Исс и Старая Земля

Вэнс Джек Холбрук

Левон задумчиво свел черные брови.

– Вы переплатили по ошибке полсола?

– Хуже, и как только я вспомню об этом, меня начинает трясти.

– Еще хуже. Но давайте зайдем, а то народ все прибывает. Вы все расскажете мне за кружкой пива, хорошо?

Левон толкнул высокую узкую дверь, украшенную арабесками кованого железа, и они вошли в небольшой зал, уставленный тяжелыми деревянными столами, скамейками и табуретками. Зал освещали тусклые языки факелов, прикрепленных к стенам по шесть с каждой стороны. Огонь давал мягкий оранжевый свет, и Уэйнесс удивилась только тому, как это заведение еще не сгорело.

–

Покупайте билет у кассира, вон там, потом подойдите к факелу и посмотрите картинку – давал наставления Задурый. – Если увидите что-нибудь забавное, опустите билетик в нужную прорезь и вылезет поднос, соответствующий цене билета. Все это очень просто, и можно пообедать весьма разнообразно, от свиной ноги в капустном соусе и селедки до скромного хлеба с сыром.

– Но я хочу попробовать капустные шарики!

– В таком случае ступайте за мной, и я покажу вам, как это сделать.

Вскоре оба поставили на стол поднос с шариками, кашей и пивом.

– Еще слишком рано, – недовольно проворчал Левон. – Никого из наших еще нет и придется есть в одиночестве. Такое ощущение, будто мы украли.

– Я себя так не чувствую, – запротестовала Уэйнесс. – Вы, что, боитесь одиночества?

– Разумеется, нет. Я часто сижу один! Кроме того, я принадлежу к группе, которая называется «Бегущие волки» – каждый год мы устраиваем бега по степи и забегаем в такие места, где нас никто не ждет. На закате мы ужинаем жареным на кострах хлебом и мясом, а потом спим прямо на сырой земле. Засыпая, я всегда смотрю на звезды и думаю о том, что там происходит в иных мирах.

– А почему бы вам не увидеть это однажды собственными глазами? – предложила Уэйнесс. – Вместо того чтобы каждый вечер сидеть здесь, у Лены?

– Каждый вечер я здесь не сижу, – важно ответил Левон. – Я сижу то в «Спазме», то в «Мопо», а порой и во «Вьюнке». Но в любом случае, зачем оправляться еще куда-то, если и так находишься в самом сердце цивилизации?

– Может быть, и так, – согласилась Уэйнесс и принялась за капустные шарики, оказавшиеся вполне приличной едой. Потом она выпила и пинту пива. Начали толпой прибывать завсегдатаи. Некоторые были приятелями Левона и немедленно садились к ним за столик. Уэйнесс представили столько народу, что она даже перестала пытаться запомнить их фамилии. В памяти остались только Федор, который гипнотизировал птиц, сестры Евфросинья и Евдоксия, Большой Уф и Маленький Уф, Гортензия, лившая колокола, Догляд говоривший исключительно об «имманентном» и Мария, сексуальный терапевт, у которой, как утверждал Левон, всегда имелось наготове немало пикантных и развлекательных историй.

– Если у вас есть проблемы с этим, то я попрошу ее сесть рядом, и вы спросите, что хотите.

– Не сейчас, – улыбнулась Уэйнесс. – То, чего я не знаю, есть то, чего я знать не хочу.

– Хм. Вижу, вижу…

Бистро наполнилось до отказу, все столики быстро заполнились людьми.

– Я все слушаю и слушаю, однако, пока никаких разговоров не слышу, если не считать того, что люди говорят о еде, – шепнула Уэйнесс Левону.

– Еще слишком рано. Со временем разговоров будет более чем достаточно. – Он ткнул Уэйнесс локтем. – Например, посмотрите-ка на Алексея, что стоит вон там, неподалеку.

Уэйнесс повернула голову и увидела тучного молодого человека с круглым лицом,

соломенными волосами, обрезанными в кружок и почему-то узкой бородкой клинышком.

– Алексей – уникум, – пояснил Левон. – Живет только поэзией, и мыслит в стихах, и грезит в стихах, и сейчас наверняка будет читать стихи. Но вы его не поймете, поскольку поэзия, по его словам, дело настолько интимное, что он употребляет звучания, понятные лишь ему одному.

– Я это уже поняла. Я слышала минутку назад, как он говорит, и не разобрала ни слова.

– Разумеется, вы и не могли ничего разобрать. Алексей создал новый язык из ста двенадцати тысяч слов, поддерживаемых изысканным синтаксисом. Этот язык гибок и чувствителен, прекрасно приспособлен для выражения метафор и аллюзий. Очень жаль, что никто не может разделить радость Алеши, но он все равно отказывается перевести хотя бы один звук в слово.

– Но, возможно, это и к лучшему, а вдруг стихи окажутся плохими? – предположила Уэйнесс.

– Может и так. Его обвиняют и в нарциссизме, и в бахвальстве, но он никогда не обижается. Он настоящий артист, который без ума от рифм, и чье самоуважение покоится исключительно не на лести. Алексей видит себя одиноким творцом, равнодушным и к цензуре и к критике.

– Сейчас он играет на концертине, – изогнула шею Уэйнесс. – И, кажется, танцует джигу в одно и тоже время. Это как надо понимать?

– Так, что у него такое настроение, он в ударе. Но само по себе все это ничего не значит. – Левон перегнулся через стол. – Эй, Ликсман! Где тебя носило?

– Я только что из Суздаля, и, надо сказать, рад, что вернулся.

– О чем разговор! В Суздале в интеллектуальном отношении полный штиль.

– Воистину. У них единственное приличное место – это бистро «Янинка», где мне довелось испытать дивное приключение.

– Так расскажи нам о нем, но сначала кружку пива, а?

– Разумеется.

– Может быть, Уэйнесс проставит нам бутылку?

– Не думаю.

Левон шутливо простонал.

– Придется снова раскошеливаться – может ты проставишься, Ликсман.

– Кажется, выпить предложил ты.

– Увы, да. Так расскажи нам просто о Суздале.

– В этом бистро я познакомился с женщиной, которая сказала мне, что я, оказывается, всюду сопровождаем духом моей бабушки, которая все время хлопочет и печется обо мне. Я в это время играл в кости и тут же решил испытать, правду ли она говорит. Я сразу же попросил: «Хорошо, бабушка, скажи, как мне выиграть эту партию?» И она посоветовала мне поставить на дубль-три. Я тут же поставил на дубль-три и сорвал и весь банк. Тогда я обернулся, чтобы спросить у бабуси еще чего-нибудь, но старая дама вдруг исчезла. Теперь я ужасно нервничаю и не рискую более делать ничего, чего не одобрила бы моя милая старушка.

– Дело странное, – заметил Левон. – Что бы вы посоветовали в такой ситуации, Уэйнесс?

– Я думаю, что если ваша бабушка обладает чувством такта, то она позволит вам время от времени иметь несколько часов приватной жизни, особенно если вы будете обращаться с ней вежливо.

– Лучше и не придумаешь!

– Отлично! Я непременно обдумаю ваш совет, – и Ликсман, понурившись ушел в другой угол.

– Левон поднялся.

– Кажется, мне все-таки придется самому покупать пиво. А вы, Уэйнесс, кружка ваша пуста.