История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек
Шрифт:
— Барахла много, а денег у людей мало, — глубокомысленно изрекла Надя-маленькая, помогая Наде-большой разгружать мебель, и тут же посоветовала: — Выбрось кровать и купи себе тахту, когда нет отдельной спальни, кровать в одну комнату не ставят!
— А сколько она стоит? — осторожно спросила Надя на всякий случай.
— Сколько бы ни стоила! Думаю, что можно рублей за пятьсот не первой свежести купить, — уверенно произнесла Надя-маленькая.
На следующий же день утром она встретила у входа в контору Надю-большую и
— Договаривайся с шоферами, пусть постелют в кузов брезент, едем за тахтой.
— Сколько стоит? — испуганно спросила Надя-большая.
— Новая такая на все восемьсот потянет, но я договорилась за триста пятьдесят.
«Свой» шофер, со стройки, не постыдился заломить пятьдесят рублей, но зато помог затащить в квартиру и поставить на место. Тахта была вполне приличная, а голубую кровать отволокли на помойку.
— Ну, вот! Теперь и мужичков приглашать не стыдно! — заявила Надя-маленькая.
— Некого мне! Без мужичков тошно!
— Поэтому и тошно, что одна!
После ее ухода Надя подсчитала убытки и пришла к выводу, что денег ей хватит до будущих вступительных экзаменов в консерваторию, а дальше думать нечего, что будет, то будет. В крайнем случае можно продать кольцо.
— Там парень какой-то твой адрес спрашивает, — сказала утром Аня.
— Не давай, не давай, ни в коем случае1
— А я уже дала!
— Зачем же! Не нужны мне никакие парни!
Вечером она прилаживала новый оранжевый абажур с кистями, купленный в Большом мосторге за сто семьдесят пять рублей. Дешевых уже не было. За дешевыми нужно было ехать с утра, а она могла только после работы. Надя уже ввернула лампу и хотела спрыгнуть со стола, где устроилась, поставив стул на стол, когда в дверь постучали. Звонка еще не было. Приходившие барабанили кулаками.
— Сейчас открою! — крикнула она и спрыгнула со стола на пол. Она никого не ждала, но все же успела снять по дороге к двери передник и косынку с головы.
— Выйди, пожалуйста! Разговор есть, — сказал хмуро Вадим, когда она распахнула дверь. Надя почувствовала себя несколько виноватой за «английское» исчезновение. Быстро накинув пуховый платок и пальто, она вышла на улицу.
— Так не поступают, Надя! Это, знаешь, как называется? — гневно спросил Вадим.
— Почему же? Это уход по-английски, не прощаясь.
— По-английски! — возмущенно воскликнул Вадим. — Ты же пришла со мной!
— Мне не хотелось беспокоить тебя, ты был так занят с хорошенькой девушкой, а мне было так скучно! — с насмешкой произнесла она.
— Скучно? Чем же тебе показались скучными девушки с нашего курса?
— Наверное, потому что они с твоего курса, а я со стройки. Это называется «биологическая несовместимость». А потом они так вращали бедрами в темноте при свечах, а я так не умею! — трогательно улыбнулась ему Надя. — Уж ты извини!
— Однако ты не нашла несовместимым Володю, а он тоже пришел не один!
— Это его забота! А мне так хотелось избавить тебя от проводов в такой отдаленный район Москвы. Видишь, ты этого совсем не оценил! И не могла же я отказаться от машины, подумай!
Вадим быстро сообразил, что взял неправильный тон, и все его упреки разлетаются о ее иронию и явные насмешки.
— Надюша! Ты себе не представляешь, кто этот Володя! — Вадим взял Надю за руку, — Тебе известна фамилия Субботин?
— Первый раз слышу! Кто он, певец?
— Вот видишь? Это один из наших ведущих ученых.
— Ну и что? Какое мне дело до него! — начиная мерзнуть и раздражаться, злобно оказала Надя.
— Так Володька его единственный сын!
— И все? Только что сын?
— Он и сам заканчивает аспирантуру и будет работать у отца. Его пасет для себя Маша, внучка…
Но Надя резко оборвала его:
— Да какое мне дело до всех их! Оставь меня в покое, мне неинтересно, у кого какой отец, дедушка, бабушка и внучки!
Вадим предпринял последнюю попытку убедить ее в тщетности ее притязаний:
— Глупая! Он бросит тебя! У него таких, как ты…
Он из лучших побуждений покривил душой, изобразив друга неким донжуаном, хоть никаких оснований для этого не имел, однако, наблюдал не раз, что слабый пол питал определенную склонность к Володе, возможно не только из-за его обаятельной внешности, но также и ореола отцовской известности в ученом мире.
Надя нетерпеливо дернулась и даже топнула ногой.
— Ступай Вадим, ради всех святых! Мне завтра рано вставать! — сказала она, устало зевая.
— Знаешь что? — вскипел рассерженный не на шутку Вадим. — Твое самомнение превыше твоих возможностей!
— О, Боже! Да уйдешь ты, наконец! — теряя терпение, с досадой крикнула Надя, повернулась и ушла в подъезд.
Полный обиды и гнева, Вадим ушел.
И в самом деле, какая-то плиточница строительной бригады, простая работяжка, которую он необдуманно ввел в компанию своих друзей — «золотой молодежи», нагло посмела пренебречь им, вообразив себе, что может соперничать с внучкой самого…! Отвергнуть его, будущего архитектора! Утешало одно: как она пожалеет потом. Но будет поздно!
Больше он Надю не беспокоил, не звонил, и вообще, «выбыл в неизвестном направлении», как сообщалось из лагерей о выбывших на этап.
«На этом все! Отныне никаких гулянок, вечеринок и прочих забав, — решила Надя. — Строгий режим, голос должен звучать свежо, без малейших признаков усталости». Кроме того, придирчивая и строгая Елизавета Алексеевна требовала, чтоб Надя всегда была в форме не только для пения, но и своим внешним видом.
«Ты артистка и должна не только сама знать об этом, ты должна быть образцом культуры во всех смыслах этого слова». Попробуй, будь образцом, таская ящики с плиткой и бадьи с раствором!