Историческая библиотека
Шрифт:
49. Македонский царь Архелай[36] с большим войском пошел против жителей Пидны, восставших против него и осадил город. Он получил подкрепления от Ферамена с его флотом. Но осада затянулась, и тот возвратился во Фракию к Фрасибулу, главнокомандующему всем флотом. (2) Тогда Архелай, поведя осаду Пидны более энергично и, взяв город, перенес его от моря более чем на 20 стадиев.
Миндар по окончанию зимы собрал все триеры, которых много прибыло, как с Пелопоннеса, так и от других союзников. Но афинские стратеги в Сесте, узнав о большом размере флота, который собрал противник, сильно встревожились, боясь, что враг, напав всеми силами, захватит их корабли. (3) Поэтому стратеги стянули к себе все корабли, бывшие в Сесте, поплыли вокруг Херсонеса и встали на якоре в Кардии[37]. Оттуда отправили триеры к Фрасибулу и Ферамену во Фракию с призывом прийти на помощь со своим флотом как можно быстрее. Так же они призвали с Лесбоса Алкивиада со всеми имеющимися у него кораблями. И когда весь флот был собран в одном месте, стратеги с большим желанием стали ожидать решающего сражения. (4) Между тем лакедемонский наварх Миндар приплыл в Кизик, высадился там всеми своими силами и осадил город. К нему присоединился Фарнабаз с большой армией, и с его помощью Миндар, осаждавший город, взял его штурмом.
(5) Афинские стратеги, решив плыть в Кизик, вышли в море со всеми своими кораблями и поплыли вокруг Херсонеса. Сначала они прибыли в Элей, а затем собрались вместе, пройдя ночью мимо Абидоса, чтобы враг не узнал о большой численности их кораблей. (6) Когда они пришли в Проконнес[38], то провели там ночь, а на следующий день высадили на берег солдат близ Кизика и приказали Херею, одному из стратегов,
50. Они разделили флот на три части: одною предводительствовал Алкивиад, другою - Ферамен, а третей - Фрасибул. Алкивиад со своей частью уплыл далеко вперед от остальных, желая вызвать лакедемонян на морской бой. В то же время Ферамен и Фрасибул замышляли обойти врага и отрезать уплывшим в море возвращение в город. (2) Миндар, видя только отряд Алкивиада, численностью двадцать кораблей, и не имея сведений о других, отнесся к нему пренебрежительно и смело вышел из города с восьмьюдесятью кораблями. Когда он приблизился к кораблям Алкивиада, афиняне, согласно данному им заранее приказанию, сделали вид, будто они обратились в бегство; это очень обрадовало пелопоннесцев, и они погнались за ними, чувствуя себя победителями. (3) Завлекши противников на значительное расстояние, Алкивиад подал условный сигнал и немедленно все его триеры одновременно повернули на врага, тогда как Ферамен и Фрасибул поплыли против города и отрезали лакедемонянам отступление. (4) Соратники Миндара, увидев многочисленность вражеских судов и, поняв, что они стали жертвой военной хитрости, пришли в ужас. Наконец, когда афиняне стали нападать со всех сторон, и отступление в город пелопоннесцам было отрезано, Миндар был вынужден бежать к берегу и высадился близ так называемых Клеров, где находилось также войско Фарнабаза. (5) Алкивиад, ведя энергичное преследование, часть кораблей потопил, другим нанес повреждения, после чего они были взяты в плен; однако большую часть кораблей Алкивиад застиг стоящими уже на якоре у самого берега. Он набросил на них железные абордажные крючья и пытался таким образом оттащить их от берега. (6) Но когда на помощь лакедемонянам подошла пехота Фарнабаза, началось кровопролитное сражение, причем афиняне, упоенные одержанной победой, проявили больше храбрости, чем здравого смысла, пелопоннесцы же превосходили их численностью, так как им помогало также войско Фарнабаза, которое, сражаясь с суши, имело гораздо более прочную позицию. (7) Видя, что врагам помогает пехота, Фрасибул высадил на сушу остальную часть своих эпибатов, спеша оказать помощь войску Алкивиада; Ферамена он так же понуждал, чтобы тот, соединившись с пехотинцами Херея, прибыл, как можно скорее на поле битвы и сразился на суше.
51. В то время как афиняне были поглощены боем, лакедемонский военачальник Миндар сам продолжал оборонять корабли, которые Алкивиад пытался сорвать с якорей, а спартанца Клеарха с частью пелопоннесцев отправил против войск Фрасибула. Вместе с ним он отправил и наемников Фарнабаза. (2) На первых порах Фрасибулу во главе эпибатов и лучников удавалось мужественно противостоять врагам: многих из их числа он убил, хотя ему и пришлось быть свидетелем смерти не малого числа своих людей. Однако вскоре прибыли наемники Фарнабаза, и им удалось окружить афинян, устремляясь на них со всех сторон огромными массами. Но в это время показался Ферамен во главе собственных пехотинцев и пехотинцев Харея. (3) Измученное и потерявшее всякую надежду на спасение войско Фрасибула, снова воспряло духом, узнав о прибытии такой подмоги. (4) Долгое время продолжалось кровопролитное сражение; первыми обратились в бегство наемники Фарнабаза, затем афиняне последовательно расстраивали ряды неприятелей в смежных частях; наконец, были выбиты с позиции и пелопоннесцы, руководимые Клеархом, которые держались дольше всех остальных и вели продолжительный бой с переменным успехом. (5) Теперь, когда пелопоннесцы были разбиты, войско Ферамена устремилось на помощь отважно сражающемуся отряду Алкивиада. Однако и теперь, когда все военные действия сосредоточились в одном месте, Миндар не потерял присутствие духа вследствие нападения войск Ферамена, но, разделив своих пелопоннесцев на две части, выслал одну из них против наступающих с суши, а сам во главе другой боролся с войском Алкивиада, увещевая каждого из солдат не покрыть позором славы Спарты, тем более, в сухопутном бою. (6) Находясь впереди всех и подвергаясь наибольшей опасности, он сразил в этой героической борьбе за корабли много противников, но, наконец, и сам был убит солдатами Алкивиада, приняв смерть, достойную своего отечества. Когда он упал, то пелопоннесцы и все их союзники сбежались в одно место и, приведенные в ужас, обратились в бегство. (7) Афиняне некоторое время преследовали врагов, но затем, узнав, что Фарнабаз с многочисленной конницей поспешно устремился на них, повернули назад к кораблям, захватили город и поставили два трофея в честь двух одержанных ими побед - трофей в честь победы на море был поставлен на так называемом острове Полидора, а трофей в честь сухопутной победы - на том месте, где враг впервые обратился в бегство. (8) Пелопоннесцы, бывшие в городе и все отступившие из сражения, сбежались в лагерь Фарнабаза. Афинские же стратеги овладели в этой битве всеми кораблями, большим количеством пленных и захватили неисчислимую массу добычи, так как они одновременно победили два таких больших войска.
52. Когда новость о победе достигла Афин, жители, видя неожиданное счастье, которое пришло в город после стольких бедствий, были очень обрадованы успехами. Повсюду приносились жертвы богам и проходили торжества. Одновременно для продолжения войны были выбраны тысяча лучших мужчин в качестве гоплитов и сотня для кавалерии. Кроме этого Алкивиаду отправили в качестве подкрепления 30 триер, чтобы, будучи хозяином моря, он мог безнаказанно опустошать союзные лакедемонянам города. (2) Лакедемоняне со своей стороны, узнав о постигшей их в Кизике катастрофе, отправили в Афины послов с предложением мира, возглавлял эту делегацию Эндий[39]. Когда ему было дано слово, он стал говорить кратко и лаконично, в манере, свойственной лаконцам, и по этой причине я решил воспроизвести его речь. (3) "Мы хотим быть в мире с вами, граждане Афин на тех условиях, что каждая сторона будет владеть городами, которыми обладает сейчас. Выведем гарнизоны с чужих территорий и обменяем военнопленных, одного лакедемонянина за одного афинянина. Ведь мы знаем, что война тягостна нам обоим, но в особенности вам. (4) Это я докажу, приведя очевидные факты, если вы меня выслушаете. Мы обрабатываем всю землю Пелопоннеса, а вы лишь небольшую часть Аттики[40]. Эта война дала лаконцам много союзников, а у афинян, напротив, забрала столько, сколько дала их врагам. Самый богатый царь мира[41] поддерживает нашу армию, а вашу - беднейшее население. (5) Следовательно, наши солдаты, в силу хорошей им платы, будут воевать охотно, а ваши, напротив, оплачивая бремя войны из собственных средств, постараются избежать обременяющих их расходов (6) Далее, когда мы ведем войну на море, то рискуем лишь кораблями, в то время как экипажи ваших кораблей состоят, по большей части, из граждан. И что наиболее важное, даже если мы потерпим поражение на море, то все равно будем доминировать на суше, так как спартанский солдат не умеет отступать, но если вы будете изгнаны с моря, то на суше вам придется бороться лишь за выживание. (7) Теперь мне остается объяснить, почему, не смотря на столь большие преимущества, какие мы имеем в войне, все же призываем вас к миру. Я не могу сказать, что война полезна Спарте, но она ей менее опасна, чем Афинам. Только безумцы находят удовлетворение от обмена несчастьями со своими врагами, когда в их силах этих несчастий избежать. Уничтожение врага не приносит радости, которая может удовлетворить горе, вызванное бедствием собственного народа. (8) Но не по этим причинам мы желаем положить конец войне, а потому, что следуя обычаю наших предков, когда видим многие ужасные страдания, вызванные войной, мы считаем, что следует заявить перед богами и всеми людьми, что не хотим быть причиной этого".
53. После того, как лаконец привел эти доводы, наиболее разумная часть афинян склонилась к миру, но те, кто жили войной и находили выгоду в общественных раздорах, высказались за войну. (2) Сторонникам этого мнения, среди других, был Клеофан, человек, пользующийся большим влиянием среди населения. Он взял слово и, приведя множество подходящих аргументов, воодушевил народ похвалой за недавние победы, как будто случайность потеряла привычку распределять свои дары попеременно. (3) Тогда афиняне, следуя неразумным советам, приняли мнение, наименее приемлемое для своих интересов. Соблазненные льстивыми речами, они пали так низко, что впредь никогда не смогли вернуть свой прежний блеск и великолепие. (4) Но эти события, которые произойдут гораздо позже, будут изложены соотносительно тому времени, которому они принадлежат. В настоящий
54. Когда завершились события этого года, Диокл получил власть в Афинах[42], а в Риме Квинт Фабий и Гай Фурий стали консулами. В это время Ганнибал, карфагенский военачальник, объединил солдат, прибывших из Иберии и Ливии, и приготовил 60 военных кораблей и полторы тысячи транспортов. (2) На них он погрузил войско, осадные машины, снаряды и все прочее вооружение. После того как с этим флотом он пересек Ливийское море, он начал высадку в Сицилии, на мысе Лилибей, противолежащем Ливии. (3) В то же самое время несколько селинунтских всадников, бывшие в этой местности и видевшие прибытие столь большого флота, с поспешностью направились прочь, чтобы сообщить своим гражданам о появлении неприятеля. Селинунтцы тотчас же отправили сиракузянам послание с просьбой о помощи. (4) Между тем Ганнибал высадил войска и разбил лагерь рядом с шахтой, называемой Лилибей, а спустя многие годы это название перешло к городу, основанному в этом месте[43]. (5) Армия Ганнибала, по свидетельствам Эфора, состояла из двухсот тысяч пехоты и четырех тысяч кавалерии, но, как сообщает Тимей[44], она не превышала ста тысяч. Свои корабли он перетащил по земле в бухту Мотии, чтобы заставить сиракузян поверить в то, что он не собирается идти против них войной, или плыть вдоль берега со своим флотом против Сиракуз. (6) После того как его армия пополнилась эгестинскими солдатами и другими союзниками, он снял лагерь у Лилибея и подошел к Селинунту. Прибыв к реке Мазара, он первым делом захватил находившиеся на ней склады. Затем, приблизившись к городу, разделил свою армию на две части, расположившись вокруг города и, выдвинув машины, принялся совершать энергичные нападения. (7) Он установил шесть башен исключительной высоты[45] и бросил против стен равное число окованных железом таранов, кроме того, использовав лучников в большом количестве, прогнал солдат, защищавших стены.
55. Селинунтцы на протяжении многих лет не испытывавшие осад, единственные из сицилийцев, сражавшиеся на стороне карфагенян против Гелона, никогда не думали, что будут находиться в таком страхе перед людьми, с которыми некогда дружили. (2) И когда они увидели размеры военных машин и множество врагов, то были наполнены страхом перед величиной надвигающейся на них опасности. (3) Между тем, они еще не полностью отчаялись в надежде на спасение, ожидая, что сиракузяне и другие их союзники прибудут в скором времени, и все население как один человек, сражалось на стенах с неприятелем. (4) Все мужчины, бывшие в расцвете лет, взявшись за оружие, отчаянно сражались, в то время как пожилые снабжали их всем необходимым, призывая более молодых не допустить врага. Женщины и девушки приносили еду и оружие тем, кто бился на стенах, отложив на время ту скромность, какая им была присуща в мирное время. (5) Страх был настолько велик, что к помощи призывали даже женщин. Ганнибал, обещавший своим солдатам отдать город на разграбление, придвигал свои машины к стенам и заставлял своих лучших солдат атаковать волна за волной. (6) Трубачи одновременно дали сигнал к атаке, и вся армия карфагенян одновременно поднялась, издав военный клич, тараны потрясали стены, а находящиеся на башнях воины, убили многих селинунтцев. (7) В течение длительного мирного периода, которым они наслаждались, осажденные не проявляли никакой заботы о ремонте своих стен, поэтому деревянные башни далеко превосходили их стены по высоте, и защитники были легко подавлены неприятелем. Когда образовалась брешь, кампанцы, желая проявить отвагу, ринулись в город. (8) Первым делом их поразило малое число защитников, которых они встретили. Но затем, когда к оборонявшимся подошла многочисленная помощь, они были изгнаны, потеряв большое количество своих солдат, так как брешь не была очищена от обломков, и они, застревая в развалинах, становились удобной мишенью. С наступлением темноты карфагеняне прекратили штурм.
56. Селинунтцы, выбрав лучших своих всадников, отправили их в Акрагант, Гелу и Сиракузы, чтобы те как можно быстрее оказали им помощь, так как город не мог более противостоять силе врагов. (2) Акрагантяне и гелийцы ожидали сиракузян, чтобы идти против карфагенян одним общим войском. Сиракузяне, узнав об осаде, первым делом прекратили войну, которую вели с халкидийцами, затем провели некоторое время в сборе войска из окружающих местностей, думая, что город может быть принужден к сдаче осадой, но никак не взят штурмом. (3) Тем временем Ганнибал, на рассвете начал наступление со всех сторон и машинами разрушил смежный с проломом участок стены. (4) Затем, очистив от обломков брешь, отправил вперед лучшую часть войска, поспешно оттесняя селинунтцев с их позиций, но ему не удалось полностью сломить людей, боровшихся за свое существование. (5) Обе стороны несли большие потери, но к карфагенянам подходили свежие войска, а у селинунтцев не было резерва, который пришел бы на помощь. Осада продолжалась в течении девяти дней с непревзойденным упорством, поэтому карфагеняне испытали многочисленные тяжести и несли большие потери. (6) Когда иберы преодолели обрушившуюся стену, женщины, находившиеся на крышах домов, подняли сильный крик, отчего селинунтцы, думая, что город взят, оставили стены, пытаясь занять узкие проулки и улицы, чем задержали врага на долгое время. (7) В то время как карфагеняне пробивались через преграды, женщины и дети, нашедшие убежище на крышах зданий, бросали в них черепицей и камнями. Так что в течение длительного времени карфагеняне пребывали в невыгодном положении, не имея возможности либо из-за стен домов, либо из-за тех, кто бросал в них с крыш камни, окружить противника и бороться с ним в равных условиях. (8) Так продолжалось до полудня пока снаряды у находящихся на зданиях не закончились, а карфагеняне продолжали наступление, меняя уставших свежими войсками. Наконец, силы осажденных были исчерпаны, и враги стали безостановочно проникать в город со всё возрастающей силой, так что селинунтцы были вынуждены оставить улицы.
57. Когда город был, таким образом, взят, слышны были только плач и стенания греков, смешанные с криками радости варваров. Первые, видя величие поразившего их несчастья, были охвачены ужасом, последние, воодушевленные своим успехом, понуждали своих товарищей к резне. (2) Селинунтцы собрались на рыночной площади и все, кто смог достичь ее, погибли, сражаясь там. Варвары рассеялись повсюду; одни грабили здания, сжигая их вместе с застигнутыми там жителями, другие шли по улицами и без всякого уважения к возрасту или полу, были то женщины или дети, молодые или старики, без малейшей жалости или сочувствия поднимали всех на меч. (3) И, следуя варварским обычаям своей страны, они уродовали даже мертвых - одни несли связки рук вокруг своего тела, другие головы, насаженные на мечи и копья. Они пощадили лишь женщин, укрывшихся в храмах со своими детьми и призвали товарищей не убивать их. (4) Сделали они это не из жалости к несчастным, а потому, что боялись, что женщины, отчаявшись за свои жизни, подожгут храмы, и, таким образом им не достанутся в качестве добычи большие богатства, хранящиеся там в качестве подношений. (5) Поскольку эти варвары настолько превосходят всех других в жестокости, что в то время как тех, кто укрылся в храмах, оставляют в живых из желания не совершать святотатства против богов, карфагеняне напротив, воздержались от наложения рук на неприятеля, с тем чтобы иметь возможность разграбить храмы богов. (6) Наконец, к ночи грабеж в городе прекратился. Дома были или сожжены, или разрушены, всё вокруг было покрыто кровью и трупами. Шестнадцать тысяч жителей были преданы смерти, а более чем пять тысяч взяты в плен.
58. Греки, служившие в армии карфагенян в качестве союзников, воочию увидели превратности, постигшие несчастных селинунтцев. Женщины, лишенные привычных жизненных наслаждений, проводили ночь в самой гуще солдат, терпя страшные унижения, а некоторые вынуждены были видеть, как их дочери, не достигшие брачного возраста, испытывали страдания, ненадлежащие для их лет. (2) Дикость варваров не щадила ни свободнорожденных юношей, ни девиц, а подвергала этих несчастных ужасным бедствиям. И когда эти женщины думали о рабстве, которое будет их участью в Ливии и видели себя со своими детьми, не имевшими никаких прав, подвергающихся жестокости и оскорблениям от своих хозяев, диких в обычаях и говорящих на непонятном языке, то оплакивали своих детей как мертвых. И, принимая каждый акт оскорбления, причиненный им и их детям, как удар кинжалом в сердце, матери стенали, горячо сожалея о своей судьбе, считая отцов и братьев, погибших в сражении за свою страну, счастливыми, поскольку они не лицезрели деяния, не достойные их доблести. (3) Селинунтцы числом в 2600 избежали пленения и безопасно добрались до Акраганта, где были радушно приняты жителями. Акрагантяне раздали им провиант из общественных нужд и развели на постой по домам, обязав хозяев предоставить беглецам все необходимое для жизни.