История болезни (сборник)
Шрифт:
Не прибавляла настроения и погода. Серое небо смыкалось с черными, давно убранными и вспаханными полями. Казалось, жизнь замерла… кстати, может, пестрые кубики кафе для того и разбросали с определенной периодичностью, чтоб у едущих не складывалось впечатление, будто вся их жизнь осталась позади? Удручающее зрелище, эта дорога…
– Мы какой-нибудь город проезжать будем? – спросила Оля.
– Город? – Миша весело рассмеялся, – какой тут город? Поселок будет, городского типа. Тысяч десять жителей если там есть, то хорошо. Зато церковь у них красивая…
…Тогда совсем неинтересно, –
Смотреть в окно расхотелось вовсе, и она достала письмо. До этого она лишь зачитала Мише подчеркнутый жирной чертой адрес, располагавшийся в самом конце, а теперь пришло время познакомиться с остальным содержанием. Аккуратно расправила лист, густо исписанный явно не дрожащей стариковской рукой. Правда, коробило слово «капуста», в одном месте написанное через «о», но все встало на свои места, когда выяснилось, что писал местный фермер.
Памятуя прописную истину, что государство всегда более надежный партнер, нежели какой-нибудь рыночный барыга, он решил предложить свою продукцию – « копусту» в этот самый дом престарелых. Но приехав туда, выяснил, что финансирование прекращено больше года назад; кладовые пусты; угля, чтоб топиться зимой, нет; воды нет; мыла нет; в палатах умирают изможденные люди, и так далее, и так далее, аж на двух страницах. Фамилии своей фермер почему-то просил не упоминать, однако при этом с гордостью сообщал, что овощей на целый месяц оставил там совершенно бесплатно. Тоже не совсем понятно – обычно меценаты, либо скрывают свои добрые дела, либо, наоборот, используют их в качестве рекламы. Какое-то половинчатое решение…
Ладно, бог с ним, с фермером. Интересно было другое, почему о творящихся безобразиях написал он, а не администрация, которая отвечает за состояние учреждения, и даже не сами старики?..
Оля убрала письмо и прикрыла глаза, мысленно составляя отдельные планы вопросов для персонала и для обитателей дома. Конечно, не мешало б записать их – это всегда помогает сосредоточиться и выстроить любое дело в правильном порядке, но машину трясло, и ручка прыгала, яростно клюя бумагу.
Миша, видимо, не привык рулить молча. Работал он не за зарплату, а исключительно для души; значит, душа и должна была получать компенсацию. Но поскольку Ольгу Викторовну возить приходилось не часто, он просто не знал, о чем с ней разговаривать. Вообще, она жила какой-то своей жизнью, отгородившись от остального коллектива, посредствам двух шкафов и полностью «приватизировав» одно окно. Миша вынужденно вернулся к прежней, возникшей спонтанно теме.
– Это мы привыкли, что десять тысяч жителей, не город, – сказал он, – а есть места, где он считался бы городом, да еще каким!.. Вот, был я в Как е …
– Где? – Оля открыла глаза.
– В Как е .
– И как называется твоя к а ка? – Оля улыбнулась его почти детскому юмору.
– Так и называется – Как а . Это Туркменистан. Сто тридцать километров от Ашхабада. Но то, что вы подумали, очень соответствует действительности.
«Туркменистан» являлся таким далеким и расплывчатым понятием, что Оля даже толком не знала, где он находится. В сознании всплывали только тюбетейки, верблюды, заунывная восточная музыка
– И что ты там делал? – спросила Оля.
– Меня Борисыч послал…
– В Туркменистан?!.. – Олино лицо удивленно вытянулось, – зачем? К тому же откуда у нашего журнала такие деньги?!..
– Все просто, – Миша довольно засмеялся, видя, что наконец-то заинтересовал собеседницу, – там живет наш земляк; бывший офицер. Кака – город пограничный. Раньше там много наших войск стояло. Но тогда там другая жизнь была, вот, он и остался, а теперь выехать не может. Прислал письмо сестре, а она его Борисычу передала – какие-то у них там есть общие знакомые. Вот, однажды Борисыч и говорит, хорошо бы, мол, съездить, проведать земляка. Заодно, говорит, можно новый проект начать, типа «Как нашим там живется?..», да денег нет на разъезды. А я и говорю, деньги-то у меня есть…
– Ты так много зарабатываешь на своей стоянке?
– А, думаете, мало? – в Мишином голосе прозвучал вызов, – это зарплата у меня две тысячи, а за ночь, знаете, сколько транзитников заезжает? Думаете, я им квитанции выписываю? Как же, а то у хозяина рожа треснет от радости!.. Плюс к этому руками кое-что могу делать – ну, типа, тормоза прокачать, карбюратор отрегулировать, колесо сменить, если кто пачкаться не хочет… женщины особенно брезгают. Вот, в месяц тысяч пятнадцать – двадцать и набегает. А куда мне их девать? Пить, я особо не пью, жены нет, питаюсь обычно… всякие сотовые телефоны мне не нужны. Кто мне звонить будет? А я и из своей сторожки позвоню, если надо. Так что, имеются сбережения… Короче, Борисыч обрадовался. Говорит, вот, ты и будешь вести этот новый проект. Даже в штат обещал зачислить. А я говорю, мне в штат не надо, «за штатом» я больше имею. Вы мне, говорю, документы сделайте, чтоб меня принимали, как журналиста, а остальное, мое дело. Он и сделал, даже загранпаспорт оформил по своим связям за три дня.
– И репортаж напечатали? – перебила Оля, напрягая память.
– А как же! Только это уж больше года прошло, и с тех пор никто к нам из-за границы не обращался, поэтому проект затух сам собой.
Оля подумала, что если б взялась за это дело, то разыскала все местные общины, вплоть до Австралии. Хотя, с другой стороны… если все за свои деньги, то это быстро надоест. Двадцать тысяч в месяц не густо, чтоб путешествовать по миру.
– Так вот, про Каку… – Миша почувствовал, что повисла пауза, грозящая прервать нить разговора. – Ольга Викторовна, вы границу представляете?
– Никогда даже не видела.
– Ну, хотя бы в кино. Типа, блокпост; шлагбаум; суровые пограничники; прожектора; здание таможни. Короче, все солидно и мощно – лицо страны все-таки. А там… шлагбаум, правда был, но весь покореженный. Видимо, кто-то таранил его, и с тех пор он так и стоит, ничего не перегораживая. Вместо зданий, ржавая железнодорожная цистерна и лаз автогеном прорезан. Там же, и живут, и документы проверяют. Груз, по-моему, вообще никто не досматривает. Даже электричества нет! Я вечером подъехал, так они паспорт при керосиновой лампе изучали. Сами солдатики худые, маленькие, глаза горят голодным блеском…