Испытание. По зову сердца
Шрифт:
Немного успокоившись, Нюра сообщила Вере, что полком командует по-прежнему Кулешов. Рыжов назначен комиссаром бомбардировочного полка, Валя Борщова и Тамара Каначадзе учатся на летчиков-истребителей. Вере было приятно слышать обо всех этих людях, с которыми прошло суровое боевое время, но ее интересовало и другое. И она спросила:
— А как Костя? Что о нем слышно?
— Костя уже летает истребителем на «Миге». На днях их полк перебазировался в район Шаховской. Сегодня утром, — Нюра понизила голос до шепота, — наш фронт вместе с Калининским перешел в наступление на ржевско-сычевском направлении. Сегодня в полдень туда на КП командующего фронтом к генералу Жукову летала Гаша Сергеева. Ты помнишь, какая она была нюня, а теперь такая стала разворотистая, что ты ее не узнаешь. — Она рассказала, что к вечеру наши прорвали первую, вторую и третью позиции фашистов и успешно продвигаются на Погорелое-Городище и Александровну. Полк Кости весь день летал через наш аэродром. «Теперь он, наверное, спит, чтобы завтра чуть свет опять лететь, — подумала Вера. — А вдруг не вернется?..»
Нюра как бы прочитала мысли Веры:
— С Костей все в порядке. Когда я улетала, их полк уже вернулся.
— Да? — непроизвольно вырвалось у Веры.
В самолет Нюры посадили гауптмана Вегерта, а в другой — ефрейтора Гудера. Вера второпях засунула за пазуху Нюре письма.
Пленных крепко-накрепко привязали к сиденьям.
— Фатерланд капут! Гитлер, ауфвидерзейн! Гут морген, русс! — кричали гитлеровцам партизаны.
Самолеты один за другим вырулили на старт, взлетели и растаяли в ночной синеве.
Потухли костры, но никому не хотелось уходить с этой поляны, где только что летчицы протянули руки тепла и надежды с Большой земли. Кто-то скомандовал:
— Семен, Кузьма, Петро! Взять мешки с почтой! А ты, Степичев, сделай, чтобы ни одного пятнышка от костров не осталось.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
У шалаша девушек ждала Устинья, держа на руках спящую Наташку Хватову.
— Дорогие мои, меня приняли в партию... — начала дрогнувшим голосом Устинья. — А Наташку решили отправить к кому-нибудь подальше от фронта. А к кому? В чужие руки?.. У меня аж сердце защемило, и я подумала: вы ведь едете в глухомань, будете жить в деревне. Михаил Макарович сказал, что там есть свой человек, такая же одинокая женщина, как и я... Фронт будет далече, вот ей-то и сподручнее принять сиротку...
Вера чувствовала, как тяжело Устинье говорить. Аня взяла у Устиньи Наташку... В темноте послышались всхлипывания:
— Дорогие мои девоньки, как мне тяжко с вами расставаться, — склонила она голову к плечу Веры. — Родными дочками стали вы мне.
— Тетя Стеша, — Лида прильнула к Устинье, — я буду вам родной и так же буду вас любить и оберегать...
Улеглись, когда серпастый месяц уже был в зените. Намаявшись за этот беспокойный день, вскоре все заснули. Вера впервые спала рядом с маленьким существом, которое, прижимаясь носиком к ее груди и шепча спросонья «ма», не раз ее будило. Не спала лишь Аня: она волновалась за Василия, думая, как это он будет без нее?.. Заложив руки за голову, она долго смотрела в темноту леса. Потом встала и пошла в сторону землянок, где, как ей казалось, так же, как и она, не спал Василий. Василия в шалаше не оказалось, он был в это время в землянке у Михаила Макаровича, который наставлял его, как дальше держать о ним связь.
Заметив часового, Аня дальше не пошла, а, прислонившись к шершавой коре березы, замерла в ожидании. Время тянулось томительно долго, усталые ноги деревенели, и Аня опустилась у подножья дерева. Вскоре послышалось похрустывание валежника. Она встала и, накинув на плечи сползшую кацавейку, пошла навстречу шагам.
— Маша!
— Клим?
— Я, — Василий взял Аню за руку и повел ее по тропинке. — Милая моя, любушка ты дорогая. Как тяжело мне будет без тебя...
В чащобе, которая и днем скрывала все живое, Василий остановился, бросил Анину кацавейку на землю, опустился на нее, потянул за собой и Аню.
— Климушка, — ей нравилось это имя, — дорогой мой, как я люблю тебя. И там, вдалеке от тебя, всей душой и мыслями буду с тобой...
Незаметно подкралось время Василию уходить, но им никак не хотелось расставаться.
— Климушка, дорогой. Иди, — сказала Аня. И не отпуская его, рванула на блузке пуговицу — выхватила ее с «мясом» и протянула Василию.
— Ты это чего? — удивленно спросил Василий.
— На память... Чтобы не забыл.
— Чтобы не забыл? — тепло улыбнувшись, повторил Василий. — Эх ты! Да разве можно тебя забыть? Нет! Мы, Анюта, соединены навечно. — Василий обнял ее, и так, прижавшись друг к другу, они пошагали стежкой дремлющего леса. Расстались около берез-сестер.
Здесь Аня стояла до тех пор, пока совсем не стихло похрустывание валежника. Потом вернулась на то место, где они сидели недавно, и опустилась на землю. Здесь на рассвете и нашла ее Лида.
— Маша! Побежали! — Она показала в сторону шалашей и схватила Аню за руку. У шалашей Лида показала на крону старой березы и, долго не раздумывая, подпрыгнула, цепко ухватилась за сук, подтянулась и, взобравшись на него, протянула руку Ане. Аня, подобно Лиде, подскочила и мигом оказалась рядом с ней. Они залезли на самую верхушку дерева и, усевшись поудобней, стали рассматривать, что делается на болоте и за ним.
Над болотом, которому не было ни конца ни края, висела тишина.
Но там, далеко-далеко, где лес, сливаясь с небом, тонул в синеватой дымке утра, вдруг заклубились черные шапки взрывов, закрывая собою горизонт, а через несколько секунд докатился глухой гул канонады, встревоживший аистов.
— Видишь? — Аня, радуясь, что в этом грохоте есть и их доля ратного подвига, задорно смотрела на Лиду.
— Вижу!
— Здорово?
— Здорово!
— Девчата! — окликнула их внезапно появившаяся Вера. — Сейчас же слезайте!
— Тсс, — Аня приложила палец к губам и показала рукой туда, откуда доносился грохот канонады.
Вера прислушалась, и ее лицо засияло радостью.
Девушки спустились с березы и наперегонки побежали за Верой. Как только Аня выбежала на заветную стежку, так сразу же в ее памяти воскресла прошедшая ночь, и ее неудержимо потянуло к Василию.
«Почему? Почему я не могу быть с ним?..» Это «почему» полностью овладело ее сознанием, разумом и волей. И Аня вопреки всему, что говорила Вера, решила пойти к Михаилу Макаровичу и доказать ему, что ей в поселке ничто не угрожает и что она будет полезнее, чем Лида.
Вера нагнала ее уже в чащобе.
— Ты это куда?
— Никуда, — дерзко ответила Аня.
— А все же?
— Отстань. И без тебя тошно.
— Тошно? — строго глядела на нее Вера. — А ну-ка сядь! — Она усадила Аню на ствол срубленной сосны и сама села рядом. — Тоскуешь?
— Хочу остаться здесь, с ним...
Вера всем сердцем понимала состояние подруги и насколько могла душевно ответила:
— Это, милая моя Анечка, невозможно...
— Почему? — готовая расплакаться, перебила ее Аня. — Почему? Ведь мы все знаем — и работу, и врага, и его части, наших людей... и предателей. Наконец, мы любим друг друга и жить друг без друга не можем. Случись с ним что-то страшное, я и дня не проживу. Понимаешь? Не проживу...