История похищения
Шрифт:
24 января доктор Густаво Балькасар, обеспокоенный состоянием жены, убедил ее провести несколько дней в его загородном доме в Табио, в саванне, откуда до Боготы был всего час езды по шоссе. Там, надеялся доктор, ее тоска немного утихнет. С момента похищения дочери Нидия ни разу не была в Табио, поэтому теперь она взяла с собой свою любимую статуэтку Девы Марии, две большие свечи (одной хватало на пятнадцать дней) и все необходимое, чтобы не отрываться от реальности. Всю нескончаемую, холодную, как бывает в саванне, ночь она простояла одна на коленях, умоляя Богоматерь оградить Диану непроницаемым прозрачным куполом от посягательств на ее честь, от страха и от пуль. В пять часов утра, после недолгого тревожного сна Нидия села за
Однако письмо, в противовес ее ожиданиям, получилось весьма взвешенным и решительным.
Начиналось оно словами: «Я не претендую на то, чтобы это письмо стало достоянием общественности. Я лишь хочу обратиться к Вам как президенту моей страны и со всем уважением высказать свои мысли и отчаянные, хотя и вполне понятные в данном случае мольбы». Президент неоднократно обещал не предпринимать попыток силового освобождения Дианы, однако Нидия решила еще раз попросить его об этом письменно: «Вся страна и Вы тоже знаете, что если во время облавы полиция наткнется на заложников, может произойти страшная трагедия». Считая, что процесс освобождения заложников, начатый перед Рождеством, был прерван исключительно из-за недовольства Невыдаванцев вторым указом, Нидия поделилась с президентом новыми, тоже вполне реальными опасениями: если правительство не поспешит устранить подводные камни, мешающие урегулированию конфликта, решением проблемы может заняться Конституционная Ассамблея, а для заложников это большой риск. «В таком случае тревога и отчаяние, которые испытываем не только мы, но и вся страна, растянутся на неопределенный срок, – написала Нидия и завершила письмо элегантным реверансом: – Мои убеждения и уважение, которое я испытываю к Вам как к главе нации, не позволяют мне подсказывать Вам решения, однако все же отваживаюсь предостеречь Вас от недооценки опасности, которую представляет в вопросе защиты невинных жизней фактор времени». Законченное и переписанное красивым почерком письмо уместилось на двух с четвертью листах обычного размера. Нидия послала запрос в личную канцелярию президента, чтобы ей указали, по какому адресу отправить письмо.
В то же утро разразилась буря: стало известно, что убиты главари банды Приско, братья Давид Рикардо и Армандо Альберто Приско Лопера, обвиняемые в убийстве семи высокопоставленных лиц и в организации похищений, среди которых числилось и похищение Дианы Турбай с командой. Один из братьев пользовался фальшивым удостоверением личности, выданным на имя Франсиско Муньоса Серны, но когда Асусена Льевано увидела его фотографию в газетах, она узнала Дона Пачо, который опекал в заточении ее и Диану. Для Эскобара гибель братьев Приско в столь смутное время была невосполнимой потерей, и никто не сомневался, что он не замедлит продемонстрировать это на деле.
Невыдаванцы обнародовали грозное заявление, в котором говорилось, что Давид Рикардо не погиб в сражении, а был расстрелян полицией на глазах у своих маленьких детей и беременной жены. Насчет Армандо утверждалось, что он тоже вопреки уверениям полиции был убит не в бою, а в своем доме в Рионегро, и что полиция не постеснялась застрелить парализованного инвалида, каковым Армандо стал из-за предыдущего покушения на его жизнь. «В новостной программе местного телевидения, – отмечали Невыдаванцы в своем коммюнике, – отчетливо видно инвалидное кресло на колесах».
Вот о каком заявлении говорил охранник Пачо Сантосу. Оно было обнародовано 25 января. Из него следовало, что два заложника будут расстреляны с интервалом в восемь дней и что первой расстреляют Марину Монтойю. Все были потрясены, ведь считалось, что Марину убили в сентябре, как только похитили.
– Именно это я и имела в виду, когда просила генерала Масу передать президенту мой вопрос о мешках с трупами, – сказала Нидия, вспоминая те жуткие времена. – И дело не в том, что я импульсивна, темпераментна или нуждаюсь в лечении психиатра. Дело в том, что я понимала: мою дочь могут убить, если я не заставлю пошевеливаться тех, кто этому способен помешать.
Альберто Вильямисар тоже пришел в отчаяние.
– Это был самый чудовищный день в моей жизни, – сказал он, не сомневаясь, что казней заложников долго ждать не придется. Кто будет следующим: Диана, Пачо, Маруха, Беатрис, Ричард? Он даже не хотел впускать в сознание мысль о такой смертельной лотерее! Альберто в ярости позвонил президенту Гавирии.
– Вы должны прекратить полицейские операции!
– Нет, Альберто, – с ледяным спокойствием возразил Гавирия. – Меня не для того выбирали.
Вильямисар бросил трубку, в голове у него помутилось.
«Что же делать?» – лихорадочно спрашивал он себя.
Альберто обратился за помощью к экс-президентам Альфонсо Лопесу Мичельсену и Мисаэлю Пастране, а также к монсеньору Дарио Кастрильону, епископу Перейры. Все сделали публичные заявления, осуждая методы Невыдаванцев, и попросили сохранить заложникам жизнь. Лопес Мичельсен выступил по «Радио Кадена насьональ» с призывом к правительству и к Эскобару прекратить войну, попытаться найти политическое решение.
Но трагедия уже произошла. Буквально за несколько минут до рассвета 21 января Диана сделала последнюю запись в своем дневнике: «Мы в плену почти пять месяцев, и только нам понятно, что это такое. Но я все-таки верю и надеюсь, что мне удастся вернуться домой целой и невредимой».
Диана уже не была в одиночестве. После освобождения Асусены и Орландо Диана с Ричардом попросили, чтобы их поселили рядом, и после Рождества просьба была удовлетворена. Они очень обрадовались. Можно было наговориться вволю, вместе до утра слушать радио… Вскоре режим у них полностью сбился: днем они спали, а ночью бодрствовали. О гибели братьев Приско Диана и Ричард узнали из разговора охранников. Один из парней плакал. Второй, считая, что наступает развязка, спросил, имея в виду заложников:
– А с товаром что делать?
Первый ответил не раздумывая:
– Как что? Прикончить!
В то утро после завтрака Диане и Ричарду было уже не до сна. За несколько дней до этого им сказали, что скоро надо будет перебираться в другое место, но они не придали словам охраны значения. За короткий срок их уже дважды переселяли в дома неподалеку, в преддверии реальных или воображаемых полицейских облав. 25 января около одиннадцати утра пленники сидели в комнате Дианы, шепотом обсуждая диалог охранников, как вдруг раздался гул вертолетов, летевших со стороны Медельина.
В последние дни в полицию неоднократно поступали анонимные звонки. Звонившие сообщали о передвижении вооруженных людей по пути к Сабанете (это в районе Копакабаны), особенно около поместий Альто-де-ла-Крус, Вилья-дель-Росарио и Ла-Бола. Вероятно, охранники собирались перевезти Диану и Ричарда в Альто-де-ла-Крус, считая это самым надежным убежищем, поскольку оно располагалось на вершине крутой лесистой горы, с которой прекрасно просматривалась местность вплоть до Медельина. Телефонные сигналы и другие сведения о том, что в районе творится что-то подозрительное, побудили полицию произвести обыск усадьбы. Операция была подготовлена с военным размахом; в ней участвовали два капитана полиции, девять офицеров, семь унтер-офицеров и девяносто девять рядовых полицейских, часть которых действовала на земле, а часть – в воздухе, поскольку операция велась под прикрытием четырех вертолетов, оснащенных пулеметами. Впрочем, на вертолеты охранники внимания не обратили: те часто летали в этих местах, однако ничего серьезного не происходило. Насторожило охрану другое. Боевик случайно выглянул за дверь и истошно завопил: