Исторические очерки Дона
Шрифт:
8 августа, когда назначенные на рубку на реке Мичике роты стали подходить к лесу, они были встречены ружейным огнем. Горцы заняли лес. Послали за орудиями. 5-ая рота Кабардинского полка спустилась в овраг с криком ура! кинулась в атаку. Ее встретил меткий огонь чеченцев Стали падать убитые и раненые. На поддержку 5-й роте побежали две роты из резерва. Начался жестокий рукопашный бой в лесной чаще. Уже девяносто человек выбыло убитыми и ранеными. Чеченцы начали окружать пехоту.
Бакланов в это время находился на левом фланге, где расставлял цепь. К нему на взмыленной, тяжело поводящей боками лошади прискакал офицер кабардинского полка.
— Полковник! —
Расспрашивать было некогда, да и не зачем. Бакланов понял: нужна была немедленная выручка и помощь. Он схватил ракетную команду и во весь опор помчался с нею на место боя. Казаки по страшной круче скатились в глубокую пропасть и стали устанавливать ракетные станки. Толпа чеченцев с поднятыми над головами шашками, с диким криком и визгом неслась на них через кусты и заросли.
Молодые казаки смешались. Пошатнись они — и вся ракетная команда досталась бы чеченцам. Бакланов спрыгнул о коня, выхватил из рук оторопевшего урядника ракету и положил ее на станок. Пример командира ободрил казаков. Раздалась команда: «Батарея, пли!» Восемнадцать огненных змей с шумом и треском влетели в грозную толпу чеченцев. Они дрогнули. В тот же миг в овраг прискакали 2 сотни 17-го полка. Лес был настолько густ, что драться в конном строю было нельзя. Донцы побросали коней, и пешком, с пиками в руках, кинулись на чеченцев. Те отступили… Кабардинцы были спасены. Чеченцы ускакали в горы. Рубка леса продолжалась.
В начале 1851 года в Куринское с прибывшей почтовой «оказией» из России Бакланову неизвестно от кого и откуда была доставлена посылка. Когда ее вскрыли, в ящике оказался черный полковой значок, на котором была вышита «адамова голова» (человеческий череп) с двумя перекрещенными костями под нею. Кругом была надпись: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь».
Знал, или не знал Бакланов, от кого и с чьими молитвами была послана эта посылка, но он тотчас же благоговейно ее принял и приказал навязать этот гробовой значок на пику и возить за собой вместо полкового значка. Когда впервые черный значок появился перед полком, казаки были смущены его печальным видом, навевавшим мысли о смерти. Но скоро заметили казаки, что значок наводит ужас на чеченцев, и полюбили его. Бакланов же не расставался с ним до конца жизни.
Одолеваемые со всех сторон Русскими войсками, чеченцы решились на отчаянное предприятие. 15 августа, в день Успения Божией Матери, была неистовая жара. Все притихло в Куринском и предалось ленивому послеполуденному сну. Бакланов разделся донага и лег отдохнуть в одних чувяках.
Вдруг на сторожевом посту раздался пушечный выстрел, зазвенели стекла в хате, и в горницу Бакланова вбежал растерянный вестовой.
— Чеченцы в предместьи! — крикнул он.
По всему местечку были слышны крики, скачка на лошадях и недалекие выстрелы. Бакланов спросонья, как был без одежды, бросился к двери, схватил свою шапку, надел на голое тело, накинул бурку и папаху и выбежал на двор. Очередной только что успел поседлать коня. Бакланов выехал на улицу. Две сотни 17-го полка строились по тревоге.
— За мной! — крикнул Бакланов и помчался в предместье.
Как только выскочили из-за валов, увидели до 800 чеченцев, спускавшихся с гор.
Казаки замялись. Бакланов выхватил пику из руки ближайшего казака, крикнул свирепым голосом: «Вперед!» и поскакал на чеченцев.
— Такой страшный!.. такой страшный!.. На человека не похож!.. Даджал!..
— Ну, какой там дьявол, — возразил старый урядник. — Наш командир-то!.. Не слыхал, что ли?.. Боклю!..
— Боклю. Слыхал, слыхал… Только если и не даджал, так сродни ему.
Слава Бакланова и тот страх, который наводил он со своими Донцами, побудили предводителя священной войны против Русских — «газавата», имама Шамиля, принять необычную меру, чтобы уничтожить Бакланова, в ком видел Шамиль большую помеху своим действиям. В горах жил некто Джанем, знаменитый стрелок. На пятьдесят шагов он разбивал пулей подброшенное вверх яйцо. Он хвастал, что убьет Бакланова. Старики-горцы, знавшие Бакланова, говорили Джанему:
— Смотри, Джанем, Боклю на полтораста шагов убивает муху. Если ты промахнешься, Боклю положит тебя на месте.
— Ничего не положит, — отвечал беспечно Джанем, — я только раз в жизни дал промах. Да тогда мне всего семь лет было. Совсем маленький был. Я на коране Шамилю поклялся, что убью Боклю. Ничего он меня не убьет.
Об этом услышал преданный Бакланову татарин-лазутчик, и пришел доложить. У Бакланова были гости — свои офицеры и офицеры пехотного полка, стоявшего в Куринском. Была маленькая пирушка. Просека на реке Мичике была закончена. Назавтра предполагалось идти дальше, заканчивать постройку батареи. Было около десяти часов вечера, когда Бакланову доложили, что к нему пришел лазутчик.
— Который? — спросил Бакланов.
— Али-бей.
— Проси сюда.
Татарин неслышными шагами прошел в горницу и рассказал все, что услышал про Джанема и про его клятву на коране.
— Он завтра на батарейке за рекою Мичиком засядет и будет ждать тебя. Все мичиковцы приедут смотреть… Ты завтра не ездий на курган!.. Не ездий!
— Ну, ладно, — сказал Бакланов и щедро наградил татарина.
Али-бей низко поклонился Бакланову и, уходя, со слезами на глазах посмотрел на казачьего полковника, и сказал проникновенно:
— Не ездий! Тебе говорю — не ездий!
Бакланов понял, что именно завтра ему нужно выехать и принять этот своеобразный поединок на глазах туземцев и своих.
На другой день утром, в обычное время, войска вышли из Куринского. Переправившись через реку Мичик, Бакланов остановил колонну и в сопровождении одного ординарца, везшего его винтовку, поехал к батарейке, за которой его должен был ожидать Джанем. Поднимаясь на пригорок, Бакланов принял ружье от ординарца, и, оставив казака на скате, один выехал на батарейку и стал вглядываться в кусты.
В ту же минуту сверкнул огонь и грянул выстрел. Джанем промахнулся второй раз в жизни. Пуля чуть задела полу полушубка Бакланова. Чеченец поднялся до пояса, взглядываясь из облачка порохового дыма, и с ужасом увидел, что Бакланов, целый и невредимый сидит на коне. Чеченец прилег в кусты и стал заряжать вторично винтовку.
По его суетливым движениям Бакланов понял, что второй выстрел не может быть верным. Он вынул ногу из стремени, положил ее на шею лошади, оперся на нее локтем, и взял ружье на изготовку.