Испытание жизнью

Лубичев Анатолий

– Фу, водкой пахнить. Не догадался чистую посудину найти или эту, хотя б сполоснул.

– Сполоснул… Ты что говоришь? Где мне в церкви споласкивать? Святой водой что ли, шоб поп крестом огрел, – после этих слов Петра дети расхохотались, не в силах удержаться от смеха.

– Циц! – пригрозила Ульяна. – Не поп, а батюшка. Безбожник.

Она заставила детей отпить из бутылки по глотку и предварительно трижды перекреститься.

– Почему безбожник? Можить я самый верущий и есь. Можить боле попа твово верую, –

Пётр повернулся в сторону иконы Казанской божьей матери и перекрестился, – Батюшка у меня один, отец мой родный Сергей Парамонович, царствие ему небесное.

Огонёк на лампадке заколебался, придавая образу обманчивые признаки живого человеческого лица.

– А в школе учут, что бога нет, – встряла в разговор Дуня.

– Состарисся, помрёшь, в ад попадёшь и узнаешь тогда, есть бог или нет, – Ульяна, наливая воду на ладонь, побрызгала во все углы горницы и протянула бутылку Петру, – Испей тож глоток.

– Я уже сегодня пил, – хотел было отказаться Пётр, но внемля просьбе Ульяны всё ж выпил, – Прости господи, – и он трижды перекрестился.

Все уселись за столом, предвкушая праздничный обед.

– Ну, ты мамка и жадна.

– Я, Греня, не жадна. Ко всему надо относитца беряжливо и в еде умеренность знать, а иначе по миру пойдёшь милостыню просить. Вот так-то, сынок. Ты весь в батьку, всё готов растранжирить или в карты проиграть, не то што Захарка – он в меня.

– Почему проиграть? Держи, – и Пётр достал из-за пазухи перевязанную верёвочкой внушительную пачку денег. – Это называется проиграть? Бери, спрячь, у тебя точно целее будут.

Ульяна, взяв деньги, быстро вышла за дверь.

– Какова баба, даже нам не доверяить. Ежели прикинуть, можить и правильно. Чёрные денёчки могут наступить, когда их совсем не ждёшь. И они наступят. Скоро наступят. Верно говорю.

IV

Репетиция драмкружка срывалась, всех комсомольцев направили на агитацию вступления в колхозы и на участие в выселении семей кулаков. Те, что пришли, скучали и лузгали семечки. Вошёл немного запоздавший Захар с гармонью под мышкой. Молодёжь оживилась.

– Давайте устроим вечер танцев!

– Я, Маша, танцев мало знаю. «Завидовку», «Семёновну», «Барыню», а другое всё не танцы – частушки да песни.

– С нас хватить и этага.

Русская гармонь звучала весело и задорно, и это настроение передавалось танцующим. Мелкие ошибки гармониста просто не замечались. Натанцевавшись, из «Некрасова» все шли довольные проведённым вечером.

– Почаще бы так, – и Полина Белова запела частушку, – Захар, подыграй.

– Не, я на ходу не могу, собьюсь. И темно уже, споткнусь ещё.

На развилке Лена попрощалась и пошла одна в сторону «Пантелеева». Сегодня её провожать было некому.

«Если не сейчас, то когда?

Будет – ли ещё такой случай», – Захар догнал её:

– Лена!

Она обернулась, вглядываясь в темноту.

– Лена, можно я тебя провожу? Ночь, одной по перелеску идти опасно, вдруг звери какие.

– Как же ты думаешь спасать меня от зверей? Заставишь их танцы танцевать, – Лена рассмеялась. Настроение её улучшилось, она действительно очень боялась возвращаться домой одна.

– Тебе ж не по пути. Это три версты лишних топать.

– Ничего, как говоритца, голодному волку и семь вёрст не крюк.

– Бешеному.

– Что бешеному?

– Бешеному волку.

– Да, да, ты права, бешеному.

С каждой минутой темнело, и они ускорили шаг, взявшись из осторожности за руки.

Захар проводил Елену до самых ворот её усадьбы и, перед тем как уйти, достал из кармана шоколадку:

– Это тебе.

– Ой, надо же, спасибо. И вовремя, у меня сегодня день рождения.

– Не знал. Поздравляю.

– Приятное совпадение. Спасибо за подарок.

– Лена, я приглашаю тебя на синематограф в клуб, в «Холм». Показывают «Броненосец Потёмкин». Пойдём?

– О, бесполезно. Билетов не достать. Мы с девчонками пытались попасть, так и не попали.

– Я билеты достану. Моя тётка, которая живёт в «Холме» работает в клубе заведующей читальней.

– Заеду за тобой в субботу?

– Ладно, заезжай.

Завязался разговор, и они проболтали о том, о сём почти до самого рассвета.

Когда Захар вошёл в избу, мать уже возилась у печи, укладывая с помощью ухвата внутрь дрова.

– Явилси полуношник. Иде ш ты пропадал стольки? – она оперлась на ухват и приготовилась слушать.

– На репетиции в драмкружке до позна задержался, а потом Ленку Щербакову до хутора провожал. Она боялась одна идти ночью через лес.

– Гляди – ка, провожал, – удивилась Ульяна, – Совсем уж вырос. Ложись, поспи. Отцу скажу, шо б рано не будил.

В избе было прохладно. Захар с головой укутался пуховым одеялом из лоскутов, но, сколько ни пытался, не мог уснуть. Услышав приглушённые разговоры, поднялся с постели и сел завтракать вместе со всеми.

Ульяна поставила на стол большую сковороду яичницы с салом и крынку молока, предварительно размешав его, переливая несколько раз из крынки в кружку и наоборот.

– Какую работу, батя, ты наметил на сегодня? – задал вопрос Григорий, одновременно пытаясь выудить из сковороды деревянной ложкой кусочек жареного сала.

– Хватить болтать, кода жуёшь! – Ульяна стукнула по столу ложкой, – Подависься!

– Работа, Греня самая простая, но грязная. Будем навоз разбрасывать, что осенью в поле вывезли и не успели до снега весь раскидать. Эта работа очень важна хоть и плохо пахнить, без неё…