– Зина, прошу тебя, глянь, что у меня дома, жива ли Марья, а то я боюсь домой идти, вдруг она уже там мертвая лежит.
Мне и самой страшно и жалко его. Взяла ключ, дверь открыла, вхожу. Мария Ивановна лежит в постели, а вид у нее такой, что и не скажешь, что приговоренная, нормальная, не худая, не измученная, только что лежит посреди белого дня, а здоровая она с утра до вечера трудилась, чистоту и порядок соблюдала, готовила на всю ораву. Лена, правда, помогала.
Я зайду, на пороге постою:
– Как Вы, Мария Ивановна?
– Да вот держусь, - она говорит.- Знаешь, Зина, болей пока никаких нет, только слабость страшная.
– А мой дурак боится, думает, что я уже умерла?
Я киваю головой. Молча киваю. А что тут сказать-то можно? Ничего.
Мне горько смотреть на умирающую, я быстро выхожу, отдаю ключи старику, успокаиваю его, что жена его жива и можно идти домой.
Он не сразу идет, водка в ноги ударила, он и встать не может, но я ему не помогаю, да он и не позволит.