Испытание выживанием
Шрифт:
— Не будет никаких детей в нашем плане! У меня есть идея!
— Ну конечно! Она у него всегда есть. Гребанный красавчик.
Калеб же вытащил с полок стопку знакомых книжек.
— Комиксы? — удивился Антенна.
Запрещенные Отделом пропаганды, как дискриминирующие действующую власть, эти провокационные книжонки, полные историй, списанных со всех ярких и реальных персонажей Желявы, демонстрировали со своих черно-белых страниц солидарность его автора с мятежным духом, бродящим по коридорам измученной подземной базы. Мне тоже становилось легче, когда я держала их в руках и видела в их рассказах мои умозаключения, подозрения и надежды. Один из номеров комикса был посвящен моей жизни, в нем были красочные пейзажи отцовской родины — деревенька Палужье близ Брянска, фотографии которой так врезались мне в память в детстве, и всю жизнь я хотела вернуться в те места, где вырос папа.
Теперь я знала, что это Маргинал добровольно стал нашим автобиографом. Эти комиксы заставляли всех, кто их читал, верить в то, что они не одни, и что кто-то там сверху, такой вездесущий, знает обо всех событиях, происходящих на Желяве, знает секреты ее жителей, но еще более важное — знает их страхи. Маргинал обнажал их в метафорических рисунках и карандашных аллегориях. Наши страхи говорили с нами на страницах комиксов, и каждый задумывался над тем, как их побороть.
До меня вдруг дошло.
— Маргинал! — воскликнула я.
Ребята посмотрели на меня, в их глазах вспыхивало озарение друг за другом.
— Черт, от этого психа у меня всегда мурашки были, — Легавый передернул плечами.
— Наш вечный призрак, — добавил Буддист, — он был всегда и везде.
С этими словами Буддист указал на десятки разносортных мониторов, собранных в комнате. Маргинал следил за каждым углом Желявы не хуже тысячи глаз Трухиной.
— Зашифруем послание в новом выпуске комикса. Помните загадки в конце? «Где Уолли?», «Достань Франкенштейна». Их могли разрешить только Падальщики, потому что ответы основывались на наших маршрутах и открытиях на поверхности.
Ребята вдруг заулыбались, а я почувствовала гордость за неутомимый боевой дух товарищей.
— Беззвучное радио, — сказала Жижа, кивая.
— Мы оставим в загадках послание о времени и месте. И подождем в туннелях, посмотри, сообразят ли.
— А если нет, чур я первым бью Калеба мылом в носке!
Мы переглянулись, каждый кивнул, соглашаясь с выработанным планом.
— Ну так что, Маргинал? Я знаю, что ты нас слышишь. Нарисуешь последний комикс для Желявы? — спросил Калеб в потолок.
Мы притихли, словно ожидали ответа призрака с того света.
Рация на столе перед нами зашуршала и оттуда полился знакомый французский говор:
— Приму за честь подарить вам шанс на победу, сержант.
26 января 2071 года. 18:00
Тесса
Я стою над раковиной. Кажется, это моя ванная, я не знаю наверняка, потому что не помню, как добралась до своей комнаты. Вот так вирус постепенно завладевает моим сознанием, даже если я не сплю. Он крадет мои мысли, воспоминания, нейроны, которые продолжают отчаянные попытки сохранить связи между друг другом, но с каждой минутой это становится все сложнее.
Я чувствую, как это подкрадывается ко мне. Нечто чужеродное, омерзительное, нагоняющее ужас. Ощущение скрежета где-то в затылке не покидает ни на секунду, я прямо слышу, как вирионы атакуют мои клетки мощной волной цунами, которую невозможно остановить ничем на свете. Мои нейроны взрываются, как парад шариков, превращая звук своей погибели в сплошной безостановочный треск «та-да-да-да-да» и скоро от меня не останется ничего.
Если бы вирус имел осязаемую форму размером с человека, то стоял бы сейчас позади меня и медленно проникал в мое тело, как в том идиотском фильме «Нечто», где группу исследователей в Антарктике атаковало инопланетное существо, способное впитываться в людей и мимикрировать под них. Там такие жутки монстры были с кучей рук-ног, когда нечто пожирало сразу нескольких членов экспедиции.
Фу. Зачем я об этом вспоминаю?
Моя тошнота усилилась, а жуткие кадры фильма ужасов помогли ей пересечь финишную черту.
Я склонилась над унитазом и блеванула. Гребаный вирус! Почему бы тебе не начать зачистку памяти с вот таких вот бесполезных мерзких кадров из ублюдских фильмов? Черная склизкая масса со стойким привкусом металла вырвалась из бездны моего нутра: окисленная кровь, что я получила от Кейна. Так мой организм отреагировал на недоделанную сыворотку, что тот же Кейн вколол мне пару минут назад. Он отчаянно пытается выиграть для меня время. Хренов дилер. То в монстра превращает, то в человека. Чертов доктор Франкенштейн! Я, конечно, осознаю, что это была моя идея, но он как будто так и рад поэкспериментировать надо мной. Еще один ублюдок!
Робокоп заботливо держал мои волосы моими же руками, иногда ласково похлопывал по спине, пока я сотрясалась над унитазом. Галлюцинации усилились до такой степени, что я чувствовала его прикосновения.
Ребята противились, но я заставила их взять того уродца с собой и запереть в одной из плексигласовых клеток. Уж слишком он был мне дорог — мы с ним все-таки спарринг устроили, да и вообще мне казалось, что такого гениального зараженного надо сберечь, вдруг он окажется каким-нибудь гением в человеческом обличии?
Кейн сразу же бросился в лабораторию анализировать его кровь, а я же осталась посреди холла гостиницы и вдруг вспомнила свой первый день здесь. Было необычайно солнечно. Это сейчас я привыкла к дневному свету, а тогда он мне казался непривычным и даже мистическим, как привидение, в существование которого веришь, но не никогда не видишь. Теперь же были густые сумерки и гостиница погружалась в тени, как и мое сознание. Я почувствовала руку на плече. Нет, не Робокопа. Я еще была в силе отличить реальность от бреда. Это был брат. Я устало улыбнулась и произнесла одну лишь фразу:
— Приготовь мою клетку. Я приму душ и спущусь в нее.
Может мне повезло, и Фабио с Мишей приготовили мне клетку рядом с моим новым другом.
И вот я уже на полпути к заточению в плексигласовом боксе — стою на коленях и блюю в унитаз. Новый спазм в желудке заставил скрутиться так, словно мой собственный желудок восстал против атаки вируса и попытался исторгнуть пищу, которой он питался. Последняя попытка моей человечности закрепиться в теле. Жалкая попытка. Бесполезная.
Я вдруг заплакала.