Истории для кино

Павловская Наталия Александровна

– А-а, – облегченно выдыхает Утесов.

– Между прочим, – добавляет казачка, – у нашего Кости аж три медали на выставке быков-производителей!

Утесов не знает, как и реагировать. А Дита язвит:

– Бери пример, папочка!

Наконец Утесовы оказываются в своем ряду. Рядом сидит Бабель. А сзади – Мейерхольд. Все обмениваются рукопожатиями.

На сцене появляется работник ЦК ВКП (б), начальник всей культуры страны Платон Михайлович Керженцев:

– Товарищи! Сегодня мы отмечаем очередную годовщину советского кино!

Как вы, конечно, знаете, отсчет этого события идет от 27 августа 1919 года, когда Владимир Ильич Ленин подписал Декрет о национализации кинопромышленности. И за эти годы ничуть не устарел, а наоборот, стал еще актуальнее тезис Владимира Ильича: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино!»

Керженцев первым начинает хлопать, зал бурно поддерживает его аплодисментами, и перестает слушать выступающего – все шепчутся о своем.

К Утесову наклоняется Мейерхольд:

– Помните, я говорил вам о моей идее клоунады?

– Да-да, рыжий клоун…

– Так вот, я посмотрел ваш фильм, и нам надо срочно вернуться к этой идее. Сколько у вас человек в оркестре?

– Семнадцать.

– Вот и будет не один, а семнадцать рыжих клоунов! Представляете?

Бабель придерживает темпераментного режиссера:

– Потом, Сева, потом… Не видишь, человек волнуется, ждет… Дырочку под орден, небось, уже просверлил!

На сцене действительно начинается награждение. Керженцев объявляет:

– Вызывается творческая группа кинофильма «Чапаев»!

Чапаевцы во главе с братьями Васильевыми и Борисом Бабочкиным выходят на сцену. Керженцев вручает им ордена и звания. Зал аплодирует. А Бабель сообщает Утесову.

– Я видел программу: следующая компашка – ваша.

Утесов нервно одергивает пиджак, интересуется у своих дам:

– Ну, как я… Все в порядке?

Дита поправляет ему галстук. Елена молча ободряюще сжимает руку мужа.

А Керженцев объявляет:

– Вызываются создатели кинофильма «Веселые ребята»!

На сцену с разных сторон выходят Александров с Орловой и Утесов. Керженцев зачитывает указ:

– «За большой вклад в дело советской музыкальной комедии режиссер товарищ Александров Григорий Васильевич награждается орденом Красной Зведы!»

Вручение ордена Александрову. Овации зала.

– «За яркое и выразительное изображение преимуществ советского образа жизни исполнительница главной роли актриса товарищ Орлова Любовь Петровна удостаивается почетного звания – заслуженный артист РСФСР»!

Вручение папки Орловой. Еще более бурная овация зала.

– «За воплощение положительного образа простого советского труженика артист товарищ Утесов Леонид Осипович премируется фотоаппаратом марки „ФЭД“«!

В зале – растерянный выдох, потом – жидкие аплодисменты.

На Утесова больно смотреть.

Семья бредет по Большому Каменному мосту – в уже никчемных вечерних нарядах. И россыпь огней панорамы Кремля не радует душу. Утесов грустно покачивает на ремешке только что полученный фотоаппарат. Он останавливается, глядя с моста в темную Москву-реку. Елена решает ободрить его не утешением, а иронией:

– Ну, прыгни туда, прыгни, раз такая трагедия – орден не дали!

А Дита избирает другой путь – ласковый:

– Папочка, не расстраивайся, все девочки у нас в Щукинском от тебя без ума!

– Мерси девочкам! – раскланивается Утесов. – Нет, дело не в трагедии, я просто хочу понять!

Елена уверенно заявляет:

– Что тут понимать, ляпнул где-нибудь что-нибудь…

– Да ничего и нигде я не ляпал!

Утесов в полном отчаянии, и Елена смягчается, обнимает мужа.

– Лёдя, плюнь! Ну что там – ордена, звания… Ты же видел, тебя встречают как настоящего народного артиста!

Утесов усилием воли сбрасывает оцепенение и широко улыбается:

– Девчата, а давайте сфотографируемся! Лучшим в мире аппаратом «ФЭД» – имени Феликса Эдмундовича Дзержинского!

Елена и Дита с готовностью позируют. Утесов жмет на кнопку, еще жмет, но ничего не щелкает. Он открывает аппарат и смеется:

– От жлобы московские! Даже пленку не дали!

В ленинградском доме Утесовых – праздничная суета: готовятся отметить двадцатилетие Диты.

Елена – в нарядном платье, поверх которого кухонный фартук, вносит свое коронное блюдо – фаршированную рыбу и ставит в центре уже накрытого стола. Дита раскладывает на столе приборы.

Раздается звонок в дверь. Дита убегает открывает. На пороге – дедушка Иосиф, совсем седенький и какой-то сморщенный, и бабушка Малка – тоже седая, но с по-прежнему прямой непокорной осанкой. Дита обнимается с дедушкой и бабушкой. Малка приглядывается к Дите:

– Шо-то ты исхудала, моя девочка…

– Та ты шо, Малочка? – возражает дедушка Иосиф. – Наша Диточка – такая красавица!

Малка строго ставит мужа на место:

– Помолчи, Йося! Она, конечно, нивроку красавица, но – некормленная.

– А вот сейчас и меня, и вас покормят, – обещает Дита.

Она ведет стариков в комнату. Здесь их приветствует Елена:

– Добрый вечер, мои дорогие!

Папа Иосиф целует невестку:

– Здравствуй, Леночка!

Мама Малка тоже клюет невестку где-то возле уха и строго спрашивает:

– И где Лёдя?

– На репетиции. Скоро придет.

Мама Малка не скрывает недовольства:

– Репетиции-шмепетиции… А что это пахнет?

– Я испекла пирог.

– Слышу, шо пирог. Но я же сказала: принесу мой штрудель!

Папа Иосиф, как всегда, пытается всех примирить:

– Очень хорошо, Малочка! И пирог, и штрудель – гости таки не уйдут голодные…

– Да мы сегодня без гостей, семейным кругом, – говорит Лена.

Раздается звонок в дверь. Мама Малка довольна: наконец-то явился этот шалопай Лёдя. Но Дита возражает, что папа не стал бы звонить – у него есть ключ. И бежит открывать. В двери сначала появляется огромный букет, а за ним – маленький, лысенький, но обаятельнейший Дунаевский. Он поет во все горло: