История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума

Черепица Валерий Николаевич

Второй момент. Для вашей ориентировки и обеспечения раскрытия вами в Кракове революционных организаций сообщаю вам о тех из них, где присутствие этих сообществ и здесь не исключено: 1) «Свободный Рабочий»; 2) «Чэрвоны Штандар»; 3) «Свобода Трудящихся»; 4) «Дер Штерн». Если таковые в Кракове окажутся, то надо войти с ними в контакт, вплоть до личного вхождения в одну из них, для того чтобы иметь возможность собрать сведения о личном составе этих организаций. Если в городе окажется организация с другим названием, то поступать по отношению к ней следует тем же порядком. Для выполнения полученного задания вам предоставляется право пользоваться услугами третьих лиц по вашему выбору. К этому выбору надо подходить очень осторожно, а потому эти лица должны быть вам не только знакомыми, но, прежде всего такими, на которых вы вполне можете положиться как на самих себя. Этих лиц вы будете вознаграждать из аванса, который я вам сегодня же выдам и отчет, с которого до нового распоряжения вы

будете сдавать мне. Это задание должно быть выполнено до 1–5 июля текущего года. А теперь прошу выдать мне расписку на 750 злотых, господин Стемпневский, из которых вы по мере надобности будете выдавать нужные суммы господину Домашевичу». Получив расписку, Розенбаум выплатил агентам вышеозначенную сумму, чему те, судя по их лицам, были несказанно рады. Прощаясь, они обещали Розенбауму оправдать возложенное на них доверие. Попросив их не спешить, импрессарио в знак первого знакомства предложил поужинать у себя в номере. За ужином оба рассказывали о первомайском шествии рабочих в Кракове и оба в один голос утверждали, что среди них 90 — 95 % были евреями. Слушая их, Розенбаум все более убеждался, что Хараевич и он в своем выборе агентов не ошиблись.

На следующий день, устроив все театральные дела, Эдуард Розенбаум выехал в Бельско. Здесь он сразу же по прибытии пошел в адресный стол, находившийся в магистрате, чтобы узнать местожительство Эмилиана Анджеевского. Жил он на улице Инвалидов, 42. Хозяина он застал дома за завтраком. Разговора о деле не получилось, так как Анджеевский сделал нежданному гостю предупредительный знак — приложил указательный палец к губам и кивнул в сторону занимавшейся хозяйством жены. Поэтому импрессарио ограничился лишь вопросами о том, как ему живется на новом месте и устроился ли он на работу?

Оказалось, что работу Анджеевский получил на одной из фабрик акционерного общества «Бельская мануфактура», директором которого является владелец фабрики «Корона» Изаак Зильберберг. Работает он механиком при динамо-машине, в воскресенье и праздничные дни работает демонстратором картин при фабричном кинозале. Показ фильмов для рабочих в эти дни бесплатный, и потому зал, как правило, бывает забит до отказа. Сеансы идут с двух часов дня до десяти часов вечера. Первый сеанс идет в два часа, а последний — в десять. Кроме того, три раза в неделю для всех служащих акционерного общества пускается два сеанса за минимальную плату. Цена билетов от 80 до 20 грошей. За работу при динамо-машине он получает 90 грошей за каждый час своего труда, а за демонстрацию картин — по 3 злотых от каждого воскресного и праздничного сеанса и по полтора злотых от каждого будничного сеанса. Так что на свое материальное положение он не жалуется, ибо цены на продукты приемлемые. За непродолжительное время он успел приобрести широкий круг знакомых и приятелей среди рабочих. На этом разговор закончился. Розенбаум попросил Анджеевского зайти вечером в нему в гостиницу, на что последний ответил, что сможет это сделать только завтра, так как эту неделю работает во вторую смену, а вообще все фабрики общества работают в три смены.

Утром следующего дня разговор о бесплатных киносеансах для рабочих был продолжен. Анджеевский рассказал, что «большинство кинокартин, показываемых здесь, американского и английского производства. По своему содержанию они посвящены показу благополучной жизни рабочего класса на Западе, его единению при решении производственных и общественных проблем с предпринимателями, их добрым и независимым взаимоотношениям между собой во внерабочее время». Эти картины, по мнению Анджеевского, демонстрируются для того, чтобы «показать возможности жить мирно как фабрикантам, так и рабочим, а также с целью отвлечения их от революционного движения». Все титры на кадрах даются на польском и немецком языках, поскольку большой процент местных жителей говорят между собой по-немецки, несмотря на свое польское происхождение. Объясняется это тем, что Бельско, а под австрийским владычеством Билитц, длительное время находился под сильным влиянием всего немецкого. Это влияние до сих пор чувствуется на фабриках и заводах, на рынках, в магазинах и т. д. Все бельские евреи говорят между собой исключительно по-немецки. Вся документация и отчетность на предприятиях ведется на немецком языке. Директора нашего акционерного общества — поголовно евреи, но по манерам, речи их нелегко отличить от немцев.

В последнее время в город и его предместья стали массами прибывать и приживаться польские евреи, которые и являются самым опасным элементом в распространении коммунистических идей. Именно им удалось создать в Бельско ячейку организации «Владза Класе Працуенцэй» («Власть Трудящемуся Классу»). На сегодня в ней состоит около 50 человек. Председателем ячейки является львовский еврей — столяр местной мебельной фабрики Арон Штернберг. Каких-нибудь контактов с этой ячейкой и «Бельской мануфактурой» пока не выявлено.

Что касается рабочих немецкой национальности, то они объединены между собой в «Союз немецких рабочих». Это скорее не союз, а клуб, который находится на улице Лютеранской. Там имеются кегельбан, домино, шахматы, буфет, зал для танцев и пивная

с биллиардом. Цель этого клуба весьма простая — сохранение своей культуры и религии. Председателем этого союза-клуба является пастор местной лютеранской кирхи Бюллер. Пока ничего предосудительного в деятельности членов этого объединения не замечено».

Поблагодарив Анджеевского за полученную информацию, Розенбаум попросил его договориться на фабрике с получением для себя трехдневного отпуска с тем, чтобы составленное им донесение Анджеевский в качестве курьера мог бы отвезти в Варшаву к полковнику Корвин-Пиотровскому. Причиной такой просьбы импрессарио назвал «необходимость срочного выезда в Дзедзице и Катовице по театральным делам». Анджеевский пообещал договориться обо всем с фабричной администрацией.

Выйдя из гостиницы, Розенбаум купил в ближайшем киоске немецкую газету «Берлинер Тагеблатт», а также сигару — необходимые атрибуты немецкого бюргера — и смело вошел в пивную немецкого рабочего клуба. Безупречно владея немецким языком, он заказал себе пива и сел за столик, ближайший к общему большому столу (так называемый «штаммитиш»). Закурив сигару и полузакрывшись газетой, он стал наблюдать за сходящимися к общему столу немцами и прислушиваться к их разговорам. Их было около двух десятков, людей в возрасте от 35 до 40 лет и старше. Судя по их наружному виду и темам разговора (о фабричных делах, об условиях работы, начальстве и т. д.), это были настоящие рабочие. Розенбаум стал еще внимательнее вникать в смысл их разговоров, прерываемых иногда возгласами «проклятые евреи», и понял, что весь их шум-гам сводился к следующему. Немецкие рабочие сетовали на то, что прибывающие из Лодзи и Галиции евреи стремятся революционизировать фабричных рабочих, подрывают в их среде трудовую дисциплину, настраивают рабочих против мастеров цехов, особенно если таковыми являются немцы, и что некоторые польские рабочие начинают им верить, что усиливает антинемецкий дух. Отдельные немцы высказывали удивление по поводу того, что польские рабочие предпочитают верить евреям и действовать по их указке. Тут же предлагались меры по борьбе с этим явлением. При этом один из участников разговора заявил, что главным из этих новоявленных агитаторов является комиссионер акционерного общества «Бельская мануфактура» некий Каганович.

В целом же немцы проявляли полную лояльность по отношению к польскому государству, не делая ни ему, ни правительству никаких критических оценок и замечаний. Вместе с тем в их словах нередко звучала ирония в смысле сердобольного отношения поляков к еврейству. Такой, в частности, была одна из фраз, долетевшая до ушей импрессарио: «Удивляюсь, что поляки столь охотно обнимаются с евреями. Это объятья им могут в будущем дорого стоить». Посидев еще немного, Розенбаум расплатился за пиво и вышел из клуба, пожелав рядом сидящим посетителям приятного времяпрепровождения.

После десяти часов вечера к нему в гостиницу пришел Анджеевский и сказал, что отпуск на три дня он получил. Тотчас же условились, что поедут завтра вместе вечерним местным поездом: Розенбаум до Катовице, а Анджеевский дальше, до Варшавы. Заняв отдельное купе в вагоне первого класса, агенты не спеша повели разговор о своих делах, в том числе и о Кагановиче. Анджеевский попросил обратить внимание на то, что в составленном им списке ячейки «Свобода Трудящемуся Классу» это имя не только указано, там же имеется и пометка — «агитатор», указано и место работы — комиссионер-вояжер акционерного общества «Бельская мануфактура». Известно также, что родом он из Львова. Его комиссионерская деятельность охватывает Краковское, Львовское, Варшавское и Люблинское воеводства, он имеет широкие связи и солидную клиентуру.

Поручив Анджеевскому передать лично в руки полковнику пакет со своим донесением, Розенбаум попросил содержание его дополнить подробной характеристикой личности революционой и коммерческой деятельности Кагановича. На этом разговор закончился, так как поезд подходил к Катовице. Прощаясь с Анджеевским, импрессарио сказал, что обратно в Бельско он будет дней через пять.

Пока Розенбаум добирался до гостиницы «Империал» и занимал уютный номер, на город опустился вечер. Несмотря на позднее время, он снял телефонную трубку и позвонил Каролю Граппу, в типографию газеты «Дзенник Гурношленский». К аппарату подошел именно он, и на приглашение доверенного лица прийти к нему в гостиницу ответил, что обязательно придет через час-полтора, но ненадолго, так как работает сегодня в ночную смену. В назначенное время он действительно пришел и кратко рассказал о том, что благодаря своему шурину Вернеру Вредэ он приобрел в городе массу знакомых среди рабочих сталелитейного и прокатно-рельсового заводов, шахтеров и печатников. Имеются у него данные и о движении среди катовицких немцев. Подробности всего этого он пообещал сообщить завтра, после работы. Остаток вечера Розенбаум посвятил посещению городского театра, где шли гастроли Венской оперетты. Попутно он надеялся повидаться с директором театра и поговорить с ним о найме театра для своих ансамблей. Оба предприятия ему вполне удались. Несмотря на то, что импрессарио пришел в гостиницу поздно, он сумел как следует отдохнуть, и утром следующего дня чувствовал себя вполне свежим и здоровым.