История и философия науки: учебное пособие для аспирантов
Шрифт:
Сделаем уточнения. Может иметь место «техническая непроверяемость», связанная с ограниченными возможностями имеющегося в данное время инструментария (приборы, методики расчета, катализаторы определенной чистоты и т. д.). Это – одно, а то, что имеется в виду в понятии принципиальной непроверяемости, это другое. Далее, непроверяемость может заключаться в том, что из теории выводятся новые следствия, но они совместимы с любым исходом опыта, и поэтому такую теорию в принципе невозможно даже попытаться опровергнуть.
Опровергаемость гипотезы (и теории) связана с получением как можно более конкретных предсказаний, причем лучше количественных. Именно этим отличаются, например, от многих гипотез древних натурфилософов современные научные концепции:
Проверяемость обязательно предполагает опровергаемость, и то, что не может быть опровергнуто никаким мыслимым опытом, а может быть согласовано с любым исходом опыта, тем самым и не может быть проверено. И подтверждение – лучше, наверное, сказать «подкрепление» – теории опытом только в том случае обладает ценностью, если соответствующие проверяемые следствия могли быть опытом и опровергнуты.
Максимальная общность теории
Содержание этого требования следующее: из предлагаемой теории (гипотезы) должны выводиться (посредством логических умозаключений и математических расчетов) не только описания тех явлений, для объяснения которых она служит, но и как можно более широкая совокупность описаний (предсказаний) явлений, которые непосредственно, очевидным образом не связаны с исходными явлениями.
Очевидно, данное требование связано с требованием принципиальной проверяемости. В самом деле, непроверяемое утверждение – это как раз такое утверждение, которое специально подобрано для объяснения определенных данных опыта и ничего, кроме них, ни объяснить, ни обосновать не может, так как ограничено исключительно теми явлениями, для которых оно и было предназначено.
Конечно, не любое теоретическое построение обязательно претендует на большую общность. Особенно часто эта «необязательность» встречается в исторических науках, где нужно объяснить именно некоторое индивидуальное явление (или же какой-то ограниченный класс явлений). Но и в этом случае частная гипотеза не должна постулировать – если, конечно, она подается как научная – существование каких-то совершенно необычных факторов, так сказать, «уникальных» настолько, что они нигде и никогда больше не встречаются.
В догадках нет ничего ненаучного, если мы имеем в виду и требование принципиальной проверяемости, и требование максимальной общности (а также другие критерии). К нам, например, обращаются с вопросом о «летающих тарелках», или НЛО. Допустим, мы отвечаем, что «летающих тарелок» в смысле космических кораблей инопланетян не существует. Человек возмущается: «Разве доказано, что существование „летающих тарелок“ невозможно?» – «Нет, – отвечаем мы ему, – доказать этого мы не можем. Просто это маловероятно». – «Но так рассуждать – ненаучно! Если вы не можете доказать, что это невозможно, то как же можно позволять себе говорить, что это маловероятно?» (Так же обстоит дело и с гипотезами о «мыслящей плесени», о «разумных облаках» и т. п.) На самом деле наш способ рассуждений есть именно научный способ: наука говорит как раз о том, что более или менее вероятно, а не доказывает каждый раз, что возможно, а что – нет. Сообщения о «летающих тарелках» – скорее результат определенных особенностей мышления тех жителей нашей планеты, которые склонны к иррациональному и таинственному, нежели неизвестных рациональных усилий мыслящих существ с других планет. Первое предположение более правдоподобно.
Предсказательная сила теории
Теория должна обладать «предсказательной силой», т. е. быть в состоянии предвидеть новые факты.
Как мы видели ранее, требование принципиальной проверяемости теории тоже связано с выведением из теории новых фактов. В самом деле, способность быть опровергнутой (разумеется, еще не будучи таковой!) – это и есть просто по-другому названная способность делать предсказания, т. е. позволять выводить новые следствия, которые можно проверить на опыте. Однако в этом случае «новизна» означает, что «новые» факты не участвовали в построении теории, а были ли или не были они известными вообще, не имеет значения. А в требовании от теории предсказательной силы подчеркивается именно способность теоретически предвидеть нечто до этого вообще неизвестное. Эта способность теории напрямую связана с ее ролью в развитии научного знания.
И с требованием максимальной общности данное требование тоже связано. Но опять-таки, требование максимальной общности имеет в виду уже известные факты, которые данная теория должна объяснить.
Опыт очень редко ставится «случайно», без какого бы то ни было заранее намеченного плана. Опыт либо нацелен на проверку каких-то конкретных предсказаний, либо он имеет поисковый характер. Даже и в этом, последнем случае, хотя подробное описание опыта и не следует непосредственно из теории, тем не менее, его, так сказать, «общая направленность» все равно как-то соотносится с теорией (гипотезой). Таким образом, теория, которая позволяет делать предсказания, является плодотворной, она «работает».
Здесь уместно напомнить о взаимодействии теории и опыта, чтобы не сложилось не совсем правильное представление о науке. Дело вовсе не обстоит так, что мы все время только строим теоретические догадки, а затем их проверяем на опыте. То есть будто бы эксперимент играет только подчиненную роль. Это не так. Например, м-мезон, о существовании которого никто и не предполагал, был открыт сугубо экспериментальным путем. Более того, как замечает Р. Фейнман, и теперь никто не знает, как можно было бы догадаться
О существовании такой частицы[33].
Принципиальная простота
Очевидно, одна из ценностей теории состоит в ее способности быть более простой, нежели простая регистрация опытных данных, хотя последняя и обеспечивает «полное согласие» с фактами. Однако то, что можно назвать «принципиальной простотой» теории, не связывается непосредственно и жестко с лингвистической простотой, состоящей в использовании, по возможности, несложных средств естественного языка и в воздержании – опять-таки по возможности – от использования специальных усложнений формализованных языков. Нет жесткой связи «принципиальной простоты» с семантической простотой, состоящей в избежании строгих и, соответственно, нередко достаточно сложных методов установления значений используемых терминов и смысла входящих в теоретические доказательства формулировок.
Можно сказать так: принципиальная простота теории заключается в ее способности (опираясь на относительно немногие основания и не прибегая к произвольным допущениям ad hoc)объяснить как можно более широкий круг явлений. Наоборот, сложность теории заключается в наличии в ней многих искусственных и достаточно произвольных допущений, которые не связаны с ее основными положениями и подчас превращают теорию в целом в громоздкое построение.
Объективное основание требования принципиальной простоты теории связано, во-первых, с нашими представлениями о том, что теория несет в себе некоторое объективно истинное содержание. Неадекватная в отношении отражения реальности теория, для того чтобы быть согласованной с опытными данными, должна (будет) постоянно вводить в свой состав различные допущения ad hoc,различные добавления. Тем самым она утрачивает принципиальную простоту, даже если она, возможно, и обладала ею. Во-вторых, принципиальная простота теории основывается на самой ее природе: цель теории – охватить ту «основу», которая находит выражение в многообразных явлениях, а не просто полную запись всех опытных данных.