Истории для кино
Шрифт:
Новая, необычайно по тем временам огромная – целых три комнаты – квартира пока еще совершенно пуста. Утесовы только что в нее въехали. Дита подбегает к окну, распахивает створки.
– Ух ты! Всю Москву видно!
Елена стоит посреди чемоданов, узлов и корзин, соображая, с чего начать.
Утесов вносит еще два чемодана и гордо озирается:
– Прямо стадион, да?
– Хоромы! – подтверждает Елена.
– Вот так ценят твоего мужа!
– Хвастун, – качает головой Елена. – Но, слава богу, уже есть где людей принять…
– Ой, можно подумать, – смеется Утесов. – В Ленинграде было две комнатушки, и весь Ленинград
Раздается мерный стук. Утесов смотрит на потолок. Но Дита показывает на дверь. Все направляются в соседнюю комнату. Там тоже еще пусто, только на полу раскрытый чемодан мамы Малки. А сама она какой-то железякой забивает в стену гвоздь.
– Ты что, мама? – удивляется Утесов.
Мама Малка, не отвечая, проверяет забитый гвоздь на прочность, достает из чемодана портрет папы Иосифа, протирает стекло рукавом и вешает портрет на гвоздь. Все молча смотрят на папу Иосифа. А он с мягкой улыбкой смотрит на всех.
Квартира уже вполне обжита. Утесовы завтракают на кухне. Дита давится бутербродом, обжигается чаем и вскакивает: она опаздывает на экзамен в Щукинском училище. Родители хором желают ей ни пуха, ни пера, а Дита уже из-за двери посылает их к черту.
Оставшись одни, родители молча завтракают. Елена не выдерживает:
– Ну так что?
Утесов играет непонимание:
– А что?
– Не притворяйся! У Диты в училище скоро распределение. Нам надо подумать о ее судьбе.
– Нам? Или это ей надо думать о своей судьбе? Выскочила замуж, тут же развелась, опять бегает по свиданкам…
– Тем более. Это все она вытворяет здесь, а страшно подумать, если ее зашлют куда-нибудь по распределению.
– Но если я возьму в оркестр свою дочь, пойдут разговоры…
– Тебе важнее разговоры или ребенок?
Утесов молча и яростно помешивает ложечкой чай. Елена спокойно замечает:
– Я уже размешала сахар. Ты же был на курсовых спектаклях и говорил, что Дита одаренная.
– Да, одаренная! Значит – сама пробьется!
Вдруг появляется мама Малка и, как будто она давно участвует в разговоре, гневается:
– Лёдя, я не могу взять в голову: или у тебя десять детей?
Утесов изумленно смотрит на маму. Елена с трудом прячет улыбку.
Конечно, Утесов взял Диту в свой оркестр. Ну, не совсем взял, а пока что – на стажировку, посмотреть, что получится. В репетиционном зале отец наблюдает, как дочь поет легкую прозрачную песенку «Снежок»:
Нынче город такой хороший,Словно вымыт добела.Ночью выпала пороша,Все дорожки замела…Утесов останавливает оркестр, поправляет жесты дочери, корректирует манеру исполнения, объясняя, что Дита должна видеть этот снежок, тогда ее глазки сразу засияют, а щечки сами зарумянятся… Утесов дает отмашку оркестру, оркестр снова играет, Дита поет:
И шумят, хрустят бульварыИ бегут за парой пары.Милый друг, друг-дружок,Замечательный снежок.Утесов глядит на поющую дочку с нежностью, но все равно опять останавливает песню: ну, посмотри, вот же он, вот он – снежок… Он выразительно протягивает руки вперед в своей обычной манере, Дита повторяет за ним, но то, что годится отцу, вовсе не подходит дочери. Она ищет свой стиль, свои движения – раз, еще раз, еще… Наконец Утесов доволен:
– Уже лучше! Но ты слишком много думаешь о вокале…
– Конечно, думаю, а как же?
– Да так! Не думай о нем вообще. Что такое вокал? Всего лишь – инструмент. А что такое песня? – Он показывает рукой на свое сердце. – Вот что такое песня!
На глазах Диты вдруг появляются слезы.
– У меня не получится…
– Получится, обязательно получится! С начала!
Он целует дочку в лоб, Дита утирает слезы и улыбается. Утесов взмахивает рукой. Оркестр вступает. Дита поет. И у нее получается все лучше и лучше.
А с деревьев снег валился —Серебристый порошок,Налипал на рукавицыНа дубленый кожушок.Утесов, наконец, улыбается и, не останавливая оркестр, кричит:
– Ну вот же ж! Вот!
Но это еще не все, надо еще подобрать Дите концертный костюм. Утесову все не нравится: то юбка слишком коротка, то платье недостаточно пышно, то декольте чересчур глубоко…
Наконец все хлопоты позади. Очаровательная и уверенная, Эдит Утесова впервые поет на сцене. Отец дирижирует оркестром в своей свободной манере – подмигивая оркестрантам, посылая привет публике и ободряюще кивая дочери.
А финал песни отец и дочь неожиданно поют вместе:
Милый друг,Милый друг!Друг-дружок,Друг-дружок!Замечательный снежок!Утесов протягивает счастливой Дите руку и они вместе кланяются зрителям, радостно встречающим аплодисментами рождение новой певицы.
Но в стране далеко не все было так радостно. В 1936 году умер Максим Горький. Поползли слухи, что умер он не сам по себе, а постарались врачи-отравители. И вообще, после злодейского убийства Кирова враги народа никак не унимались. А ведь только что усопший или убиенный пролетарский писатель утверждал: «Если враг не сдается, его уничтожают!» Товарищ Сталин поручил ответственное дело уничтожения врагов генеральному комиссару госбезопасности наркому внутренних дел Генриху Ягоде. Товарищ Ягода уничтожил врагов изрядно, но товарищ Сталин, видимо, посчитал, что маловато. И он сделал Ягоду простым наркомом связи, после чего расстрелял. А на его место назначил генерального комиссара госбезопасности наркома внутренних дел Николая Ежова.