История Христианской Церкви. Том III. Никейское и посленикейское христианство От Константина Великого до Григория Великого 311 — 590 г. по Р. Х.
Шрифт:
Он немедленно принял суровые меры против ариан, новациан, квадродециманов и македониан и побудил императора издать самые строгие законы против еретиков. Только к пелагианам, чьему учению о свободе воли (но не о первородном грехе) он симпатизировал, он относился терпимо, принимал Юлиана из Экланума, Целестия и других изгнанных вождей этой партии, ходатайствовал за них в 429 г. перед императором и папой Целестином, но из-за очень неблагоприятных отзывов о пелагианстве, распространенных мирянином Марием Меркатором, ходатайства его не увенчались успехом. Из-за частичного контакта одного с другим пелагианство было осуждено Эфесским собором вместе с несторианством.
Но потом сам Несторий отпал от преобладавшей в Константинополе веры. Он выступил против, конечно же, очень смелого и вводящего в заблуждение слова Богоматерь,которое уже относили к Деве Марии Ориген, Александр Александрийский, Афанасий, Василий и другие и которое после арианских споров, а также с ростом поклонения Марии вошло в язык народного богослужения [1561] .
Конечно же, термин этот не имел смысла, а был изрядной бессмыслицей, так как предполагал, что творение родило Творца или что вечный Бог появился от Марии — такое было бы самой нелепой и самой вредной из ересей и потрясающим богохульством; но выражение указывало лишь на нерасторжимую связь божественной и человеческой природ Христа, на истинное воплощение Логоса, Который принял человеческую природу от тела Марии, вышел как Богочеловек из ее чрева и как Богочеловек пострадал на кресте.
1561
, Deipara, genitrix Dei, mater Dei. Оболее раннем использовании этого слова см. Petavius: De incarnatione,lib. , с. 15 (tom. iv, p. 471 sqq., Paris, 1650). В Библии этого слова нет, к нему приближается только в Лк. 1:43; выражение же встречается часто. Кирилл ссылается на Гал. 4:4: «Бог послал СынаСвоего, Который родилсяот женщины». Для протестантского ума слово звучит оскорбительно из-за его несомненной связи с римско–католическим культом Марии, откровенно напоминающим о языческих матерях–богинях. См. §82 и 83.
Но антиохийская школа богословия не могла представить себе человеческую природу без человеческой личности, то есть строго отделяла ее от божественного Логоса. Поэтому уже Феодор Мопсвестийский очень пылко выступал против термина theotokos.«Мария, — говорил он, — родила Иисуса, а не Логос, ибо Логос был и продолжает быть вездесущим, хотя Он и пребывал в Иисусе особым образом от начала. Следовательно, Мария в строгом смысле есть мать Христа,но не мать Бога.Только в образном смысле, per anaphoram,можно назвать ее также матерью Бога, потому что Бог в особом смысле был во Христе. Строго говоря, она родила человека, в котором заключалось начало союза с Логосом, но этот союз был еще таким неполным, что Христос не мог еще (до Своего крещения) называться Сыном Божьим». Он даже объявил «безумием» говорить, что Бог родился от девы: «не Бог, но храм, в котором пребывал Бог, родился от Марии».
Подобным образом Несторий и его друг Афанасий, священник, которого он взял с собой из Антиохии, возражали с кафедры против theotokon.Несторий заявлял, что в Константинополе уже возникло противоречие, так как одни называли Марию матерью Бога , а другие — матерью Человека . Он предложил промежуточное определение, мать Христа , так как Христос был одновременно Богом и человеком. Он произнес несколько речей на эту спорную тему. «Вы спрашиваете, — говорит он в первой из своих проповедей, — можно ли называть Марию матерью Бога?Получается, что у Бога есть мать? В таком случае язычество можно извинить за то, что оно приписывает матерей своим богам, но тогда Павел лжец, ибо он сказал о Божественном Христе, что у Того не было ни отца, ни матери, ни родословия [1562] . Нет, дорогой мой господин, Мария не зачала Бога… Творение понесло не несотворенного Творца, но человека, который есть орудие Бога; Святой Дух зачал не Логос, но сформировал для Него из девы храм, в котором Он мог бы обитать (Ин. 2:21). Воплощенный Бог не умирал, но оживил Того, в Ком соделался плотью… Это одеяние, которое Он использовал, я чту ради Бога, пребывавшего в Нем и нераздельного с Ним… Я разделяю природы, но объединяю поклонение.Подумайте, что это должно значить. Тот, Кто сформировался в чреве Марии, не был Сам Богом, но Бог принял Его [ assumsit,то есть облекся человеческим обликом] и, ради Того, Кто принял, принятый тоже называется Богом» [1563] .
1562
Евр. 7:3: , , .
1563
оригинале в Mansi, iv, 1197; в латинском переводе Мария Меркатора — ed. Garnier, Migne, p. 757 ff. См. этот и подобные отрывки также в Hefele, ii, p. 137, и Gieseler, i, 2, 139.
Из-за этого слова и начались несторианские споры. Но в то же время оно выражало богословскую идею и мощное религиозное чувство. Оно было тесно связано с развивающимся культом Марии, а следовательно, относилось к области поклонения, которая гораздо ближе людям, чем теоретическое богословие; таким образом, споры велись очень страстно. Слово theotokosстало пробным камнем ортодоксальной партии в несторианских спорах, как термин омоусия —в арианских. Возражения против этого слова значили отрицание тайны воплощения, или истинного союза божественной и человеческой природ во Христе.
Без сомнения, антиохийская христология, представителем которой был Несторий, не утверждала, что Логос действительно сталчеловеком. Она говорила о двойственности природы Христа и проводила между ними разграничение; она отрицала, что Бог, как таковой, может родиться или страдать и умереть, но доводила это разграничение природ до раздвоения личности. Она подменила идею воплощения идеей усвоения, принятия человеческой природы или, скорее, целого человека в общение с Логосом [1564] и пребывания Бога во Христе [1565] . Вместо идеи Богочеловека [1566] мы получаем здесь идею человека, ставшего носителем Бога [1567] ; личность Иисуса из Назарета — всего лишь орудие или храм [1568] , в котором пребывает божественный Логос. Две природы не образуют личностного единства [1569] , но только единство моральное, близкую дружбу или союз [1570] . Их отношения друг с другом — механические и внешние [1571] , в них каждый сохраняет присущие ему качества [1572] , не допуская никакого обобществления, communicatio idiomatumлюбого рода. Этот союз есть в первую очередь милостивое снисхождение со стороны Бога [1573] , в ходе которого Логос делает человека объектом исполнения Божьей воли, а во вторую очередь это возвышение человека до высшего достоинства и сыновства по отношению к Богу [1574] . Вследствие такого снисхождения возникает, в третью очередь, практическое, действенное общение [1575] , в ходе которого человеческая природа становится орудием и храмом божества и приходит к кульминации в '. Феодор Мопсвестийский, талантливый основатель антиохийской христологии, представляет возвышение человека до положения сына Бога (исходя из Лк. 2:53) как постепенный моральный процесс, зависящий от добродетели и заслуг Иисуса, которые достигли полноты развития в воскресении и позволили Ему достичь неизменности божественной жизни в награду за целенаправленную победу Его добродетели.
1564
. Феодор Мопсвестийский говорит (Act. Conc. Ephes.,в Mansi, iv, fol. 1349): (hominem perfectum assumpsit),вместо или .
1565
, в отличие от vpc.
1566
.
1567
, Богоносцем,также , от , принимающим Бога.
1568
Instrumentum, templum, ,любимый термин несториан.
1569
.
1570
, связь, близость, взаимодействие, привязанность,в отличие от ,истинного внутреннего союза. Кирилл Александрийский так обвиняет Нестория в своем Epist. ad Coelestinum: , , ' , .
1571
, единство отношений(от , условие, отношения),в отличие от или , физическое единство или слияние.
1572
.
1573
или .
1574
' , .
1575
' .
Антиохийская и несторианская теория, таким образом, делает природу Христа двойственной, хотя ясно об этом не говорит. Она не может воспринять реальное существование двух личностей без личной независимости каждой из них.
Вместе с богочеловеческим единством личности Христа она отрицает также богочеловеческое единство Его деяний, особенно страданий и смерти, а это умаляет и реальность искупления [1576] .
Конечно же, с этой точки зрения Мария могла восприниматься только как мать человека Иисуса и слово theotokosв его строгом смысле становилось нелепым и богохульственным. Несторий мог допустить лишь, что Бог прошел через (transiit)чрево Марии.
1576
Кирилл обвиняет Нестория (Epist. ad Coelest.)в том, что он не говорит, будто Сын Божий умер и воскрес, но только что человек Иисус умер и воскрес. Как говорит сам Несторий в своей второй гомилии (Mar. Merc 763 sq.), можно сказать, что СынБожий, в более широкомсмысле, умер, но не что Богумер. Более того, в Писании, когда речь идет о рождении, страстях и смерти, нигде не сказано о Боге,но говорится о Христе,или Иисусе,или Господе— и все эти имена подходят к обеим природам. Рожденному, умершему и похороненному Богу нельзя поклоняться. Пилат, говорит он в другой проповеди, распял не Бога, а оболочку Бога, и Иосиф Аримафейский обвил пеленами и хоронил не Логос (Marius Merc. 789 sqq.).
Сама эта война по поводу любимого шибболета ортодоксии вызвала самое резкое неприятие в народе и среди монахов, которые симпатизировали александрийской богословской школе. Они возражали Несторию, когда он говорил с кафедры, и оскорбляли его на улицах; он же, платя злом за зло, применял к монахам телесные наказания, сажал их в тюрьму и осудил взгляды своих противников на поместном соборе в 429 г. [1577]
Главным противником Нестория в Константинополе был Прокл, епископ Кизический, — возможно, неудачливый соперник Нестория, тоже надеявшийся стать патриархом. Он довел поклонение Марии до крайности, дальше которой пошли разве что современные римские сторонники учения о непорочном зачатии Марии. В напыщенной проповеди в честь Девы [1578] он прославлял ее как «непорочную сокровищницу девственности, духовный рай последнего Адама, мастерскую, в которой две природы были слиты вместе, брачный чертог, в котором Слово сочеталось с плотью, живой куст природы, которому не повредил огонь божественного рождения, облако света, выносившее Того, Кто восседал между херувимами, безупречное руно, омытое небесной росой, которым Пастырь облек своих овец, служительницу и мать, Деву и Небо».
1577
Согласно донесению Василия, обращенному к императору Феодосию, Несторий собственноручно ударил нахального монаха, который запретил епископу, как упорствующему в ереси, приближаться к алтарю, а потом передал его служителям порядка, которые гнали его плетями по улицам города, а потом изгнали за его пределы.
1578
См. Mansi, tom iv, 578; и замечания в Walch, vol. , 373 ff.
Еще одним противником Нестория, гораздо более могущественным, был патриарх КириллАлександрийский — ученый, проницательный, энергичный, но слишком страстный, высокомерный, амбициозный и склонный к спорам прелат. Движимый как личными, так и доктринальными интересами, он вышел на поле боя и старался любыми средствами ниспровергнуть своего соперника из Константинополя — так же как его похожим образом настроенный дядя и предшественник Феофил старался низвергнуть благородного Златоуста в ходе споров об Оригене. Богословский спор был в то же время соревнованием двух патриархатов. В том, что касается личных характеристик, Кирилл намного уступал Несторию, но он лучше знал мир, был хитрее, обладал большей богословской ученостью и проницательностью, да и сторонники культа Марии были на его стороне; к тому же, выступая против абстрактного разделения божественного и человеческого, он был прав, хотя сам и склонялся к противоположному заблуждению, смешению двух природ во Христе [1579] . В его лице мы имеем поразительное доказательство того, что о ценности учения не всегда следует судить на основании личных достоинств его сторонников. Бог использует для достижения Своей цели любые орудия — и хорошие, и плохие, и равнодушные.
1579
См. в особенности его заявление о в третьем анафематствований против Нестория; Гефеле, однако (ii, 155), считает, что под этим подразумевается не ' , а просто реальное единение в одно существо, единое существование.
Сначала Кирилл написал Несторию, потом — императору, императрице Евдокии и сестре императора Пульхерии, которые живо интересовались церковными проблемами, и наконец — Римскому епископу Целестину. Он предостерег епископов и церкви Востока и Запада против опасной ереси своего соперника. Целестин, движимый ортодоксальным инстинктом, польщенный таким обращением к его авторитету и возмущенный тем, что Несторий дружески принимает изгнанных пелагиан, осудил его учение на Римском соборе и сместил его с поста патриарха, если он в течение десяти дней не откажется от своих взглядов (430).