Истинная вера
Шрифт:
— Вот! Нашел! — казалось, что радости не было предела, на лбу даже капельки пота выступили от волнения.
Зак быстро вернулся к Амелине и протянул лист пергамента, сложенный вчетверо. Морально он был готов, что девушка сама порвет свидетельство на сотню маленьких кусочков и швырнет ему в лицо.
— Как он мог?! — закончив чтение, прошептала Амелина, смахивая слезы тыльной стороной ладони.
Ее плечи задрожали. Изо всех сил стараясь не расплакаться окончательно, Амелина глубоко и порывисто дышала, кусая губы.
— Лина…
— Как он посмел доверить такой важный документ
Истерика. Самая настоящая истерика. Забыв про оправдания, Зак бросился к Амелине и крепко обнял, осторожно целуя сначала щеки со следами слез, а после, нежно и невесомо, губы.
— Ну не сжег же, — хрипло прошептал он, нежа плачущую в его объятиях девушку, крепко прижимая к себе. — Хотя сейчас мне тоже страшно. Я ведь действительно мог. Боги, каким же легкомысленным кретином я был!
— Ты самый лучший, — сумела выдавить из себя Амелина, прервав всхлипывания. — Самый лучший…
— Очень сомнительно, — улыбнулся Зак, немного отстраняясь. — Довел до слез собственную горячо любимую жену…
Плач Амелины бесконечно огорчал, но то, что она не отталкивала, что приняла его как супруга и даже в мыслях боялась допустить иной исход — вызывало эйфорию. Словно человеческая ипостась отрастила собственные крылья и устремилась в недосягаемую высь. Кажется, это и есть счастье. Зак взял любимую за ладонь, но тут же помрачнел. Несмотря на жар камина, руки Амелины остались ледяными.
— И чуть не заморозил, — добавил он, нахмурившись. — Я сейчас позову слуг. Тебе необходима горячая ванна.
— Слуг? — уже в дверях остановил его взволнованный голос Амелины. — А… зачем нам слуги, Зак?
— Ну… помочь, — он обернулся и, слегка склонив голову набок, бросил удивленный взгляд.
Амелина коротко взглянула на свидетельство в своих руках, на мгновение прикрыла глаза, словно принимала важное решение, а после сделала уверенный шаг вперед.
— Зак, — она вздохнула, суетливо стирая остатки слез. — Утром я была самым несчастным человеком на всем белом свете. Меня предал тот, кому я доверяла. А родители даже не попытались помочь…
— Лина, они не виноваты. Этот Шлонце, у него дар. Я чувствовал…
Зак хотел оправдать новоиспеченную родню, но поднятая вверх рука Амелины заставила его замолчать.
— Потом меня обещали изнасиловать, а затем убить. Потом…
Амелина замолчала. Сделав еще несколько шагов, она положила руки на плечи Заку и привстала на мысочки, оказавшись совсем близко.
— Мне не нужны слуги. Я не вынесу сейчас посторонних рядом…
— Но ванна…
— Если верить этому документу, — рука, все еще сжимающая свидетельство, чуть дрогнула, — я давно уже замужняя дама. И вполне обойдусь помощью собственного мужа! Мне не нужны слуги, Зак! Мне нужен ты!
— Лина… — утробно зарычав, Зак резким движением прижал Амелину к двери и с жадностью впился в губы.
Амелина охнула, но не оттолкнула, будто именно такой реакции и ждала. Она охотно подставляла под поцелуи лицо и шею, порывисто дыша и нежно перебирая пальцами растрепавшиеся волосы мужа. Даже когда, повинуясь инстинктам, рука Зака потянулась к
— Лина, я не смогу остановиться, — прохрипел Зак, внимательно вглядываясь в лицо жены в поисках хоть малейшего сомнения. — Я не хочу давить, но… Не смогу…
— И не надо, — прошептала Амелина в ответ, робко улыбаясь. — Пока наш брак лишь на бумаге, его можно попытаться аннулировать. Не хочу оставлять такого шанса. Никому. Я люблю тебя! Зак, я… я так люблю тебя!
— Ты моя! Люблю тебя!
Зак очень надеялся, что за собственными слезами и всхлипываниями Амелина не заметит влажных капель на его щеках. Драконы, конечно, эмоциональны, но разреветься перед собственной женой в первую брачную ночь было бы слишком. Даже для него.
Лучи солнца, пробираясь сквозь неплотно задернутый полог, путались в ресницах и щекотали нос, вырывая из сладких объятий сна. Утренняя прохлада тоже давала о себе знать. Камин в спальне, не такой большой, как в гостиной, давно уже прогорел и остыл, а по утрам в это время года в горах еще, случалось, и снег выпадал. Амелина поежилась. Тонкого летнего одеяла, которое слуги достали впопыхах, было недостаточно. А может, просто они ориентировались на вкусы своего господина? Вдруг вспомнилось, как Зак, укутывая ее в свой походный мешок, со смехом говорил, что вообще не нуждается в одеялах, мешках, тюфяках и прочих предметах походной роскоши, так как не мерзнет. Может, не врал?
Повернув голову и увидев рядом сладко посапывающего принца, Амелина улыбнулась. Руки сами потянулись к его растрепанным, спутанным за ночь волосам. Муж. Звучало непривычно и как-то неловко, но от осознания и воспоминаний прошедшей ночи улыбка становилась загадочнее, а на щеках проступал румянец, знакомый каждой новобрачной.
Прежде Амелине сложно было представить рядом с собой человека — ну или не совсем человека — способного сделать ее счастливой и, кажется, теперь она начала понимать, почему. Примером идеального брака всегда был брак ее родителей, где душой союза являлась улыбчивая, веселая и очень красивая мать. Она словно солнышко озаряла жизнь всех домочадцев, заботясь о каждом. Она стойко и чистосердечно принимала мужа со всеми его сомнениями, метаниями, строгостью и дурным настроением. Такой же была и Розмари — яркой и солнечной. Амелина же пошла в отца: спокойная, рассудительная и немного замкнутая, предпочитающая больше слушать и размышлять, нежели поддерживать беседу.
И почему-то в гипотетическом браке Амелина всегда представляла себя на месте матери. Таком непонятном и неуютном для нее месте. Наладить быт — задача не сложная, особенно, когда обучен этому с малолетства. Но быть задорной, радостной, открытой всему миру она не умела. И не верила, что захочет научиться. Даже по очень большой любви. Отец и мать, как два осколка одного целого, идеально дополняли друг друга, и счастливый брак, несомненно, должен быть именно таким. Но…
Тогда Амелине не приходило в голову, что меняться вовсе не обязательно, а качествами, которые дополнили бы ее нелюдимую натуру, может обладать будущий супруг.