История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума
Шрифт:
Где — то спустя час начатый разговор был продолжен на квартире у генерала за обедом. Здесь Поплавский и Корвин-Пиотровский опять многократно как бы убеждали и себя, и Розенбаума, что «всю революционную работу на территории государства проводят исключительно евреи, являющиеся эмиссарами большевистской Москвы, от которой получают огромные деньги, доказательством чему являются найденные у евреев-комитетчиков большие суммы иностранной валюты в долларах». Других тем, имеющих отношение к политике, не поднималось.
После обеда Розенбаум, поблагодарив генерала за прием, а полковника — за приятную компанию, направился в гостиницу. Около семи часов вечера туда к нему стали подходить подчиненные ему агенты. Каждый из них принес с собой донесения, на основании которых импрессарио составил общее донесение о вчерашнем собрании. Затем разговор перешел на тему о создании новой сети сотрудников сыска, причем было решено оставить в ней тех из людей, которые были ранее привлечены к сотрудничеству Курнатовичем, и с которыми Розенбаум еще не встречался, а также добавить по его предложению еще четырех новых: Константина Кожуховского — старшего
На следующий день утром Розенбаум пошел к генералу, рассчитывая застать у него и Корвин-Пиотровского, но тот незадолго до этого уже уехал в Варшаву. Розенбаум доложил генералу о своем видении новой разведывательной сети в Лодзи и предложил новый состав агентуры. Просмотрев ее список, Поплавский заявил, что лично ему из числа представленных лиц, известны только Даниэль Гольмонт, Тадеуш Домбровский, Зенон Завадский, Зыгмунт Моравский, Григорий Возницкий; остальные фамилии ему неизвестны. При этом он высказал мнение о желательности сокращения этого списка из 15 человек до 10, мотивируя это тем, что «после нанесенного революционерам удара, они вряд ли захотят получить его во второй раз, а потому имеется возможность заподозренных в левых взглядах уже сажать под замок по одному и без всякого шума, а раз так все идет, то число агентов увеличивать не стоит…».
Розенбаум, разумеется, понял нажим генерала на последние слова, но тем не менее попросил у него разрешения высказать свое мнение по данному вопросу. Признав справедливость слов своего собеседника в отношении «сильного удара», нанесенного полицией по рабочему движению, он между тем заметил, что «нельзя и мысли допускать, что оставшиеся на свободе рабочие будут навечно подавлены в своих коммунистических настроениях. Пройдет время, и на смену арестованным придут новые люди, готовые на любые жертвы, поэтому на борьбу с революцией я смотрю несколько по-иному. Я видел русскую революцию, да и вы, господин генерал, служа в царской гвардейской кавалерии, видели то же самое, что и я. Разве не потворствовали революционерам ошибочные действия царского правительства, еще более вызывавшие своими непродуманными мерами ненависть к себе и государю всего народа. Нам, полякам, во избежание повторения этих ошибок, ни в коем случае нельзя терять бдительности и допустить, чтобы наша недавняя победа в Лодзи [21] обратилась в Пиррову победу. Нам надо не то что удвоить, а утроить силы политической разведки и еще глубже внедриться в среду враждебных нам элементов. Вот почему я настаиваю на сохранении в своем распоряжении всех заявленных сотрудников. Думаю, что они смогут, помимо всего прочего, объединить вокруг себя патриотическую и здоровую часть рабочих. Надо удержать ее от ухода в стан противника. Ведь если бы у нас не было опоры среди этой государственно-сознательной части лодзинских рабочих, то мы вряд ли бы достигли тех результатов, которые мы сегодня имеем».
21
Нерешительность властей в мае 1924 года объяснялась многими причинами, в том числе денежной реформой, начавшейся с введения 1 мая 1924 года новой денежной единицы — злотого — вместо польской марки (см.: История Польши. — М., 1958. — Т.3. — С. 210211,218.
Как это было и раньше, генерал не выразил прямо своего согласия с мнением доверенного лица госполиции, но в его поведении и словах («может быть вы и правы, судя по всему, ваша интуиция в рабочей среде вас до сих пор, кажется, не подводила») эта убежденность начинала чувствоваться достаточно определенно. После еще нескольких самых общих фраз генерал пожал Розенбауму руку, и тот вышел из кабинета.
Вечером того же дня в номер к Розенбауму пришел Курнатович в сопровождении вновь приглашенных к работе агентов из рабочих. Из их среды своим более-менее интеллигентным видом выделялись двое: Михаил Козакевич и Зигмунт Садовский. Из характеристики, данной им Курнатовичем, и ответов их на вопросы Розенбаума стало известно следующее. Михаилу Козакевичу было 35 лет, он уроженец бывшей Подольской губернии. Отец его, хотя был и крестьянского происхождения, сумел устроиться управляющим, или старшим экономом, в имении богатого помещика Мозарани неподалеку от Винницы. Прослужив здесь около 30 лет, старший Козакевич, оставив службу у помещика, стал заниматься своим хозяйством, завел плантации сахарной свеклы и стал ею снабжать соседние сахарные заводы. Дело он вел умело, а потому быстро разбогател. Сына Михаила он определил в Винницкое реальное училище, но последний по неспособности к науке учился плохо. Тогда отец, забрав мальчика оттуда, отправил его к сестре своей жены, муж которой работал ткачом на фабрике Циндля, известной своими тканями по всей России. Так, благодаря дяде, он с 14 лет начал учиться ткацкому ремеслу. Вскоре после этого старый Козакевич умер, а мать, продав хутор, приехала в Лодзь, где купила дом на улице Видзевской, 70, в
Зыгмунт Садовский, 32 года. Уроженец Лодзи. Работает на Видзевской мануфактуре с юных лет. За счет фирмы окончил в Лодзи двухгодичные курсы химиков по окраске тканей. Как опытный профессионал в своем деле пользуется уважением среди рабочих, часто бывает в качестве консультанта на других предприятиях отрасли, имеет широкие знакомства среди технической интеллигенции и рабочих. Ныне работает на фабрике Шайблера. Биографии других агентов друг от друга почти не отличались: начальная школа, с раннего возраста работа в цеху, на фабрике.
После общего знакомства все пришедшие к Розенбауму подтвердили свое желание работать в политразведке. Причем Михаил Козакевич заявил что к этой деятельности он «приступает не из материальных выгод, так как неплохо зарабатывает, да и от матери в наследство ему кое-что досталось, а берется за нее по убеждению, как враг всякого революционного движения и для подавления его он готов даже свои личные средства выложить из кармана». Остальные трое рабочих высказались приблизительно в таком же духе.
Назначив Михаила Козакевича старшим в новой группе агентов (последний с удовольствием принял на себя эту ответственность), Розенбаум сказал, что, кроме лиц, здесь присутствующих, в его подчинении будут находиться и люди, ранее работавшие с Курнатовичем: Гжегож Возницкий, Даниэль Гольмонт, Тадеуш Домбровский, Ежи Жолкевский, Збигнев Жолнеркевич, Зенон Завадский, Зигфрид Заремба и Зыгмунт Моравский. Оказалось при этом, что все эти лица хорошо известны Козакевичу. С учетом этого он сразу же заявил, что «хотел бы Жолкевского, Жолнеркевича и Зарем-бу, как любящих выпить, заменить рабочими более солидными, и за которых он готов головой поручиться…». К их числу он относил Ежи Грудня, Болеслава Добржаньского и Иосифа Ледницкого. Розенбаум выразил свое согласие с такой рокировкой среди агентов, не возражал против этого и Курнатович. В итоге импрессарио дал Курнатовичу распоряжение освободиться от услуг упомянутых Козакевичем агентов с выплатой им по 100 злотых под расписку, мотивируя этот расчет последними событиями, происходившими в Лодзи и начавшимся свертыванием политразведки из соображений уменьшения расходов. Он также попросил поблагодарить их за проведенную ими работу. Вслед за этим Розенбаум перешел к инструктажу нового пополнения в плане необходимого оформления документов, формы подачи сообщений, их периодичности, а также порядка связи, как с ним, так и с воеводским и варшавским начальством. Договорились, что о своем приезде в Лодзь Розенбаум будет сообщать по телефону на фабрику Шайблера Козакевичу, начиная со следующей фразы: «Пани Мария Закржевская просит зайти к ней (время)». Это будет означать, что он уже находится в гостинице.
Новый день для Розенбаума и Козакевича начался с визита к генералу Поплавскому. Тот одобрил план мероприятий, разработанный визитерами, и приказал Козакевичу еженедельно каждую субботу в 12 часов дня являться к нему с докладом о ходе политразведки и для получения инструкций. Генерал выписал ему и чек на 500 злотых на текущие служебные расходы на подотчет. После этого он потребовал, чтобы в первое же воскресенье, после окончания богослужения в костелах, Козакевич явился к нему со всеми новыми сотрудниками, так как он желает «не только с ними побеседовать, но и знать каждого из них в лицо». Генерал коротко поговорил с Михаилом Козакевичем о его жизни, политических взглядах, и выразил уверенность в том, что знание последним рабочей Лодзи «позволит ему внести посильный вклад в дело спасения Отчизны от еврейского социал-коммунизма». Обращаясь к Розенбауму, он поблагодарил его за раскрытие в Лодзи столь огромной антигосударственной организации, о чем он считает «своим долгом довести… до сведения маршала Пилсудского». На такой высокой ноте и закончилась разведывательная деятельность Эдуарда Розенбаума в Лодзи.
Перед отъездом в Варшаву Розенбаум устроил у себя в номере прощальный ужин, на который пригласил Курнатовича, Иваницкого и Козакевича. Несмотря на уговор — о политразведке ни слова, постепенно разговор у собравшихся все равно перешел в эту плоскость. Курнатовича интересовало, кому он должен сдать оставшиеся деньги с подотчета. Удовлетворившись ответом Розенбаума («это изложено в инструкции, выданной вам Корвин-Пиотровским»), он передал импрессарио расписки Жолкевского, Жол-неркевича и Зарембы о получении полного расчета за работу в сыске, заявив при этом, что все трое были очень довольны вознаграждением и выразили готовность, если потребуется, быть полезными политразведке. Козакевича волновал по неопытности вопрос о том, как распоряжаться деньгами, данными ему на сотрудников. На это Розенбаум ответил четко с учетом собственного опыта: «Размер вознаграждения зависит от характера и важности поручаемой работы, но, разумеется, нужно принимать во внимание материальное состояние данного сотрудника в момент выдачи ему тех или иных сумм. Кроме того, он (сотрудник) должен всегда чувствовать, что труд его оценивается справедливо, и тогда он будет ревностно относиться к своим обязанностям. Что до авансов за работу на будущее, то старайтесь их избегать, так как любая работа должна оплачиваться по существу, после ее выполнения. Авансы сотрудникам на расходы по службе давайте, сообразуясь с имеющейся у вас суммой подотчетных средств. Если она мала, составьте смету на необходимые расходы и при еженедельном докладе или в экстренном порядке смело идите к генералу Поплавскому и просите увеличить ваш собственный аванс… Одним словом, интересы дела должны быть превыше всего, а деньги под это всегда найдутся».