Истории для кино
Шрифт:
Премьера «Царевны Несмеяны» состоялась не где-нибудь, а в клубе НКВД. Зал заполнили чекисты в парадной форме и их дамы в вечерних платьях.
На сцене Царь Горох в картонной короне и Утесов – Шут Гороховый в дурацком колпаке. Он щиплет себя за руку:
– Ой, больно! Значит, не сплю… Не, еще проверим… Пятью пять – двадцать пять, Эльбрус – пять тысяч шестьсот тридцать метров высоты, «Казбек» – двадцать пять штук, три рубля пятнадцать копеек пачка. Так?
– Ну, так, – подтверждает Царь Горох.
– Значит – точно не сплю. И значит, ты – взаправдашний царь.
– Чего ты мою голову морочишь, когда твоя еле на плечах держится! Я тебе, шут гороховый, чего поручил!
–
– Дочку рассмешить – вот чаво! Ведь перед другими царями неудобно! Царевна – красавица… ну, не очень… и умница… ну, так себе… но я же создал ей, кажется, все условия, а она плачет и плачет.
– Так у нее ж нету чувства юмора, – сообщает Шут-Утесов.
– А у тебя, считай, уже нет башки!
Чекистская публика смеется и аплодирует. Оркестр играет траурную мелодию. Палач – огромный, косая сажень в плечах, мужик в алой в крупный горох рубахе – устанавливает на сцене плаху. Шут-Утесов присаживается на нее. Палач огорчается:
– Зачем же вы так некультурно поступаете? Вот вы сюда… этим местом… садитесь, а потом голову класть будете!
Утесов вскакивает и кладет голову носом на плаху. Но передумывает, решив, что он поинтереснее выглядит в профиль, и укладывается на плаху щекой. Палач заносит топор, но при взмахе съезжает рукав его рубахи, открывая большой будильник на руке. Будильник трезвонит. Палач выставляет табличку «Плаха закрыта на обед».
Чекисты хохочут. А Шут-Утесов возмущается:
– Вот бюрократы! То у плахи обед, то у палача перекур, то у казнимого отпуск… А ну, давай работай свою работу – руби мне голову!
Палач берется было за топор, но потом решительно отбрасывает его.
– Вы – Утесов?
– Ну, Утесов.
– Леонид Осипович?
– Ну, Леонид Осипович.
– Так я ж у вас в «Теа-джазе» работаю. Я вам голову отрублю, а вы потом меня уволите!
Музыканты тоже шумят наперебой:
– И мы не хотим! Мы тоже у вас работаем! Не увольняйте нас!
И Царь Горох снимает с головы корону.
– Я хоть и царь, но не дурак! Не буду вас казнить – не хочу терять работу.
Веселью чекистов нет предела. Утесов тоже снимает шутовской колпак и обращается к залу:
– А действительно, не надо никого казнить. Вы ведь смеетесь? Да? Значит, наше дело сделано – в зале нет ни одной Царевны Несмеяны!
Чекисты подтверждают это бурными аплодисментами. Более того, все дружно встают. Утесов слегка теряется:
– Спасибо… Большое спасибо, товарищи… Садитесь…
Но зал упорно аплодирует стоя.
– Садитесь, товарищи! – просит Утесов. – Пожалуйста, садитесь!
Чекисты, наконец, усаживаются, но продолжают аплодировать. И тут Утесов замечает в зале балерину Зою – она мило щебечет с каким-то офицером. Утесов прищуривается и говорит с усмешкой:
– Спасибо, что сели! Это просто чудеса: даже царю Гороху не удалось бы посадить сразу все НКВД!
Аплодисменты резко обрываются. Повисает тяжелая пауза. Утесов уже жалеет о минутном порыве. Но в первом ряду блеснуло знакомое пенсне – грозный, а сейчас улыбающийся нарком Берия несколько раз сухо и отрывисто хлопает в ладоши. И весь зал разражается новым шквалом аплодисментов. Утесов облегченно выдыхает.
А на сцену выпархивает очаровательная Дита. И они с отцом исполняют дуэт:
Алло-алло, Джиент, какие вести?Давно я дома не была,Пятнадцать дней, как я в отъезде,Ну, как идут у нас дела?Все хорошо, прекрасная маркиза,Дела идут и жизнь легка.Ни одного печального сюрприза,За исключеньем пустяка.Так, ерунда, пустое дело —Кобыла ваша околела.А в остальном, прекрасная маркиза,Все хорошо, все хорошо!Глава одиннадцатая
«Ты одессит, Мишка!»
МОСКВА, ТЕАТР ЭСТРАДЫ, 23 АПРЕЛЯ 1965 ГОДА
Ведущий юбилея Иосиф Туманов просит всех обратить внимание на висящую над сценой цифру «55». Сегодня это уже много раз звучало – пятьдесят пять лет творческой деятельности. Но еще ни разу не было сказано, где же юбиляр пятьдесят пять лет назад начинал свою творческую деятельность. А начинал он ее в цирке. И вот сейчас Утесова приветствуют артисты цирка.
Ведущий уходит со сцены. Но вместо него никто не появляется. После недоуменной паузы откуда-то доносится голос: «Извозчик!» Это лишь добавляет недоумения. А голос повторяет настойчивее: «Эй, извозчик!» Тут Утесов, наконец, соображает, в чем дело, и радостно откликается:
– Я не извозчик! Я – водитель кобылы!
И звучит песня старого извозчика:
Только глянет над Москвою утро вешнее,Золотятся помаленьку облака,Выезжаем мы с тобою, друг, по-прежнемуИ, как прежде, поджидаем седока.На сцене появляются циркачи, запрятанные под лошадиной шкурой. Один представляет голову и передние ноги, а другой – круп и ноги задние. Это – известный еще из давней утесовской программы «Музыкальный магазин» номер: лошадь, управляемая циркачами, совершает круг по сцене, встает на дыбы, бьет чечетку и проделывает другие трюки.
Ну, подружка верная,Тпру, старушка древняя,Стань, Маруська, в стороне.Наши годы длинные,Мы друзья старинные —Ты верна, как прежде, мне.МОСКВА, ТЕАТР «ЭРМИТАЖ», 22 ИЮНЯ 1941 ГОДА
«Песню старого извозчика» Утесов напевает – не концертно, а так, вполголоса – на репетиции своего оркестра:
Я ковал тебя железными подковами,Я коляску чистым лаком покрывал,Но метро сверкнул перилами дубовыми,Сразу всех он седоков околдовал.Ну и как же это только получается?Все-то в жизни перепуталось хитро:Чтоб запрячь тебя, я утром направляюсяОт Сокольников до Парка на метро.