Истории для кино
Шрифт:
– И он… этот матрос… даже не знает, кто сочинил песню? – спрашивает седая женщина.
– К огромному сожалению! – фальшиво огорчается Утесов. – Матрос полагает, что эта песня – народная.
Комиссия еще некоторое время молчит. Утесов и Тромбонист напряженно ждут. Наконец, председатель ударяет кулаком по столу. Утесов и Тромбонист замирают в ожидании жуткого разноса. Но председатель вопрошает громовым голосом:
– Почему? Ну почему?!
Утесов не понимает вопроса, но на всякий случай дает ответ:
– Не знаю.
– Вот и я не знаю! – громыхает
Утесов и Тромбонист облегченно переводят дух. А председатель даже выходит из-за стола и пожимает руку Утесову, благодаря его за неустанный поиск шедевров народного творчества. После короткого раздумья председатель пожимает и руку Тромбонисту, тоже с благодарностью и надеждой, что это произведение украсит новую программу оркестра.
Новая программа «Теа-джаза» называется «Два корабля». Утесов – в матросском бушлате и бескозырке – исполняет «народную» песню «Спустилась ночь над бурным Черным морем». Притихший зал слушает взволнованно.
В первом ряду сидит начальник всей культуры Керженцев и сопровождающие его лица. Лица эти какие-то одинаковые и в совершенно одинаковых френчах. Утесов завершает песню. Зал аплодирует. Утесов раскланивается очень коротко, потому что спешит за кулисы – переодеваться.
А тем временем паузу заполняют оркестранты. Ударник командует:
– Боцман, отдать швартовы!
– А шо это такое – швартовы? – интересуется Тромбонист.
– Да это те веревки, шо мы свистнули у Мариуполе! – поясняет Скрипач.
Зал смеется. Керженцев морщится. А Трубач интересуется:
– И шо, вы хочете сказать, шо все пассажиры уже на борту?
Скрипач приставляет ко лбу ладонь лодочкой:
– Да нет, тут еще какая-то интересная личность чалится на пароход…
– Ой, сдается, я знаю эту личность! – заявляет Пианист.
И начинает на рояле вступление к номеру «Гоп со смыком». Появляется Утесов в новом обличье – дырявый тельник, мятая кепочка, в углу рта папироска. В характерной одесской манере он запевает:
Жил-был на Подоле Гоп со смыком.Славился своим басистым криком.Глотка была прездорова,И мычал он, как корова,А врагов имел мильон со смыком!Зал встречает нехитрую песенку смехом и аплодисментами. Керженцев резко поднимается и уходит. Сопровождающие его лица следует за ним, не без некоторого сожаления оглядываясь на поющего Утесова. Он провожает уходящих огорченным взглядом, но не прекращает петь:
Гоп со смыком – это буду я!Вы, друзья, послушайте меня.Ремеслом избрал я кражу,Из тюрьмы я не вылажу,Исправдом тоскует без меня!Потом, стоя за столом своего кабинета, Керженцев выдает руководящий нагоняй сидящему на краешке стула Утесову:
– Что вы пропагандируете? Какой-то бандитский репертуар! Вы же культурный человек, образованный… Хотя нет, у вас же нет образования.
Утесов сокрушенно признает:
– Два класса, три коридора.
– В общем, так! Отныне все эти ваши блатные песенки запрещены!
Утесов робко возражает:
– Знаете, народу нравится то, что я пою. А работники искусств делают все для народа…
– Не разводите демагогию! Вы отлично понимаете, о чем я говорю!
– Не понимаю…
– Да? Может, вы и не понимаете, почему режиссеру Александрову дали орден, а вам – фотоаппарат?
Это напоминание огорчает, но и заводит Утесова. Он наливается мрачным упрямством:
– Сдается мне, Платон Михайлович, что вы хоть и руководите эстрадой, но сами эстраду не любите.
Керженцев неожиданно признается:
– Не люблю. И что?
– А то, что Владимир Ильич эстраду любил.
– Да вам-то откуда это известно?
– В письмах Ленина есть воспоминания, как они с Надеждой Константиновной в Париже слушали шансонье Монтегюса, и ему очень нравилось…
– Товарищ Утесов, вы – не Монтегюс!
– Но и вы, товарищ Керженцев, – не Ленин!
Утесов вскакивает, они стоят, непримиримо глядя друг на друга. Потом Керженцев холодно усмехается и сообщает, что кто есть кто – это рассудит будущее. А в настоящем исполнение блатного репертуара Утесову категорически запрещено.
Все еще в мрачном настроении после разговора, Утесов быстро идет по улице. И, погруженный свои мысли, задевает плечом идущую навстречу Зою. Она потирает свое плечо, но улыбается:
– Какое неожиданное рандеву!
– Ох, извините, простите, ради бога!
– Ничего, приятно было повидаться! – Зоя посылает ему воздушный поцелуй и идет дальше.
– Зоя, подождите! Не бросайте меня сейчас… Пожалуйста!
Зоя оборачивается, смотрит в отчаянные глаза Утесова и пожимает плечами:
– Честно говоря, у меня нет опыта развлечения мрачных мужчин. Ну, не знаю… Вы давно были в парке культуры и отдыха?
– В парке? – теряется Утесов.
– Ясно, – смеется Зоя. – Последний раз тогда же, когда и в Большом театре – никогда!
Они идут по аллее парка Горького. Некоторые прохожие оглядываются на Утесова. Он недовольно ворчит:
– Кажется, мы выбрали не самое удачное место для прогулок…
– Ах да, вы же знаменитость, боитесь, что вас узнают!
– Нет, что вы… Просто ну чего так гулять… Хотите мороженого?