История Османской империи. Видение Османа
Шрифт:
Переселение христианского населения, которое бежало из своих деревень, оказалось более простой задачей. Разрешение строить и ремонтировать церкви являлось безвозмездным даром со стороны властей, а один из предложенных Фазыл Мустафа-пашой стимулов к переселению стал быстрым и положительным ответом на соответствующие просьбы из Анатолии и Румелии. Это был не первый и не последний случай, когда османские власти проявляли снисходительность к желанию христиан империи заново отстраивать свои церкви. Хотя для того, чтобы прояснить этот ворос, нужны более глубокие исследования, но и сейчас ясно то, что подобные просьбы весьма часто удовлетворялись во время войны или мятежа, когда люди были вынуждены бежать ради сохранения собственной жизни. Правительство надеялось на то, что восстановление церквей поможет вернуть христианские общины на покинутые земли и вновь сделать сельское хозяйство продуктивным (а значит, и налогооблагаемым).
Закон, введенный в 1688 году и впервые примененный в 1691-м, вносил изменения в тот принцип, на основании которого производились расчеты подушного налога с немусульман. Издавна этот налог взимался персонально с достигших совершеннолетия лиц мужского пола, но также его могли включить в местный налоговый
Правительство Османской империи обнаружило, что сбор налогов сопряжен с невиданными прежде трудностями, и в 1688 году решило осуществить реформу системы налогообложения. Когда Фазыл Мустафа-паша пришел к власти, он энергично взялся за проведение этой реформы, и с 1691 года подушный налог был снова установлен отдельно для каждого совершеннолетнего лица мужского пола, а не для всей немусульманской общины. Размеры выплат устанавливались в зависимости от достатка налогоплательщика, и для всей империи были введены единые ставки налога. Должно быть, переход на новую систему в самый разгар войны вызвал неразбериху и проходил не слишком гладко. Эта проблема усугублялась тем фактом, что, поскольку люди, облагавшиеся этим налогом, хотели (и это вполне понятно) оплачивать его теми деньгами, которые были у них под рукой, вышел указ, что приниматься будут только османские золотые монеты и монеты из чистого серебра. Разумеется, распространились злоупотребления при оценке размеров нового налога и во время его сбора, но в последующие годы была произведена необходимая корректировка, и он продолжал приносить казне значительную часть ее доходов. За этой реформой постепенно вводилось более эффективное налогообложение, которое позволило государству получать больше денег от своих иудейских и христианских подданных. Это было оправдано тем, что тяжелая обязанность защищать государство легла на плечи мужчин-мусульман, и поскольку они страдали и гибли на войне, то от немусульман было бы вполне справедливо потребовать более значительных финансовых вкладов в дело защиты османских владений.
В 1691 году, испытывая некоторое беспокойство, Фазыл Мустафа-паша отбыл на фронт. Его тревожило то, что султан Сулейман II заболел водянкой и никто не надеялся, что он проживет хотя бы месяц. Но у Фазыла Мустафы был назначенный его помощником кузен Амджазаде Хусейн-паша, к тому же его должно было успокоить то, что недавно удалось раскрыть заговор высокопоставленных священослужителей, которые хотели сместить Сулеймана и снова возвести на трон Мехмеда IV. Более того, перед тем как 15 июня Фазыл Мустафа покинул Эдирне, он председательствовал на совещании государственных деятелей высокого ранга, согласившихся с тем, что брат Сулеймана, достигший зрелого возраста, Ахмед, обладает способностями, необходимыми для того, чтобы стать преемником султана, и что ни Мемеда (который за свои сорок лет царствования не принес империи ничего, кроме вреда), ни его сыновей, Мустафу и Ахмеда, которые, как они полагали, научились только «скакать вместе с ним как необузданные львы, есть и пить с ним, и заниматься войной и музыкой», не следует рассматривать как возможных претендентов на трон.
Фазыл Мустафа-паша отсутствовал в Эдирне всего лишь неделю, когда там скончался Сулейман II и его старший брат Ахмед, который, как и Сулейман, провел десятки лет в заточении, был опоясан саблей и объявлен султаном во время церемонии, состоявшейся в мечети Челеби Султан Мехмеда [I], более известной как Эски Джами, или «Старая мечеть». Военная кампания, которая началась на заключительном этапе правления Сулеймана, внушала большие надежды. Фазыл Мустафа казался тем человеком, который вернет военное счастье Османской империи после безрадостных лет, последовавших за провалом осады Вены. Достижения Сулеймана в области административного управления были затенены решимостью и военными успехами его великого визиря, но предпринятый в этот длительный период ведения войны кардинальный ремонт османской системы управления государством был их общим проектом и самым долговечным памятником покойному султану. К сожалению, до сих пор не опубликована хроника, объемом в более чем 1100 страниц, в которой описаны события, случившихся во время его короткого правления. Эта хроника является уцелевшим свидетельством того, какое участие он принимал в управлении государством и какое внимание уделял деталям этого процесса.
Теперь Габсбурги изо всех сил пытались вернуть себе Белград, и Фазыл Мустафа-паша планировал дать быстрый ответ, с целью отрезать им пути к отступлению еще до того, как они смогут подойти к Белграду. Татары, которые должны были присоединиться к основной армии, еще не прибыли, но изменив своей обычной рассудительности, он решил, что вперед пойдут одни его солдаты, так как в противном случае будет упущена столь благоприятная возможность. В состоявшейся 19 августа 1691 года битве при Сланкамене, расположенном на Дунае, севернее Белграда, османская армия была наголову разбита, а сам Фазыл Мустафа-паша был убит шальной пулей. Его солдаты беспорядочно отступили к Белграду, бросив свою артиллерию и армейскую казну. Смерть Фазыла Мустафы на поле битвы грозила развалом воинской дисциплины, как это случилось в 1688 году после падения Белграда и как это случилось тогда, многие его войска, бросив фронт, бежали к Софии. Их численность возрастала по мере того, как по пути к ним присоединялись разбойники и бандиты.
В качестве замены Фазиля Мустафы на посту главнокомандующего военные и священнослужители избрали, по крайней мере на время, Коджа («Великого») Халил-пашу, который еще недавно командовал войсками, сражавшимися против венецианцев на Пелопоннесе и в Далмации. Однако новым великим визирем стал ничем не примечательный второй визирь Арабаджи («Всадник», также известный под именем Кади, «Судья», или Коджа) Али-паша. На заседании имперского совета в Эдирне главный судья Румелии заявил, что Арабаджи Али следует немедленно ехать в Белград, чтобы там следить за приготовлениями к кампании 1692 года. Тот без особой охоты согласился, но у него ушло три или четыре месяца на то, чтобы туда добраться, поскольку его отъезд задержала начавшаяся зима. Поэтому Эдирне был объявлен местом зимовки армии и ее оперативной базой. Вместе с новым султаном и новым визирем пришли перемены. Фазыл Мустафа-паша скорее был полон решимости выиграть войну, нежели искать мир (впрочем, в течение непродолжительного времени казалось, что он не отрицает возможность проведения мирных переговоров в Белграде), но Арабаджи Али-паша не испытывал желания командовать армией и мог молча смириться с потерей Венгрии. Поскольку присутствие Османской империи там ослабело, ее сюзеренитет над Трансильванией стал в большей степени чем когда-либо прежде формальным, и в 1686 году (в том году империя потеряла город Буда) все сословия Трансильвании объявили о своем желании перейти под защиту Габсбургов, если те будут уважать свободу вероисповедания, а Михалу Апафи будет позволено остаться князем. В марте 1688 года эти условия стали реальностью. После того как в апреле 1690 года Апафи скончался, представители сословий в качестве преемника избрали его сына, но турки пытались возвести на трон Имре Тёкёли, который на протяжении всей войны оказывал им военную поддержку. Распылив внимание Габсбургов, этот шаг помог Османской империи добиться успехов в 1690 году, но в 1691-м Тёкёли был вытеснен австрийской армией, и к исходу этого столь неудачного для турок года Трансильвания в силу сложившихся обстоятельств снова признала своим сюзереном Габсбургов. Для Османской империи дрейф Трансильвании в сторону австрийцев означал открытие нового фронта в тот момент, когда у них оставалось мало ресурсов. Всеми победами, которые в эти годы османская армия одерживала над Габсбургами, она была обязана руководству Фазыла Мустафы-паши, а также тому факту, что усиление военных действий против Франции в Западной Европе отвлекало войска Габсбургов от восточного фронта. И вот столь благоприятное стечение обстоятельств в международной политике и способный великий визирь позволили туркам вообразить, что они наконец-то получили шанс выиграть эту войну.
Но с другой стороны, если бы Фазыл Мустафа не проявил бы такой воинственности, то та же самая война, которая обошлась туркам так дорого, могла бы закончиться на много лет раньше.
Вслед за смертью Фазыла Мустафа-паши наступил период неопределенности, и к началу 1692 года на военные и административные должности были назначены новые люди. Перетасовка должностных лиц отражала интенсивную борьбу за власть, которая имела место в правительственных кругах. Жертвами этой борьбы стали великий визирь Арабаджи Али-паша, имущество которого конфисковали, а его самого отправили в ссылку на Родос, а также Амджа-заде Хусейн-пашу, которого срочно направили в район пролива Дарданеллы. Теперь передовой базой австрийцев на дунайском фронте стал Петроварадин, расположенный всего в нескольких переходах от Белграда, и высшему командованию османской армии было ясно, что в настоящий момент ни о каком наступлении на север и речи быть не может и что нужно сосредоточить свои усилия на том, чтобы удержать линию фронта на Дунае. В ноябре после того, как было принято решение временно прекратить дальнейшее восстановление и укрепление крепости Белград, армия вернулась в Эдирне.
Между тем англичане и голландцы продолжали предпринимать посреднические усилия, и незадолго до того как османская армия повернула на юг, посланник Вильгельма III при дворе Габсбургов, голландец Конрад ван Хеемскерк (который временно исполнял обязанности «английского» посланника этого короля при дворе султана наряду с голландским посланником при том же дворе, Якобом Кольером), находился на пути из Вены в Белград, где он должен был передать Маврокордато австрийские мирные предложения, сделанные от имени самих австрийцев и их союзников. Обусловленные тяжелыми территориальными уступками, они оказались неприемлемыми для османской стороны, но Ван Хеемскерку было приказано продолжить свой путь в Эдирне, куда он и прибыл в начале декабря. Ему было отказано в аудиенции у великого визиря вплоть до возвращения из Англии лорда Педжета, бывшего английского посланника Вильгельма в Вене, которого теперь перевели в Порту. [41] Когда в феврале 1693 года Педжет прибыл в Эдирне, там шла яростная борьба за первенство. Шансы заключить мир еще больше уменьшились, когда стало очевидно, что язык, на котором изложены австрийские условия, полон двусмысленностей.
41
Блистательная, Высокая, Османская Порта — названия Османской Турции. — Примеч. перев.
24 марта 1693 года, после нескольких недель пререканий между двумя посланниками, на протяжении которых то появлялась, то исчезала надежда на то, что аудиенция состоится, Педжет, Ван Хеемскерк и Кольер наконец-то предстали перед визирями султана и старшими офицерами армии. К их удивлению и раздражению, им были зачитаны предложения о мире с Австрией, которые несколькими месяцами раньше Ван Хеемскерк представил Маврокордато в Белграде (в основе этих предложений лежал принцип uti possidetis, краткая суть которого состоит в том, что каждая сторона сохраняет за собой то, что она удерживает на момент переговоров). Это театральное действо показало, что к тому времени высокопоставленные деятели Османской империи уже не думали о заключении мира. Вот что Педжет сообщил о своей встрече в Эдирне с помощником великого визиря: