Испытание выживанием
Шрифт:
«Он тебя так сжал! А потом так взял! А потом так прижал!».
Он говорил без устали и пауз, все его рыдания превратились в сплошное хрюканье.
— Иначе и быть не может, — голос Кейна был тверд.
«Как и его прекрасная тычинка полчаса назад!» — прорыдал Робокоп.
— Когда ты уже заткнешься? — выдохнула я, закатив глаза.
Робокоп назло громко сморкнулся в розовый носовой платок.
Кейн и Томас переглянулись, я замотала головой. Они уже привыкли к моим странностям. Слава богу они не видят этот бред позади их спин.
— Ну вот и торжественный момент, — произнес Кейн и стал вводить в вену сыворотку.
Он делал это нежно, боясь причинить мне боль. Мне показалось это милым. Томас подбадривающе улыбался.
Кейн закончил вводить препарат. Странно, но я представляла его иначе: зеленая светящаяся жидкость или фиолетовое бурлящее зелье. На деле же сыворотка была прозрачна, словно найти ее не представляло никаких усилий, а ее состав похож на состав святой воды.
— Тебе нужно поспать, — заботливо произнес Кейн.
Хотелось бы мне напомнить ему, что еще двенадцать часов назад мы хотели друг друга убить. Но уж очень мне нравилась эта его забота, она была и смешной и милой одновременно. Знала бы, что я претендент на нее, то занялась бы с ним сексом в первый день знакомства. Того гляди, Кейн не был бы такой занозой в заднице все это время.
И тут меня переклинило.
— Я не хочу спать, — сказала я.
Кейн напрягся.
— Тесс, тебе нужно отдохнуть, — Томас поддержал Кейна.
Я громко сглотнула, вспоминая жуткие кошмары, что вирус скармливал мне целыми фурами. Я не хотела снова возвращаться в то место, где царит беспросветное отчаяние. Место без окон и дверей, без потолка и пола. Я не хотела снова очутиться в той пустоте.
— А что если я усну и не вернусь, — я вдруг не сдержалась и заплакала.
Голос дрожал, а предательские слезы обнажали страх, который я, как солдат, по определению не должна иметь.
— Что если я останусь в той пустоте…
— Эй, — брат сжал мою ладонь сильнее и присел на кровать, — все будет хорошо. Ты же сама видела результат секвенирования. ДНК в сыворотке заполнено всеми нуклеотидными связями. Она завершена!
— А вдруг не сработает? Эта сволочь уже дважды ошибалась! — зарыдала я, указывая на Кейна.
— Эй — обиделся тот, — в третий раз точно сработает!
А потом мы все рассмеялись. И смеялись долго — так из наших тел выходили накопленные страхи.
— Засыпай, Тесс. Вот увидишь, завтра настанет новый день, — прошептал Кейн с улыбкой на лице.
Едва голова коснулась подушки, веки налились тяжестью. Уже закрывая глаза, я смотрела на заснувшую Лилит в плексигласовом боксе напротив меня.
«До скорой встречи, Лилит», — подумалось мне.
Встреча наша обязательно состоится: либо в реальном мире, либо в мире пустоты.
27 января 2071 года. 10:00
Маргинал
Жизнь коротка, и век пройдет, как день,
Всем смертным недоступна бесконечность.
Погаснет свет, и солнце скроет тень,
И только фениксу подвластна вечность.[1]
Испытание войной сродни священному огню, очищаемому землю от сорняков, из пепла которых возрождается жизнь. Пепел удобряет почву, дарит ей богатства для плодородия, вручает ей кирпичики для создания новой жизни. Я нахожу в этом захватывающем круговороте противоречивый закон мироздания: чтобы возродиться, надо умереть.
Огонь выжигает все без остатка, нет такой твердой материи, которая смогла бы противостоять огню. Огонь, как универсальное оружие Вселенной против всего, что в ней есть. Как оставленный Мироздателем запасной план, которым можно воспользоваться в крайнем случае — когда все его строительство летит к чертям, например. Когда вид, на которого было потрачено миллиарды лет усилий эволюции, не оправдал надежд и провалился под лед, истончившийся от стараний этого вида, уничтожить мир вокруг и себя вместе с ним.
Идут века, и вновь прошло сто лет,
А мир все тот же: войны, бедность, голод,
Боль, кровь и смерть…А в жилах — смертный холод…
Жизнь тяжела, и меркнет солнца свет.
— Так, мы попали в обходной коридор Зоны А, — Ольга, ткнула пальцем на планшет, куда Падальщики загрузили чертежи систем жизнеобеспечения базы, что я им любезно подарил.
Мне они больше никогда не понадобятся.
— Да, это здесь, — согласился Калеб, изучая линии на карте своего планшета. — Отсюда до ворот пятьдесят метров. Если пройдем их, до арсенала останется еще сотня.
— Осталось узнать, дошло ли наше послание хоть до кого-нибудь, — прошептал Антенна.
— Да, Маргинал! Если этого не произошло, то к тебе серьезные претензии! — привычно ругался Тормунд. — И комиксы твои паршивые, слышишь? На меня ни хрена не похоже! Профиль носа вообще не совпадает, слепошара ты лизоблюдная!
Я ухмыльнулся дерзости Тормунда, я буду по ней скучать.
— Зачем он опять прячется? — спросила Бриджит.
— Да потому что морда у него страшная, как прыщавая жопа Горе-Федора!
Тормунда больше остальных задел тот факт, что именно я являюсь автором всем знакомым провокационных комиксов, демонстрирующих жизнь Желявы под другим углом. Под моим углом. Углом с вездесущих видеокамер и прослушивающих устройств, доступ к которым я взломал еще семь лет назад, а потому знаю всю гнилую подноготную нынешнего режима, который, увы, Падальщики изменить не в силах, как бы они ни старались. Это система. А с системой бороться бесполезно. Ее можно лишь сокрушить. Сжечь дотла. Впитаться ее пеплом, чтобы создать из него нечто более прекрасное.