Испытание. По зову сердца
Шрифт:
— Какое спокойствие? Тут от своего снаряда голову сложить можно.
Почувствовав недовольный вздох полковник, более спокойно спросил:
— Куда?
— Вдоль реки Перетути — на Великое Село, на гору Святую, а там посмотрим. — И он, к удивлению Польщикова, открыл дверцу с другой стороны. — Садись на мое место.
Яков Иванович сел за руль и повел машину на север. Перед рассветом, не без страха, они проскочили Брестскую автомагистраль, где справа метались немецкие танки и мотопехота, застопоренные дивизией генерала Николая Ивановича Орлова.
На заре миновали Святую гору, и здесь Железнов, повернув «эмку» в сторону Минска, передал руль Польщикову. Слева, со стороны Ратомки, доносился далекий гром: там сражались части прибывшей накануне дивизии полковника С.И.Иовлева.
В Минск Яков Иванович въехал рано утром 27 июня. Обезлюдевший город был затянут дымом. Здание штаба округа снаружи казалось целым, только в окнах были выбиты стекла. Остановив машину у центрального входа, Железнов побежал вверх по широкой, заваленной штукатуркой лестнице. Здесь гуляли сквозняки. На втором этаже то и дело хлопали большие, израненные осколками двери. Голубое небо глядело сквозь огромную дыру в потолке зала заседании. Штукатуркой и обломками досок завалило ряды стульев. Яков Иванович прошел в оперативное управление, по пути заглянул в другие кабинеты — нигде ни души.
У выхода Польщиков встретил его беспокойным взглядом. Он как бы говорил: «Уйдемте скорее из этого ада!»
Вокруг штаба догорали здания. Где-то рядом разорвалась авиабомба, хотя, казалось, в городе уже нечего разрушать. Со стороны станции тянуло гарью и смрадом. Только громадное здание Дома правительства против штаба стояло нетронутым среди пожарища и, словно заколдованное, поблескивало стеклами больших окон.
— Поехали к коменданту города! — сказал Железнов.
Польщиков свернул на Советскую, главную улицу Минска. Но проехать не удалось: развалины домов загромождали дорогу. Польщиков повернул назад. Пробиваясь сквозь дым, минуя горящие кварталы, они наконец выбрались на улицу Кирова. Здание Дворца пионеров стояло мертвое, с провалившейся крышей, с черными дырами окон.
— Поворачивай к площади Свободы, — велел Яков Иванович.
Польщиков повернул налево. Справа дымилось сгоревшее здание ЦК партии; мертвым казался и Дом Красной Армии. Половина дома сгорела, и крыша обвалилась. Центр города разрушен. Безмолвие нарушали лишь скрежет и лязганье рваных, скрюченных от огня, раскачиваемых ветром кусков железа.
Коменданта города подполковника Багреева застали во дворе. Сиплым голосом он что-то кричал шоферу машины, кузов которой был до отказа набит людьми. На высокого подполковника страшно было смотреть: лицо его обострилось, и он еле передвигал ноги.
— Штаб округа — теперь это штаб Западного фронта — вчера ночью был в Уручье, — снял фуражку и, обтирая бритую голову, сообщил комендант. — Где он сейчас, право, не знаю. Вот тут эа городом, — он показал в сторону Московского шоссе, — дерется сотая дивизия. Может быть, там известно, где находится штаб фронта.
Подавая на прощание коменданту руку, Яков Иванович спросил:
— А вы когда уходите?
— Мы отойдем только в том случае, если гитлеровцы войдут в город.
— А противник далеко?
— Нет, недалеко: обходит Минск, — Багреев кивнул в сторону севера. — Идут бои за Острошицкий Городок, сегодня заняли Ратомку. Говорили, будто бы подходят к Плещеницам.
При выезде из Минска «юнкерсы» заставили Железнова свернуть с шоссе в лес, под деревья, к «ЗИСам», загруженным ящиками. На последнем из них, к удивлению Якова Ивановича, поблескивали пустые бутылки.
Польщиков, увидев на машинах массивные ящики, испуганно нажал на педаль газа. «Эмка» рванула по лесной дороге.
— Что с тобой? Стой! — остановил Железнов машину как раз около военных, прятавшихся за вековыми соснами.
— В «ЗИСах», товарищ полковник, снаряды. Ахнет бомба, и наших кусков не соберешь, — отпарировал Польщиков. Яков Иванович вышел из машины и спросил подошедшего старшину:
— Это зачем? — кивнул он на «ЗИС» с бутылками.
— А это самое главное наше оружие, — с достоинством ответил старшина. — Мы ими уже около сотни фашистских танков порешили.
— Бутылками? — удивился Железнов.
— Так точно. — Старшина взял бутылку и, вертя ее в руках, продолжал: — Мы их заполняем бензином, затыкаем паклей или просто лоскутком тряпки и раздаем пехоте. И вот, когда на окоп идет танк, боец берет эту «бомбу», поджигает паклю и швыряет. Бутылка о бронь разбивается, и танк горит. Это сам генерал Руссиянов придумал.
— Молодцы! — похвалил Яков Иванович. — А почему ж не артиллерия?
— Артиллерии нет. Если была бы, — горестно вздохнул старшина. — В первый день мы ее отдали под Дзержинск и Заславль только что прибывшим дивизиям. Их полки сразу же с эшелонов пошли в бой. Вот какие дела...
Выехали за город и, придерживаясь полевого телефонного провода, повисшего на тонких желтых шестах, легко нашли в лесу штаб сотой дивизии, где из старших начальников Железнов застал только начштадива* полковника Груздева.
______________
* Начальник штаба дивизии.
Не отрывая телефонной трубки от уха, Груздев протянул Железнову руку и глазами предложил ему сесть на складную табуреточку, стоявшую у стола. На разложенной карте, уже изрядно испещренной синими и красными скобками и кружочками, ползали яркие солнечные пятна.
— Страшно устал, товарищ Железнов. Третьи сутки без сна... Хотя бы часик вздремнуть. Но, видимо, и сегодня не удастся: наступаем.
— Успешно?
— В центре и на левом фланге — успешно. Здесь мы уже ведем бои за Вячу и Лусково. А вот у Острошицкого Городка дело идет туго. Полк подполковника Якимовича и 603-й полк 161-й дивизии почти кругом обхватили городок, бьются у его околиц, а взять никак не могут. Советую вам поехать через Боровляны и Скураты.
В кустах загудел зуммер, и оттуда донеслось: «Товарищ полковник, вас «первый» к телефону».
— Да, — протянул на прощание руку Груздев, — штаб фронта перебазировался в Могилев, — и взял трубку.