История и философия науки: учебное пособие для аспирантов
Шрифт:
Довольно часто описанную схему характеризуют как «схему тождества» объяснения и предсказания. На самом деле – при общности схемы – имеется существенное различие между процедурами объяснения и предсказания:
когда схема используется для предсказания, тогда она «прочитывается» от посылок к заключению;
когда схема используется для объяснения, тогда она «прочитывается» от заключения к посылкам.
Если из (эмпирической) гипотезы следуют несколько предсказаний, то все они совместимы, и их можно посредством конъюнкции соединить в одно сложное утверждение. Объяснение не является однозначным. Одно и то же заключение можно вывести из разных законов и условий. Например, удлинение металлического стержня может быть объяснено как на основе закона теплового расширения тел, так и на основе пластических свойств данного металла, позволяющих
Другое существенное различие касается точности. Утверждение, являющееся предсказанием, должно быть максимально точным: только в этом случае можно со всей определенностью судить о том, подтвердилось предсказание или нет. С этой точки зрения, количественные суждения в качестве предсказаний обладают большей ценностью по сравнению с качественными или сравнительными суждениями. А ценность утверждения, которое представляет объясняемую часть схемы, хотя и зависит от точности объясняющей части, однако не в столь значительной степени: от приемлемого объяснения требуется, чтобы объясняемая часть была логическим следствием из объясняющей части. Схема Гемпеля-Оппенгейма совершенно четко указывает на важную роль логики в научном объяснении и предсказании – именно она образует их основу: без установления отношения логического следования объясняющая и объясняемая части были бы отделены одна от другой, и у нас не было бы ни объяснения, ни предсказания.
Теперь рассмотрим особенности объяснения и предсказания в социально-гуманитарном познании. Как известно, его принципиальная особенность заключается в том, что в нем субъект и объект познания в значительной мере совпадают друг с другом и в обоих присутствует отчетливо выраженный и существенно значимый идеальный компонент, связанный с разумом, волей и целеполаганием. Это обусловливает и многие другие особенности социально-гуманитарного познания; в нем, например, не только эмпирический, но также и теоретический уровни исследования, фактически, связаны с непосредственным взаимодействием субъекта и объекта. В результате свои собственные мысли об изучаемых явлениях и чувства, вызываемые ими у него, субъект вполне может принять за содержание этих явлений. Так, например, в исторической науке достаточно распространена погрешность, которую французский историк Л. Февр называет психологическим анахронизмом, – склонность к проецированию в прошлое самих себя, со всеми своими чувствами, мыслями, интеллектуальными и моральными предрассудками[28]. Однако это вовсе не означает непременно погрешность познания, ведь изучаемые явления и были рассчитаны на определенный «отклик» в сознании и чувствах людей. Собственно, они потому и есть, что есть этот «отклик». Поэтому, в частности, история философии входит в предмет философии, и поэтому история духовной культуры входит в духовную культуру.
Важное значение имеет относительная самостоятельность духовной жизни общества по отношению ко многим характеристикам его материальной жизни, достаточно хорошо фиксируемым на точном, количественном языке. Эта самостоятельность вызывается многими причинами:
воздействием географической среды (например, даже в музыке можно проследить следы такого влияния: в итальянской музыкальной школе – очевидно, ввиду климатических условий, благоприятных для голосовых связок, – развивались преимущественно вокальные жанры, и до сих пор она, несмотря на многолетнее взаимодействие с другими школами (например, среднеевропейской и скандинавской), не утратила (впрочем, как и они) своей специфики;
сложностью, дифференцированностью и неоднородностью структур духовной жизни, которые ведут к явлениям и процессам духовной жизни, вызываемым именно взаимодействием различных ее областей и уровней, а не чем-либо еще;
взаимодействием существующих явлений духовной культуры с остатками старых;
взаимодействием друг с другом сосуществующих обществ на уровне духовной культуры и др.
В результате многие закономерности, устанавливаемые в социально-гуманитарном познании, имеют в большинстве случаев статистический, а не динамический характер, и при этом весьма необычный.
Например, часто это закономерности с резко асимметричными («гиперболическими») распределениями параметров и нелинейными характеристиками. Это, очевидно, следствие того совпадения субъекта и объекта, о котором говорилось ранее: нелинейность и асимметричность появляются в результате наличия многочисленных «обратных связей», как «положительных», так
Отметим обусловленные названными факторами особенности объяснения и предсказания в социально-гуманитарном познании.
1. И в процедуре объяснения, и в процедуре предсказания (прогнозирования) используется, как правило, несколько законов. Объясняя определенные процессы в жизни некоторого общества, нам придется привлечь установленные закономерности и материальных, и духовных процессов, а также факторы географической среды, преемственность внутри данного общества и взаимосвязь его жизни с жизнью других обществ и др. Соответственно, в объяснении нередко не удается выделить единственную причину. Например, в исторической науке «монизм в установлении причины – вызван ли он предрассудком здравого смысла, постулатом логика или навыком судейского чиновника – будет для исторического объяснения только помехой. История ищет цепи каузальных волн и не пугается, если они оказываются (ибо так происходит в жизни) множественными»[29].
А предсказание оформляется в виде совокупности различных «сценариев», которые наряду с варьированием условий учитывают взаимодействие законов, влияющих на предсказываемое явление.
2. Существенное значение имеют законы-тенденции, причем они часто противоречат друг другу. Совокупности этих законов содержат большое количество неопределенностей разного рода. Именно поэтому от их анализа трудно ожидать сколько-нибудь однозначных заключений (объяснений или предсказаний), на которые мы обычно можем рассчитывать в области естественных или технических наук. Вместе с распространенностью в социально-гуманитарном познании дедуктивно-статистической схемы объяснения и предсказания это означает, что если мы «подвели» объясняемое (предсказываемое) явление под совокупность законов, то тем самым мы не показали того, что оно должно было (будет) иметь место. Но если учесть, что среди существующего есть необходимо существующее и случайно существующее, т. е. такое, что хотя и существует, но могло бы и не существовать, то мы, очевидно, вправе считать, что «законы-тенденции», включенные в дедуктивно-статистическую схему, тоже обладают научным статусом.
3. С учетом сказанного ранее о существенном совпадении и взаимодействии субъекта и объекта, немалую роль в объяснении и предсказании играют ссылки на психологические данные, относящиеся как к коллективной, так и к индивидуальной психологии, поскольку, как отмечает М. Блок, даже и «социальная однородность не так уж всесильна, чтобы некие индивидуумы или небольшие группы не могли ускользнуть от ее власти»[30]. Кроме того, заметим, что даже если нам удалось показать необычность действий некоторого человека, это не означает, что мы показали их бессмысленность.
4. В объяснении, как правило, присутствует генетический компонент, связанный с происхождением (истоками) и условиями происхождения и генезиса того или иного социального явления. Здесь таится определенная опасность – опасность принять описание истоков за собственно объяснение. Например, такого рода ошибка встречается у неискушенных этимологов: им кажется, что они «все» объяснили, если, толкуя современное значение слова, привели самое древнее из всех значений, которые им известны, как будто суть проблемы состоит не в том, чтобы выяснить, как и почему произошел «сдвиг» значения.
1.11. Процедуры обоснования теоретических знаний
Существует принципиально важный аспект соотношения теории и опыта – «аспект подтверждения», по терминологии Г. Рейхенбаха. В самом деле, наука как особая форма духовной деятельности начинается именно тогда, когда осознается необходимость сопоставления теории и опыта (шире – «теории и практики») с целью проверки и обоснования теории.
Бытует предрассудок, что «чистая наука» (и теория, и научный эксперимент, который тоже включается в «чистую науку») не имеет практического значения. Но, во-первых, человеческие потребности достаточно разнообразны. Они, помимо других, включают в себя идеальные потребности, т. е. потребности человека в познании окружающего мира и своего места в нем, познания смысла и назначения своего существования на земле, достигаемого как посредством присвоения (приобщения) уже имеющихся культурных ценностей, так и путем открытия нового, неизвестного предшествующим поколениям. При этом, подчеркивает наука, потребность познания не является просто производной от биологических и социальных потребностей, хотя, разумеется, вторично связана с ними самым тесным образом.