Исторические портреты: Афанасий Никитин, Семён Дежнев, Фердинанд Врангель...
Шрифт:
Как только представилась возможность, Невельской снова отправился в залив Счастья на бриге «Охотск» под командой Петра Гаврилова.
К первым тринадцати поселенцам Петровского присоединились казаки Якутского полка и мастеровые флотского экипажа. Невельской совершил плавание по Амуру и Амгуни, а вернувшись, 6 августа поднял русский военно-морской флаг над постом Николаевским, основанным им на полуострове Куегда. Второй населённый пункт в устье Амура учреждён без санкции центральной власти и царя. Это было неслыханным самоуправством. Но Невельской был уверен, что его действия будут оправданы: он знал известное изречение царя: «Где раз поднят русский флаг, он уже спускаться не должен».
Прошли годы, и на месте самоуправно основанного поста возник город и порт Николаевск-на-Амуре.
Оставив Орлова зимовать в Петровском, Невельской выехал из Аяна в Иркутск, чтобы заручиться поддержкой Муравьёва, а потом — в Петербург, куда вскоре приехал и сибирский генерал-губернатор. Он подал на имя государя записку, в которой доказывал: на Амуре надо всё оставить так, как сделал Невельской. Сначала это послание прочитали члены Особого комитета графа Нессельроде и были возмущены самовольными действиями дерзкого капитана 2-го ранга. Военный министр А.И. Чернышев потребовал разжаловать его в матросы. Невельского защитили министр внутренних дел А.С. Меншиков и А.А. Перовский (отец будущего народовольца Софьи Перовской), но главную роль сыграла записка Муравьёва. Император распорядился созвать новое заседание Особого комитета. 19 января была обсуждена записка Муравьёва и в комитете произошёл раскол. Группа чиновников во главе с Нессельроде и Чернышевым требовала отмены всех «установлений» дерзкого Невельского. В конце концов было принято решение: оставить Николаевский пост «в виде торговой точки Российско-Американской компании, но никаких дальнейших распространений в этой стране не предпринимать и отнюдь никаких мест не занимать» и направить в Петровское и Николаевское 60 матросов и казаков, «при двух офицерах и докторе». Самый же главный пункт гласил: «Экспедицию эту назвать Амурскою и начальником её во всех отношениях назначить капитана 1-го ранга Невельского».
Это была победа над бюрократией и нерешительностью властей. В осуществлении давней мечты об открытии судоходного устья Амура нашёл Невельской своё счастье. И не случайно так назвал он залив. Совпало с ощущением исполненного долга и личное счастье. В апреле 1851 года состоялась его свадьба, и он поехал на Амур с юной женой Екатериной Ельчаниновой, дочерью иркутского гражданского губернатора. Муравьёв из Петербурга писал: «...продолжайте начатое, и всё будет хорошо». Он сообщил также, что в экспедицию назначен молодой офицер, лейтенант Николай Бошняк, с отцом которого Невельской был хорошо знаком.
Амурская экспедиция добралась до Аяна на «Байкале», дальше пришлось идти на барке Российско-Американской компании «Шелихов». На «Байкале», которым командовал А.И. Воронин, был размещён экспедиционный груз. Народу собралось немало — 60 пассажиров, многие ехали на поселение с жёнами и детьми.
До залива Счастье два судна дошли за пять дней, но здесь, у входа в счастливый залив, с «Шелиховым» случилась беда: в густом тумане он налетел на скалу и получил пробоину в днище. Вода быстро заполнила всё помещения судна, и барк начал тонуть. На верхней палубе столпились все пассажиры. С помощью команды «Байкала» и кстати подошедшего корвета «Оловус» под умелым руководством бывалых капитанов с тонущего барка сняли всех людей и доставили их на берег...
А.П. Чехов написал о Невельском в своей книге «Остров Сахалин»: «Это был энергичный, горячего темперамента человек, образованный, самоотверженный, гуманный, до мозга костей проникнутый идеей и преданный ей фанатически, чистый нравственно».
Вполне справедливая оценка...
Проникнув в устье Амура и открыв возможность судоходства, Невельской взял на себя задачу исследования и освоения огромного региона, создания в нём первых поселений, чтобы никто не усомнился в том, что эта земля принадлежит России. Он возглавил Амурскую экспедицию, в которую вошли морские офицеры — бесстрашные, самоотверженные люди, энтузиасты. Невельской организовал несколько исследовательских походов по Приамурью и Сахалину. В состав Амурской экспедиции, кроме Николая Бошняка, вошли Николай Чихачёв, Дмитрий Орлов, Григорий Разградский. Подбор помощников был очень удачный, они способны были действовать самостоятельно. Сподвижники Невельского, следуя его инструкциям, открывали новые заливы, реки, озёра, острова, избирали места для строительства поселений, устанавливали дружеские контакты с населявшими эти земли гиляками (нивхами), которые доброжелательно относились к русским: участвовали в их походах, стойко перенося трудности.
В одном из отчётов морскому начальству Невельской писал: «Гиляки в исследованиях... усердно помогали, показывали фарватеры, хранили товары и не только не оказывали какое-либо неудовольствие, чтобы у них строились, а, напротив, радовались и толпами приходили с просьбою защищать их от своеволия команд китобойных судов, берега Охотского моря часто посещающих».
Основывая каждое новое поселение, Невельской вручал кому-либо из нивхов декларацию на русском, английском и французском языках о том, что здесь находятся владения России. Сам он постоянно перемещался между Охотском, Аяном и основанными постами Петровским и Николаевским, разделёнными горным хребтом.
Дмитрий Орлов возглавил первую зимовку в Петровском. Николай Бошняк стал начальником Николаевского поста. Первые поселенцы жили в землянках и юртах, постепенно заготовляя лес для строительства домов.
Для походов обычно использовали зимнее время и позднюю осень. Первым осмотреть залив Де-Кастри (название дал ещё Лаперуз) Невельской направил Николая Чихачева. Свой план экспедиции тот раскрыл Невельскому в письме, отправленном из Николаевского поста 6 ноября: «Для непременного исполнения сего я еду прямо туда, взяв в соображение рыхлость снега и трудность дороги по лесам в настоящее время».
Работа в заливе Де-Кастри заняла весь декабрь. Залив был заснят, причём не оказалось почти никаких расхождений с картой, составленной Лаперузом в 1788 году, — она оказалась очень точной. Но южнее этого залива никаких неровностей береговой линии ни Лаперуз, ни Крузенштерн не заметили. Между тем нивхи рассказывали Чихачеву о большом заливе, который они называли Хаджи.
К Новому году все отряды собрались в Петровском: Чихачёв, Бошняк, Орлов, побывавший в верховьях Амгуни и на озере Уда (называемом гиляками Чля). Невельской выслушал отчёты своих соратников и поделился планами на будущий 1852 год. Ожидался приезд великого князя Константина, собирающегося проплыть по Амуру от Шилки до Николаевского поста. Для этого планировалось построить пароход, первый на Амуре. Он с мощностью машины 50 л. с. действительно был заложен на верфи в Петровске-Забайкальском. «Высочайшее путешествие» не состоялось, но, готовясь к нему, Нейельской организовал описание правого берега Амура.
Сахалинские походы
21 февраля по указанию Невельского Николай Бошняк отправился в своё первое путешествие — на Сахалин: по сообщению нивхов, на острове, южнее мыса Погиби, на поверхность выходили залежи каменного угля. Нивхи делали из него пуговицы.
Бошняк вышел из Петровского вдвоём с нивхом по имени Позвейн. О своём отъезде на Сахалин он вспоминал: «...мне дано было: нарта, собаки, дней на 35 сухарей, чаю да сахару, маленький ручной компас, а главное — крест Невельского и ободрение, что, если есть сухарь, чтобы утолить голод, и кружка воды напиться, то с Божьей помощью дело делать ещё возможно».
Невельской сам проводил Бошняка, который последние дни перед выходом жил в его доме. У Невельского недавно родилась дочь Екатерина, которую отец называл «амурской барыней»...
По заснеженному льду лимана собаки быстро домчались до острова Лангр, самому узкому месту Татарского пролива, и к мысу Погиби, здесь путешественники остались на ночлег в нивхском селении. Следующий привал — у мыса Тык, к югу от которого характер берега изменился. Ровная и низменная местность стала пересечённой: всё чаще попадались холмы с крутыми уступами и проступающими в них вкраплениями угля. Потом появились обрывистые гранитные скалы, обходить их, как прежде, было нельзя: под самыми скалами плескалось свободное ото льда море. Пришлось подниматься в горы. Слои угля в обрывах появлялись всё чаще, у селения Дуэ прямо на поверхности обнажались столь мощные пласты, что можно было уже говорить об открытии месторождения, пригодного для разработки. От мыса Погиби до Дуэ Бошняк тщательно обследовал всё побережье с точки зрения возможности подхода кораблей, которые могли бы грузиться углём. Но не нашёл ни одного удобного залива или бухты. «Все заливы, — писал Бошняк Невельскому, — очень мелководны почти до самых мысов, открыты западным ветрам и испещрены каменными рифами».