Испытание. По зову сердца
Шрифт:
— Это, товарищ офицер, мое дело!
— Я приехал к вам по поводу вашего сына...
— Какого? Их у нас шесть.
— Василия.
— Василия? Что-нибудь натворил?
— Хуже, Назар Иванович... Он вот уже неделя, как просрочил отпуск.
— Неделю?! — прохрипел Назар. — В такое время? Подлец! — и он сильно потер пятерней бороду, дохнув всей грудью. — Скажите товарищу военкому, что завтра же я его, подлеца, к вам доставлю.
Проводив офицера, Назар прогремел у порога:
— Ну, Василь, берегись!
В этих суровых словах Пелагея Гавриловна чувствовала грозный приговор отца и, шатаясь, словно после тяжелой болезни, пошагала в горницу.
За ней — Марфа.
Женщины долго сидели не шелохнувшись, тревожно посматривая друг на друга. Наконец Пелагея Гавриловна решилась и подошла к Назару:
— Отец, давай ужинать...
— Мать! Не береди душу. Иди спать! — Назар по-стариковски поднялся и прохрипел: — Позор! На всю жисть позор! — Он пошел к пологу, рванул его и сел на кровать. Марфуша подскочила, хотела помочь ему снять валенки.
— Не надо. Сам. Туши лампу!
Марфа убавила свет и дунула в стекло.
Назар почти всю ночь не спал и ворочался на скрипучей кровати, нагоняя страх на женщин. Марфуша, успокаивая свекровь, тоже не спала, переживала за непутевого мужа.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Утром Назар, позавтракав, сел у окна и хмуро смотрел в полузамерзшие стекла. Но ничего не могло отвлечь его от тяжких дум. Даже ребята, скатившиеся с горы на санках и сбившие с ног тетку Феклу, которая по-женски, левшой бросая в них мерзлыми комьями снега, загнала их за изгородь, не вызвали на его лице улыбки. И очнулся, лишь когда за окном зазвучал знакомый бубенчик. Вскоре он замолк у дома, и по ступенькам застучали торопливые шаги.
Пелагея Гавриловна рванулась к двери.
— Мать! — крикнул Назар. — Назад.
Пелагея Гавриловна и Марфуша так и застыли на месте, ожидая грозы.
— Отец! — радостно распростер руки Василий, но, не сделав и двух шагов, остановился у двери: отец был мрачнее тучи, а за спиной петлей болтались вожжи. Не успел Василий защититься рукой, как эта петля больно обожгла ухо и распласталась вдоль спины. Василий рванулся к порогу, но отец уже был у двери и снова что есть силы хлестанул вожжами.
— Подлец! Дезертир! Мерзавец!.. — хлеща где попало, хрипел Назар, и если бы не полушубок, то, наверняка, покалечил бы Василия.
— Назар! Изверг! Сын ведь. Опомнись!
— Пелагея-я. Ступайте прочь!.. — размахнулся Назар и отшвырнул ее к кровати. Василий схватил стул.
— Ты что? Против отца руку поднимаешь?! — Назар выхватил стул и швырнул его с такой силой, что тот разлетелся в щепки. — Становись, подлец, на колени!
Пелагея Гавриловна из-за спины Назара махала сыну рукой, кивала головой и моргала глазами, как бы говоря: «Становись, сынок. Послушайся отца».
Василий понял мать и, как бывало в прошлом, опустился перед отцом на колени.
— Сейчас же, немедля, на этих же санях в военкомат!..
Но тут распахнулась дверь, и вошли Илья Семенович, Нина Николаевна.
Веселые ребята рванулись прямо в горницу, но, увидев странную картину, опешили.
— Дедушка! — бросилась назад Лидушка и, испуганно потянув в рот руку, заплакала: — Дядя Назар!
Илья Семенович еще в сенях догадался, что в доме что-то происходит неладное, и, не раздеваясь, прошел прямо во вторую половину, на ходу передав шубу Марфуше.
— Назар Иванович! Что это ты, дорогой?
— Прости, Илья Семенович. — Швырнул Назар вожжи к грубке и, застегивая жилетку, резанул взглядом сына: — Благодари гостей, а то... — погрозил он кулаком. И, как бы оправдываясь, обратился к гостю: — Дезертир, Илья Семенович. Ведь шесть сынов. Пять славно дерутся на фронте, а этот, — Назар зло посмотрел на Василия, — преступник. Позор на нашу семью навлек. — Вдруг он обернулся к сыну: — Илья Семенович старый большевик. В наших краях в ссылке был. Он, как Илья Муромец, за нашу власть с контрой сражался. Нас, дураков, уму-разуму учил, понятие нам дал, за что мы должны бороться...
Эти слова отца хлестнули Василия больнее вожжей. Ему хотелось крикнуть: «Отец! Довольно! Прости!» А Назар, грозно глядя сыну в глаза, продолжал: — Ради счастья народа, Родины на все они шли и себя не жалели.
— Все! Назар Иванович, все! — остановил его Илья Семенович. — Он все понял и выполнит твою волю.
Тут Василий схватил руки этого замечательного человека:
— Товарищ! Илья Семенович! Прости меня. Папаня, дорогой мой, прости меня, дурака. Не изгоняй меня из своего сердца. Маменька! Марфуша, простите!.. Я сейчас же уеду.
Искренность Василия и признание им своей вины размягчили сердце Назара. Назар сделал несколько шагов навстречу Василию, схватил его за плечи и по-отечески обнял.
— Разве я тебе, Василий, плохого желаю! А? Только хорошего. Хотя ты и военный, и уже старший лейтенант, как бы сказать — самостоятельный, но я отец и в ответе за тебя. Ну, поезжай к райвоенкому. И прямо ему скажи: «Виноват! Завтра, мол, уезжаю!» Иди!
Василий поклонился всем, нахлобучил ушанку и шагнул к двери, но его остановила Марфуша:
— Вася, погоди, я с тобой.
Она быстро сунула ноги в валенки, надела шубу и платок и ушла вместе с Василием.
— Вот оно как получается, — печально покачал головой Назар. — Дружки у него там не нашей породы — дрянь. А ведь в жисти бывает так — с кем поведешься, от того и наберешься... Ну, горевать довольно. — И Назар крикнул: — Пелагея Гавриловна! Где ты? Сажай гостей за стол.
— Милости просим, — пригласила хозяйка к столу, неся громадную миску с парящими пельменями.
Назар налил всем по чарке.