Испытания госпожи Трейт
Шрифт:
Обаяние, которое излучал Энтони Уолтер было до невозможности магнетическим. Не удивительно, что такой человек сумел достичь подобных высот — с такой-то харизмой и умением добиваться своего.
Но, к счастью, помимо сердца — бестолковой мышцы — у меня имелись еще и мозги.
И мозги однозначно утверждали, что, во-первых, такой — не женится. А во-вторых, у меня в принципе есть дела поважнее.
И, кстати, о них…
Нам как раз подали десерт, который я, между прочим, не заказывала, так что в принципе можно благополучно «включать
Сковырнув малину со своего пирожного, расположенного на огромной тарелке с карамельной росписью, я отправила ее в рот, а затем, вздохнув, воскресила в памяти незабвенный образ подруги и поинтересовалась, бросив на Уолтера томный взгляд из-под ресниц:
— Скажите… Энтони. Могу я задать вам один очень личный вопрос?
— Конечно, Оливия, — тонкие мужские губы тронула усмешка.
Я отложила ложку, сцепила пальцы в замок под подбородком и поинтересовалась уже куда менее томно:
— Вы бумаги смотреть собираетесь?
Серые глаза напротив прищурились и сверкнули, как стальное лезвие.
— Мне кажется, вы какое-то странное значение вкладывается в словосочетание «личный вопрос».
— А вы увиливаете от ответа.
Уолтер демонстративно посмотрел на часы.
— Вы знаете, Оливия, я совсем потерял счет времени. К сожалению, у меня на носу важная встреча. Давайте мы с вами встретимся, скажем, завтра? За ужином? После ужина я, как правило, уже никуда не тороплюсь.
— Нет, — категорично отрезала я.
— Нет? — насмешливо переспросил промышленник.
Я набрала в грудь воздуха — а, была не была! — и выпалила:
— Я не буду с вами ужинать без договора.
— Договора?..
— По которому вы дадите мне разрешение проводить замеры магического фона на территории вашего завода «Ястреб», а также, хорошо бы и некоторых сопутствующих производств в других частях страны. И использовать эти замеры в моей научной деятельности.
— Позвольте напомнить, госпожа Трейт, раз уж вы все же завели речь о делах и договорах, то подобные соглашения предполагают взаимные обязательства. Что же имеете мне предложить вы? Помимо спасения от гипотетической опасности, которая может нагрянуть, а может и нет, через двадцать лет?
В серых глазах плясали черти.
О, я знаю, что тебе нужно Энтони Уолтер. Я не совсем понимаю, почему тебе это нужно именно от меня, ибо вряд ли у мужчины твоего положения имеется недостаток в «услугах» подобного рода. Ну да у богатых свои причуды.
Только уж простите, господин Уолтер, у меня на мою девственность другие планы!
Стараясь не сильно краснеть, потому что, как ни крути, а подобные разговоры были совершенно не моей областью компетенций, я произнесла:
— Если вы дадите мне разрешение, я в свою очередь, разрешу вам за мной ухаживать.
Энтони
Что-о-о-о?
Она разрешит мне за ней
Она. Разрешит. Разрешит!..
Мне. Мне!!!
Ухаживать.
У-ха-жи-вать.
То есть нет, я не ослышался. Разрешит виться вокруг нее докучливым воздыхателем и нести на этот алтарь дары без надежды на благосклонность богини.
Нет, стоило признать самому себе — подобного я от этой девицы точно не ожидал. Да, была запланирована осадная деятельность, потому что эта крепость однозначно не пала бы от первого же залпа в виде дорогого ресторана. Но ей нужен мой завод — мне нужно затащить ее в постель, результат этой игры для меня был абсолютно очевиден.
Оливия смотрела на меня одновременно с вызовом и смущением. Кажется, она сама не до конца верила в то, что выдвинула подобные условия.
Во мне кипело возмущение.
Да за кого она себя принимает?!
— Боюсь, госпожа Трейт, что ваше предложение мне неинтересно, — холодно произнес я, и Оливия вспыхнула и нервно облизнула губы.
Красивые, розовые, нижняя слегка припухлая. Она очаровательно прикусывала ее, когда смущалась, и я бы тоже не против был… прикусить.
Она заправила за ухо выбившуюся прядку волос и произнесла таким же холодным тоном:
— В таком случае, не смею больше навязывать вам свое общество. Мои аргументы исчерпаны. Если передумаете, вы знаете, как меня найти.
Оливия была куда привлекательнее, когда забывала о том, что она ученый, на чьих плечах лежит тяжесть ответственности за человеческие судьбы, увлекалась и становилась просто очаровательной женщиной. Хотя… была особенная прелесть в том, как она, вспоминая о долге, поджимала эту самую нижнюю губу, словно пыталась призвать ее к порядку и заставить прекратить выдавать увлеченную и чувственную натуру, прячущуюся внутри сухаря.
Госпожа Трейт наклонилась, подняла с пола свой портфель, которым при желании, пожалуй, можно было бы кого-нибудь убить. Я, не глядя, бросил на стол банкноты и тоже поднялся.
Внутри побулькивало раздражение. Недостаточно для того, чтобы всерьез разозлиться, но достаточно, чтобы испортить настроение. Никто не любит, когда встреча идет не так, как было запланировано. Я — особенно не люблю. Жизнь как-то не научила меня проигрывать — в том смысле, чтобы спокойно принять поражение и переключиться на другой «объект». Обычно проигрыш только раззадоривал и в результате я все равно добивался своего.
Вот только снисходительное «разрешение» отбивало все желание продолжать эту осаду.
Я молча шел следом за решительно направившейся к выходу девицей, разглядывая линию шеи, которую щекотали пушистые завитки карамельного цвета, когда Оливия вдруг застыла так резко, что я едва на нее не налетел.
— Что-то забыли? — раздраженно уточнил я.
— Это Карл Лоуренс, — почти прошептала госпожа Трейт, уставившись на джентльмена, сидящего в паре столиков от нас. — Это же Карл Лоуренс! Точно он!