Исследователи Гора
Шрифт:
— Пора спать, — сказал я.
— Но я хочу одеться! Пожалуйста, господин!
— Пора спать, — повторил я. — Ложись. Она легла на бок и всхлипнула.
— Я не могу умолять тебя… Я земная женщина.
— Элис — тоже земная женщина.
— Она — рабыня, — с отвращением выговорила дикарка.
— А ты?
— И я, — горько вздохнула она. — Я тоже рабыня.
— Одежду надо заслужить.
— Я не могу!
— Тогда спи. Завтра будет долгий и трудный день.
— Господин, — прошептала девушка.
— Что?
— Сегодня вечером… это был урок?
—
— Ты показал, что господин волен сурово наказать рабыню без всякой на то причины.
— Верно.
— Но разве ты по-своему не добр к рабыням, пусть даже ты жестоко обращаешься с ними? — спросила она.
— Хочешь отведать плетки?
— Нет, господин.
— Не много проку будет мужчинам от такой рабыни, как ты, — сказал я, — если тебя, по твоей глупости, придется живьем бросить слину или тарлариону.
— Я поняла. — Она горько вздохнула. — Ты не добр.
— Ни капли, — усмехнулся я.
— Ты учишь скотину знать свое место.
— Правильно, — улыбнулся я.
На мгновение во мне всколыхнулась нежность, но я подавил минутную слабость. Одновременно мне захотелось схватить девчонку за тоненькие лодыжки, перевернуть на живот, раздвинуть ноги и грубо изнасиловать прямо в грязи. Но я не сделал и этого.
Девушка приподнялась на локте и посмотрела на меня.
— А чего мужчины хотят от рабынь?
— Всего, — ответил я.
Она с тоской опустилась на землю.
— Господин?
— Что?
— Любой мужчина в любой момент может сделать со мной все, что хочет?
— Да, — ответил я.
— И ему не нужно на это никакой причины?
— Абсолютно.
— Неужели мужчины всегда бьют и обижают рабынь без повода?
— Мужчина волен избить тебя, когда пожелает, особенно когда ты проходишь курс рабыни. Разумеется, никто не станет бить рабыню в обычной ситуации. В этом просто нет смысла. Когда рабыня хорошо обучена, с ней можно делать множество других, куда более приятных вещей.
— Если я буду приятна моему господину, он не станет избивать меня, правда?
— Почему же? Станет, если ему того захочется.
— Но если я буду ублажать его полностью, всецело, как жалкая, презренная рабыня, — последние слова она подчеркнула, — вряд ли ему захочется меня бить?
— Нет, конечно, — ответил я. — При этом ты должна понимать: если ты хоть чуточку, хоть на самую малость вызовешь его недовольство, он может наказать тебя любым способом, какой сочтет уместным.
— Я прекрасно это понимаю. Но я постараюсь ублажить моего господина.
— Полностью, всецело, как жалкая, презренная рабыня?
— Да, — сказала она. — Я всеми силами буду стараться доставить удовольствие господину.
— Господам, — поправил я. Она судорожно сглотнула:
— Да… господам.
Она знала, что на Горе у женщины может быть много хозяев.
Я видел, что рабыня, живущая в ней, отчаянно стремится наружу.
— Ну, теперь ты готова заслужить одежду? Блондинка в ужасе отпрянула.
— Я не могу!
— Ну что ж, оставайся голой.
— Хорошо, — с вызовом ответила она.
— У тебя был шанс заслужить одежду, — сказал я. — Ты им не воспользовалась. Возможно, этот шанс был последним. Она со страхом посмотрела на меня.
— Спи, — приказал я.
— Да, господин…
Я сидел у догорающего костра. Через некоторое время Кису сменит меня, и я смогу немного вздремнуть перед рассветом.
Я думал об обитателях реки и тропического леса. Я вспоминал, как на берегу, на торчащих из земли узловатых корнях нежились на солнышке крохотные рыбки — длиной около шести дюймов, с круглыми навыкате глазками и малюсенькими боковыми плавниками, похожими на ласты. У этих рыбешек есть и легкие и жабры. Благодаря этому они во время засухи могут перебираться по суше в другие ручейки и озерца, а также спасаться от речных хищников. Но обычно они не удаляются от воды. Иногда они даже ухитряются загорать на спине дремлющего тарлариона. Когда тарларион погружается в воду, они не соскальзывают с него — только стараются держаться подальше от его пасти. Эта уловка помогает им спасаться от других хищников, в особенности от черного угря, который никогда не приближается к тарлариону. К тому же хитрые рыбешки до отвала наедаются остатками тарларионо-вой добычи. Они даже отгоняют друг друга от тарлариона, оберегая «свою» территорию на спине чудища. Название этих крошечных рыбок — гинты.
Я пошевелил угли в костре и подумал, не дать ли белокурой дикарке еще один шанс. Ладно, махнул я рукой, решу позже.
— Кису, — окликнул я. — Вставай. Твоя смена. Кису зашевелился, и я вытянулся на земле. Я думал о реке, о ее течении и уснул очень быстро.
30. МЫ ПРОДОЛЖАЕМ ИДТИ ВВЕРХ ПО РЕКЕ
— Не дайте каноэ перевернуться! — заорал Кису, перекрикивая грохот воды.
Мы уже две недели шли вверх по Уа и добрались до одного из водопадов. Грести против такого течения было невозможно. Поэтому мы с Кису, белокурая дикарка и Тенде брели по пояс в воде, толкая каноэ перед собой, а Айари и Элис шли по берегу и тянули его на веревках.
— Не спотыкайся, Голая Рабыня! — прикрикнула Тенде на белокурую дикарку.
— Хорошо, госпожа. — Голос блондинки был еле слышен из-за шума воды.
Мы сделали Тенде старшей рабыней. В конце концов, она и прежде была хозяйкой белых девчонок. Мы с Кису велели им беспрекословно подчиняться Тенде, объяснив, что в противном случае они будут нещадно избиты. Тенде мы, в свою очередь, предупредили, что, если она не справится с ролью старшей, ее сменит Элис. После этих слов Тенде старалась изо всех сил, боясь оказаться во власти своей бывшей рабыни.
Тенде и Элис повадились называть белокурую варварку Голой Рабыней. Иначе ее не звал никто — имени мы ей не дали. Прозвище разом выделило ее среди рабынь. Она стала самой презираемой из них и выполняла самую грязную и тяжелую работу. По ночам она плакала, но мы не обращали на это внимания — разве что прикрикивали, веля заткнуться.
— Держите крепче! — крикнул Кису.
Айари и Элис изо всех сил натянули веревки.
Мы налегли на каноэ, ничего не видя из-за слепящих брызг.