История абдеритов
Шрифт:
– Это, должно быть, все-таки сам Еврипид… – пробормотал один из них на ухо другому.
И даже толстый советник при вторичном сравнении бюста с чужестранцем заметил, что бороды у них совершенно схожи.
К счастью, подоспел архонт Онолай со своим племянником Онобулом, сотни раз видевшим Еврипида в Афинах и часто беседовавшим с ним. Радость юного Онобула по случаю такой неожиданной встречи и его подтверждение» что чужестранец действительно знаменитый Еврипид, моментально распутали сложный узел. И теперь все абдериты уверяли друг друга, что они это «заметили сразу, с первого взгляда». Номофилакс, поняв, что Еврипид одержал над своим бюстом победу, тотчас же тихо удалился.
– Проклятая шутка! – бурчал он сквозь зубы. – Зачем ему нужно было так таиться? Если он знал, что он – Еврипид, почему он мне не представился? Тогда все приняло бы совсем другой оборот!
Архонт Онолай, на котором лежала обязанность поддерживать в подобных случаях честь Абдеры, весьма учтиво пригласил поэта к себе домой, а заодно также политичного и толстого советников, что оба и приняли с великим удовольствием.
– Ну, разве
236
Музыканты любят вино (лат.).
Глава седьмая
Что привело Еврипида в Абдеру, а заодно и некоторые тайные сведения о дворе в Пелле
В сущности вполне возможно, что Еврипид в тот момент, когда номофилакс ссылался на него, мог оказаться в Абдере, как, впрочем, и в любом другом месте. И хотя к подобным неожиданностям привыкли в театральных представлениях, тем не менее мы хорошо понимаем, что явление это выглядит совсем по-иному, если оно случилось в партере театра. В таком случае величие самой истории [237] обязывает нас объяснить читателю, как это произошло. Мы намерены рассказать точно все, что знаем.
237
Выражение, недавно употребленное одним французским писателем в подобном же случае. Теперь оно уже окончательно утратило смысл и допустимо разве что только в фарсе.
[Виланд имеет в виду, по всей вероятности, Ж. Даламбера (1717–1783), писавшего о величии и достоинстве истории в предисловии к «Энциклопедии» (1751), или кого-то, повторившего эту мысль. Из текста главы явствует, что механистическое понимание причинных связей в истории, свойственное французским материалистам XVIII в., не удовлетворяло писателя.]
И если, несмотря на это, у проницательного читателя все-таки еще останутся неясности, то они, видимо, будут связаны с тем обычным вопросом, который можно задать по поводу любого происшествия, а именно: почему как раз комар и как раз этот комар, в эту секунду, на десятой минуте шестого часа пополудни, как раз десятого августа и этого 1778 года укусил как раз эту госпожу или девушку фон*** и не в лицо, не в затылок, локоть, грудь, не в руку, не в пятку и так далее, а в место, как раз находящееся на четыре пальца выше коленной чашечки! Мы откровенно сознаемся, что на этот вопрос мы ответить не в состоянии. Вопрошайте богов! [238] – могли бы мы сказать вместе с одним великим человеком. Но так как это был бы явно… героический ответ, то мы считаем более пристойным оставить дело так, как оно есть, не занимаясь его дальнейшими исследованиями.
238
Вопрошайте богов! – совет Сократа, допускавшего веру в оракулы и гадания.
Итак, то, что нам известно. Македонский царь Архелай, [239] большой поклонник изящных искусств и изысканных гениев (впрочем, тогда еще не называли так некоторых баловней природы, как называют теперь всякого, о ком трудно сказать, что он такое), этот царь Архелай задумал завести свой собственный придворный театр. И благодаря стечению разных обстоятельств, причин, средств и намерений, никому сегодня не интересных, он убедил Еврипида приехать в Пеллу на весьма выгодных условиях вместе с труппой лучших актеров, виртуозов, [240] декораторов и машинистов, короче, со всем, что необходимо для сцены и руководства новым придворным театром. Еврипид как раз и совершал это путешествие со всей своей компанией. И хотя путь через Абдеру был вовсе не единственным или кратчайшим, но он избрал его потому, что ему очень захотелось увидеть собственными глазами республику, столь известную остроумием своих граждан. Как, однако, случилось, что он прибыл именно в тот день, когда номофилакс впервые давал свою «Андромеду», этого, как уже говорилось, мы объяснить не в состоянии. Подобные совладения происходят чаще, чем кажется. И уж не такое великое чудо, когда, например, к молодому человеку фон***, только что собиравшемуся натянуть свои панталоны, вдруг неожиданно вошла в комнату швея, которая как раз решила отдать юному дворянину заштопанные ею шелковые чулки – событие случайное, однако, вызвавшее, как известно, не менее великие потрясения, чем неожиданное появление Еврипида в партере абдерского театра. Кто удивляется таким явлениям, тот недостаточно понимает , [241] о которой говорил тот же самый Еврипид. [242]
239
Архелай (V в. до н. э·) – македонский царь, при дворе которого в городе Пелле Еврипид провел последние годы жизни.
240
Виртуозы – здесь: музыканты.
241
Сверхъестественное (греч.).
242
Вера в сверхъестественные явления подвергалась насмешкам в произведениях Еврипида.
Впрочем, замечание, что царь Архелай являлся большим поклонником изящных искусств и изысканных гениев, не следует понимать строго в буквальном смысле. Просто принято так выражаться. В сущности, он менее всего был поклонником изящных искусств и изысканных гениев. Истина заключалась в том, что упомянутого царя с некоторого времени охватила скука, потому что его прежние развлечения с мадам А**, Б**, В**, Г**, Д**, Ж**, 3** и так далее больше не забавляли монарха. Кроме того, он был честолюбивый государь, и оберкамергер смог убедить его, что великому правителю надлежит покровительствовать наукам и искусствам,
– Ибо, – сказал камергер, – Ваше величество, должно быть, заметили, что на любой медали с изображением статуи или бюста великого государя всегда можно видеть справа Минерву, рядом – трофейные панцири, копья и бердыши, а слева – несколько коленопреклоненных юношей или полунагих девушек с кистями и палитрой, угольником, флейтой, лирой и свитком в руках, символизирующих искусства, как бы ищущие защиты у великого государя. Вверху надо всем реет Молва с трубой, намекая, что короли и князья, покровительствуя искусствам, стяжают себе бессмертную славу и прочее.
Поэтому царь Архелай и начал покровительствовать искусствам. Историки подробнейшим образом рассказывают нам о том, сколько употребил он средств на живопись и скульптуру, шпалеры и прекрасную мебель и как все, вплоть до отхожих мест, было устроено у него на этрусский манер; [243] и каких, наконец, он пригласил к своему двору знаменитых художников, виртуозов. Эстетов и прочее. Все это, рассказывают они, он делал особенно охотно потому, что стремился изгладить память о своих злодеяниях, [244] проложивших ему путь к трону, для которого он вовсе не был рожден. Об этом благосклонный читатель может подробно осведомиться в своем словаре Бейля'.
243
Этруски, жившие на Апеннинском полуострове, славились прикладными искусствами. Здесь – намек на французоманию немецких монархов.
244
Побочный сын одного из полководцев Александра Македонского Архелай захватил власть, убив своих родственников. Читатель XVIII в. мог увидеть в рассказе об Архелае смелый выпад против конкретных лиц, – например, против российской императрицы Екатерины II.
После этого небольшого отступления возвратимся к нашему аттическому поэту, которого мы встретим в блестящем окружении абдеритов и абдериток первого ранга в зеленом садовом павильоне архонта Онолая.
Глава восьмая
Как ведет себя Еврипид с абдеритами. Они кое-что замышляют против него, явно обнаруживая при этом свою политическую ловкость. Замысел должен удаться, потому что все трудности оказались воображаемыми
Выше упоминалось, что Еврипид уже давно, хотя и неизвестно по какой причине, пользовался у абдеритов великим почтением. Теперь же, едва разнесся слух, что он находится здесь собственной персоной, весь город заволновался. Повсюду только и говорили об Еврипиде: «Видели ли вы Еврипида? Как он выглядит? Велик ли у него нос? Как держит он голову? Какие у него глаза? Вероятно, он говорит только стихами? Не горд ли он?», и сотни подобных вопросов задавались быстрей, чем на них возможно было ответить. Желание увидеть Еврипида привлекло немало и других абдеритов, кроме тех, кого пригласил архонт. Все толпились вокруг доброго лысого поэта, чтобы удостовериться, выглядит ли он именно так, как он должен был выглядеть, по их представлениям. Многие, особенно дамы, удивлялись, что он точно такой же, как и все прочие смертные. Другие говорили, что у него много страсти в глазах. А прекрасная Триаллида шепнула на ухо своей приятельнице, будто в нем сильно заметен заклятый женоненавистник. [245] Замечание это она сделала, предвкушая заранее свой триумф, если такой убежденный враг женского пола вынужден будет признать силу ее прелестей.
245
Общеизвестно, что этот отвратительный порок несправедливо приписывался Еврипиду.
(Возражая против нетрадиционного изображения женских характеров, афиняне, и в том числе Аристофан, обвиняли Еврипида в женоненавистничестве; созданные драматургом могучие образы Медеи и Федры противоречили принятым тогда представлениям о женщине как хранительнице домашнего очага.)
Глупость, как и ум, имеет свою утонченность, и кто способен дойти в ней до абсурда, тот достиг своего рода возвышенного совершенства, являющегося источником удовольствия для людей разумных. Абдериты имели счастье обладать таким совершенством. Их нелепости порой вызывали у чужестранцев сначала раздражение, но как только те замечали, что эти нелепости обладают определенной последовательностью и именно поэтому в них так много внутренней убежденности и добродушия, чужестранцы тотчас же примирялись с ними и часто находили более удовольствия в глупости абдеритов, нежели в остроумии иных людей.