История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века
Шрифт:
Ему было двадцать восемь.
Они любили друг друга.
Они повстречались благодаря самому великому и самому банальному из случаев — во время прогулки, которую совершал Беррюшель в местности, окружавшей Аяччио.
Молодой банкир приехал для того, чтобы быть наблюдателем при создании филиала его банка Б. Н. К. И. (Беррюшель Нейшнл Компани оф Индия) на острове Красоты. Он приплыл на своём личном корабле «Любимый» две недели назад и стал на якорь в порту Аяччио.
И он ступил в окрестности.
Он был очарован климатом
Поскольку девушка медлила с ответом, Беррюшель повторил вопрос:
— Скажите же мне, любовь моя, вы поговорили с вашей матушкой?
Антония кивнула.
— Она отказала, не так ли? — спросил Филипп упавшим голосом.
Она боязливо посмотрела вокруг себя и, убедившись в том, что поблизости никого не было, осмелилась взять его за руку.
— Моя мать отнеслась с пониманием, но ничего не поделаешь. Мой отец, мой брат и мой дядя Буонапарте не разрешат мне выйти замуж за иностранца. Никогда!
— А если я вас украду?
Она подскочила.
— Сразу видно, что вы не знаете моих соотечественников! Корсиканцы — очень гордый народ, у них слишком сильно развито чувство чести. Даже при вашем богатстве они не позволят мне выйти за вас замуж. И если я убегу с вами… где бы мы ни были, они найдут нас и убьют обоих!
— Обоих, вы так думаете? — пробормотал Беррюшель.
— Меня, может быть, и нет, — подумав, сказала Антония, — но вас точно, можете не сомневаться…
Такая перспектива вовсе не прельщала Беррюшеля. Если ты преуспевающий банкир, ты как-то не можешь себя представить в роли затравленного человека. И ведь он… он так любил эту девушку и не мог от неё отказаться.
— Это просто ужасно! — возмутился Филипп. — Ничто не мешает нам стать счастливыми, и из-за этих дурацких традиций…
Как только он произнёс эти слова, ветви земляничника раздвинулись, и Антония позеленела, увидев своего старшего брата.
— Что вы сказали? — спросил последний, держа в руке седельный пистолет, от которого Беррюшель чуть не поседел.
— Я? — спросил банкир.
— Вы только что сказали, что наши традиции дурацкие, не так ли? А что, если я угощу вас свинцом, чтобы научить вас жизни?
— Джованни! — вскрикнула Антония. — Не делайте этого, ради бога.
Молодой корсиканец пожал плечами и засунул дуло своего оружия за пояс.
— Послушайте, дружище, — сказал он. —
Бледный, с перекошенным лицом и с холодком в животе, Беррюшель помахал рукой Антонии.
— Прощайте же, милая Антония, — вздохнул он. — Я вынужден вас покинуть. Но знайте, что я вас буду любить всегда.
На этом он ретировался, а несчастная девушка с рыданиями бросилась на грудь к своему старшему брату.
— Что ты хочешь… — прошептал Джованни. — Как пишут на розовых страницах словаря Лярусс «Dura lex, sed lex» [177] .
Через месяц после этого случая маркиз де Шуазель диктовал почту своей машинистке, как вдруг ему объявили, что известный банкир Филипп Беррюшель просит принять его.
— Пригласите его и оставьте нас одних, — сказал министр.
177
Латинское изречение: «Закон суров, но это закон» — Прим. пер.
Этот визит интриговал его. Беррюшель-отец страшно разбогател при Ло и был доволен тем, что сыну удалось расширить его дело вместо того, чтобы загубить его, как обычно делают сыновья.
Он заметил, что его посетитель похудел, у него были круги под глазами и осунувшееся лицо.
«О, о, — подумал Шуазель, — похоже, банковские дела идут так же плохо, как и государственные».
— Каким ветром? — громко спросил он, пожимая руку посетителю.
Беррюшель изобразил слабую улыбку.
— Монсеньор, — сказал он, — знаете ли вы Корсику?
Шуазель нахмурился, ибо он терпеть не мог, когда его проверяли на знание географии.
После нескончаемых покашливаний, которые дали ему время подумать, он прошептал:
— Это в Северной Африке, не так ли?
— Ещё нет, — широко улыбнулся Беррюшель. — Это изумительный остров в Средиземном море, и он принадлежит генуэзцам.
— Ах да, что это я? — сказал министр.
— Я только что оттуда, — сказал Филипп, — и могу вас заверить, монсеньор, что это один из самых прекрасных уголков в мире!
— Правда?
— Честное слово. У него только один недостаток, монсеньор…
— Там что, змеи? — предположил Шуазель.
— Нет, монсеньор, его недостаток в том, что он не французский.
Шуазель помрачнел.
«С тобой, дорогой Беррю, всё ясно, — подумал маркиз. — Ты там затеял какие-то дела и теперь хочешь меня убедить в том, что нужно начать войну, чтобы захватить эту территорию!»
— Что я могу для вас? — спросил он сухо.
— Купить его, монсеньор! — просто ответил Филипп.