История Мариан

Rana1

***

4 февраля.

Сегодня днём я ненадолго присоединилась к Арианне и Аллиндэ в библиотеке. Это один из моментов, когда я могу по-настоящему отдохнуть, если удаётся выкроить время. Не то чтобы мне не хотелось отдыхать с Сэнди, или Эсмин, или кем-нибудь ещё. Просто Аллиндэ стала мне сестрой, которой у меня никогда не было, а Арианна – подругой. Сидя на больших мягких диванах у камина и разговаривая с подругами, я могла быть не hiril Мариан, а просто Мариан. Румил по-прежнему мой самый лучший друг, но есть вещи, которые лучше обсуждать в женской компании. Например, мужчины – будь то люди или эльфы.

У Арианны, если она не говорит об эльфах, об эльфийском или о книгах, с языка не сходит Дитер. Мы с Аллиндэ сочувствуем и радуемся её юному энтузиазму.

Думаю, только мы в полной мере понимаем её растущее чувство к этому простому и бескомпромиссному человеку. Вообще-то мне не сразу понравился Дитер. Наверно, я не доверяла ему больше, чем другим, потому что должна была убедиться, что ему можно доверить защиту эльфов. Он упрямый и настойчивый, но обладает целеустремлённостью – качеством, которое я уважаю. Он немножко не понимает правительство в целом, но твёрдо верит в демократию. Он не скрывает, что его тошнит от военной службы, но приказ и субординация для него святое. Он расцвёл в товариществе пограничников и стражей, но по жизни он одиночка. Он полон контрастов и сюрпризов. Арианна сообщила, что поначалу он скептически отнёсся к нашему мероприятию, но старался показать себя. А ещё в Метентауронде он нашёл смысл жизни. Остальные не особо уважают его: он не интеллектуал. А она смогла понять, насколько он в действительности умён. Арианна верит в него. У него большое сердце, но он не показывает это публично; он считает, что это негативно отразится на его работе. Я думаю, она права, молюсь об этом. Я не могу позволить себе ошибаться на его счёт.

***

Определённо не цветущим и даже не завязавшим бутон на ветви дерева зимой был роман, который Джоэль вообразил о себе с Мариан. На мой взгляд, она слишком утончённо давала ему отпор, чтобы повлиять на высокое мнение хорошего доктора о его влиянии на противоположный пол. Со мной она не была столь утончённой.

Джоэлю и Мэйсону любовь была незнакома. Их неприятие друг друга, стремление иметь влияние в братстве продолжалось несмотря на очевидные попытки провести собственное научное исследование. Сначала я предупредил Мариан, потом Ванимэ. За ними стали присматривать, и я немного успокоился.

Дела в Метентауронде не ограничивались поисками второй половинки, даже если поиски были неудачными.

Однажды Эсмин затащила меня на кухню и потребовала, чтобы мы с Турнауром показали помойку. Об обществе можно за один день, исследовав их мусор, узнать гораздо больше, чем за месяцы наблюдений за людьми, глубокомысленно заявила она. Турнаур был ошеломлён. Немногие осмеливались что-либо требовать у нашего шеф-повара.

– Что такое помойка? – вежливо поинтересовался он.

– Это место, куда выбрасывают сломанные или ненужные вещи, - раздражённо сказала она, как будто он не знал. – Так где она?

– Сломанные вещи? Когда в Имладрис принесли осколки Сломанного Меча, разве мы его выбросили? – в притворном ужасе спросил он, приложив к сердцу руку, испачканную в муке. Разве нашему братству не рассказали по дороге сюда историю об Арагорне и о Кольцах власти? – Ненужные вещи? – продолжал он издеваться. – И какие же из смехотворных вещей смертных считаются ненужными?

После таких комментариев Эсмин стала упорно настаивать, что мы прячем от неё мусор.

– У нас нет помойки, - ясно сказал я. – Мы находим множество применений для всего, чем одарила нас Арда.

Она отказывалась нам верить.

– Ну вы же должны выбрасывать хоть что-то! – упорствовала она.

Я увёл её подальше от кухни и от Турнаура для её же блага. Несколько недель спустя я заметил, что она всё равно ищет помойку.

Сэнди проявила себя как главный организатор. Рациональная и очень обстоятельная, первое, что она сделала – запечатлела все гобелены и стенные фрески в пещерах на камеру. Линдир вместе с ней начал от главных ворот и убедился, что Сэнди записала каждую историю и поэму, услышала каждый звук мелодии, которую несла в себе каждая картина. Процесс шёл медленно, как вы уже догадались, но им обоим приносил несказанное удовольствие. Линдир много веков не встречал такого благодарного

слушателя. По пути к ним присоединялись другие; они останавливались и слушали, эльфы кивали, вспоминая былые времена. Сэнди таким образом завела дружбу со многими эльфами, тёплую и открытую, как она сама. Других, особенно Джоэля, привлекла музыка, когда голос Линдира разносился эхом в пещерах. Сэнди задала Линдиру тысячу вопросов: из чего сделаны краски? Как их наносят? Сколько лет этой фреске и каким образом цвета остались такими яркими? Сэнди хотела взять несколько образцов и доставить их в город, чтобы провести углеродный анализ и определить их возраст, но Мариан отказала так, что этого не пришлось делать Халдиру. Будет слишком много вопросов. Это подождёт, пока мы не уйдём. Но превыше всего Сэнди оценила настоящее искусство. В этом она очень похожа на Мариан.

Мэйсона по-прежнему занимали светильники. Ванимэ сказала, что он опять интересовался, как они работают и как Халдир заставлял их светить то тусклее, то ярче. Она ответила, что это почти невозможно объяснить смертному, настолько это присуще образу мыслей эльфов и их жизни. Это только разожгло любопытство Мэйсона. Он настаивал, что должно быть логическое объяснение. Ванимэ даже пришлось остановить Мэйсона, когда тот почти снял один из светильников со стены и разобрал его. Она объяснила, что он просто разрушит фонарь. Он упрямо ответил, что она не понимает, насколько важно для него выяснить, как это работает. Он заявил, что таким образом можно избежать энергетического кризиса. Это лучше, чем энергия солнца или ветра. Ванимэ была непреклонна. Он не найдёт ответа в светильнике, твёрдо сказала она. Недовольный, но слишком очарованный Ванимэ, чтобы возражать, он вернул светильник на место.

***

8 февраля.

Меня впечатлило, как быстро Мэйсон улавливает взаимосвязи в природе. Хотя мне не следует удивляться – экология его страсть. Мэйсон понимает, как нужно осуществлять целостный подход к действиям и их последствиям. Да, он вспыльчивый и любит поспорить, особенно с Джоэлем, и не воспринимает меня всерьёз, но его опыт достоин уважения.

Мэйсон во всём видит математику. Как глупо! Но будучи архитектором, я знаю последовательность Фибоначчи: 0, 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13, 21… Каждое число – сумма двух предыдущих, разность между ними всегда близка к 1,62. Это основа самой известной пропорции в архитектуре – Золотого сечения. Самое удивительное – последовательность Фибоначчи часто встречается в природе и является скорее правилом, нежели исключением. Почему редко встречается клевер с четырьмя листьями? Потому что числа четыре нет в последовательности Фибоначчи! Это почти всегда число чешуек в одном кругу на сосновой шишке, число семян на цветке подсолнуха, количество лепестков у цветка.

Римляне знали, что самыми великолепными фасадами, самыми удобными комнатами были те, чьё измерение соответствовало Золотому сечению. Прямоугольная комната должна иметь пропорцию 1:2 (десять на двадцать футов), 3:5 или 1:1,62. Поразительно, но такие помещения действительно кажутся «правильными» и хорошими. Именно Мэйсон напомнил нам об этом в Метентауронде. Оно здесь везде – в растениях, цветах, в том, как древесные колонны в пещерах поднимаются вверх, разветвляются и поддерживают потолок в пещерах, даже в Большой Зале, где нет ни единого острого угла. Как только Мэйсон нам это показал (предварительно убедившись, что все поняли: он заметил это раньше профессионального архитектора), Сэнди стала находить его в пропорциях фресок, нарисованных на стенах эльфийскими мастерами.

Корудринг, хоть и был искусным строителем, никогда не обращал на это внимания. Когда я спросила его, он ответил, что Золотое сечение – такое естественное выражение природного совершенства, ему даже в голову не приходило говорить со мной об этом. Я была потрясена, что полностью упустила это из вида. Именно поэтому тот самый талан, на котором я сплю, кажется, будто он вырастает из древесной колонны, в которой размещён? Я просила Корудринга рассказать о самых элементарных мелочах, как если бы он учил пятилетнего ребёнка.