История регионов Франции
Шрифт:
В этом деле Лионель Жоспен пошел против мнения и чувств подавляющего большинства министров и не только Жана-Пьера Шевенмана; также наперекор своим предыдущим мнениям, гораздо более сдержанным осенью 1999 года. Что двигало премьер-министром Франции в 2000 году, в данных обстоятельствах, неужели это была далекая идеологическая мотивация типа той, что была после шестьдесят восьмого года? На самом деле, нельзя полностью исключать, помимо президентских амбиций, которые лежат в глубине, и такого рода интерпретацию. В конце концов, право народов на то, чтобы самим распоряжаться своей судьбой, — это один из давних лакомых кусков в мыслях ультралевых сил, в данном случае сохранившийся даже у остепенившегося политика. Но это право народов, разумно ли то, что кто-то может захотеть применить его к населению Корсики, принадлежащему Франции, и которое в подавляющем своем большинстве (примерно 80 %) совсем не желает такого «применения»?
Одновременно историк и человек своей эпохи, гражданин мира, как и Европы, и француз, я обязан вынести о Корсике двоякое суждение: прошлое, на стоящее; или скорее суждение по фактам и оценочное суждение.
Лионель Жоспен, устремив свой взгляд на президентские выборы, которые идут выше идеологии, надеялся отныне выкроить себе Елисейский дворец на мертвом теле централизма. Нынешний глава государства, со своей стороны, следит своим взглядом за голубой линией социологических опросов и хранит, на сегодняшний день (сентябрь 2000 года), осторожное, даже шокирующее молчание, едва расцвеченное всеми цветами радуги призывами втихомолку к единству Республики. Даже само слово «нация», которое все еще время от времени употребляет Жоспен, больше не произносилось хозяином Елисейского дворца [192] .
192
По мнению двух журналистов, объяснение такого невмешательства и молчания со стороны президента связано с тем, что глава голлистского государства придерживался следующей идеи: «Лучше подождать, пока Жоспен сам запутается в собственной лжи и извлечь из этого выгоду, чем слишком рано встать на ясные и твердые позиции по этому вопросу», и такое установление позиций было тем более опасным, особенно профранцузских, что рисковало оказаться «отставшим от жизни» (sic). Что бы подумал на этот счет генерал де Голль, который в этих делах предпочитал вмешательство, ясное и твердое, в пользу национального единства, будь оно даже децентрализованным (Angeli С., Mesnier S. Chirac pere et fils. P.: Grasset, 2000. P. 150). Отметим, наконец, напоследок, что господин Жюппе предложил, как пишет «Monde» от 3 ноября 2000 года, организацию референдума на самой Корсике, чтобы островитяне могли высказать свое мнение, хотят они или не хотят оставаться в составе Франции. И наконец, в ноябре 1999 года Жак Ширак несколько отмежевался от проекта Жоспена и даже заговорил о «нации» (французской) и о ее желательном единстве.
Жак Ширак, тем не менее, говорил о «реформах», которые остается провести (?) на острове красоты. Однако, как мы уже говорили, было уже два постановления (Миттерана, затем Жокса, а потом и третье — Жоспена)! Левые силы их ратифицируют; а правые, мертвый динозавр в водном потоке, на них соглашаются или согласятся во время последующей фазы сосуществования.
Проблема не в том, чтобы реформировать, а в том, чтобы применить два первых постановления, поддержать то, что может в них быть республиканского порядка, дать, наконец, слово корсиканскому народу, местному большинству, а не тем, кто подкладывает бомбы; те поддерживают взаимное укрывательство сообщников, и им наплевать на эффективную, но молчаливую враждебность, на самом деле, профранцузскую, которую питает к ним большинство островитян.
Нужно ли напоминать о том, что Корсика — это не Алжир, ни в демографическом плане, ни, естественно, в культурном? Что это французский регион со своими неповторимыми чертами? Что настоящими языками островной культ уры являются не разнообразные диалекты, как бы ни были они достойны уважения, конечно, объединенные в искусственный язык, объявляющий себя полуостровным, но в самом деле, как напоминал еще недавно Анджело Ринальди, самый крупный писатель современной Корсики, два языка основной культурной традиции этого региона — это, как известно, итальянский и французский. Стоит ли также напомнить, что различные неприятные проявления, взрывы, могут рассматриваться с benign neglect (бдительным благодушием, скажем мы), дорогим в англо-саксонских странах? Так, чтобы не было необходимости, для того, чтобы создать себе образ перед президентскими выборами и выставить себя миротворцем, создавать необратимые ситуации, предшествующие независимости, пагубные для всех, как островитян, так и жителей континента; они будут выгодны только для сообщества смутьянов и убийц, без колебаний размахивающих автоматами.
Твердая линия поведения испанского правительства Хосе-Мария Аснара перед лицом ситуации с басками, не в пример более серьезной, могла бы послужить примером для наших руководителей. Иберийские баски убивали других, а корсиканцы убивают друг друга. Корсиканское «движение», в своей экстремистской, даже террористический версии, — типичная операция «volkisch» (I Francesi fora; Французы — вон). Операция чисто этническая, замкнутая практически полностью в самой себе, без «прогрессистских» характеристик, если мне можно снова воспользоваться этим термином на достаточных основаниях, если это не законное стремление к децентрализму, которое, в данных обстоятельствах, уже широко утвердилось на деле…
И однако, независимость Корсики, возможно, предсказана светилами в час, когда националистическая коалиция «Unita», близкая, в частности, к Жану-Ги Таламони, решила объединить разнообразные движения, ее формирующие, в единую партию [193] . Внутреннее давление на самом острове, каким бы меньшинством оно ни оказывалось, остается активным; попустительство со стороны континентальных политиков и усталость французского общественного мнения. Раймон Арон говорил о независимости Алжира, что она была одновременно абсурдной и необходимой. Независимость Корсики остается не менее абсурдной, но, кто знает, неизбежной или роковой [194] …? Допустим просто, что в случае, если будет принят проект Жоспена, следует его применять, принося как можно больше пользы или как можно меньше вреда интересам острова и континента, приведенным к таким общим знаменателям, как Франция и Европа. Нужно будет делать хорошую мину при плохой игре… Это, плюс к тому, решение, которое явно принимают политические деятели, как кажется, сильно умеренной направленности, такие, как Камиль де Рокка-Серра и Жан Баджиони, первый из них являлся президентом группы RPR, а второй — президентом исполнительного комитета Корсиканской ассамблеи, на ноябрь 1999 года [195] . Добавим, что в течение этого времени жизнь настойчиво продолжается на острове, простая и мирная: 27 ноября 2000 года Жан-Франсуа Лючиани, один из «столпов» националистической поддержки в дискуссиях с правительством Жоспена, был арестован и заключен под стражу за «соучастие» в двойном террористическом акте против местных DDE и URSSAF, в Аяччо 25 ноября 1999 года. Два других деятеля из организации «Corsica viva», где г-н Лючиани был одним из главных ответственных лиц, господа Фьеши и Орландетти, были заключены под стражу по тому же делу за «сообщничество в совершении террористического акта» («Монд», 29 ноября 2000 года).
193
Этот вопрос был поставлен на собрании в Корт, проходившем в середине октября 2000 года («Monde», 2000. 17 oct.).
194
Процессы, которые могли к этому привести, достаточно неоднородны. Поскольку, как хорошо написала Шанталь Дельсоль, — я процитирую приблизительно: «Если бы сегодня организовали референдум, было бы очень сомнительно, чтобы французы с континента потребовали предоставить Корсику ее собственной судьбе, если бы корсиканцы потребовали бы того, чтобы остаться в составе Франции» (Figaro, 2000.14 oct.). Решимся ли мы сказать, что «в данном случае превалирует принцип материального интереса? В конце концов чехи без особых угрызений совести расстались со Словакией, отстающей в развитии провинцией, которая им дорого обходилась и препятствовала вхождению их в клуб для богатых, которым является единая Европа. Французы считают, что Корсика им обходится слишком дорого. Корсиканцы, за исключением смутьянского меньшинства, хорошо знают, что континент сильно улучшает их уровень жизни за счет поставок через море…». Таким образом, мы присутствуем при пантомиме двух музыкальных стульев между островом и континентом.
195
Figaro, 1999. 25 oct.
Сериал продолжается. Е la nave va. На полуюте и на баке руководители кланов и сетей разглагольствуют. Префект-капитан, с фуражкой, навинченной на голову, пытается тщетно контролировать маневр. Пассажиры ворчат или молчат. В трюме, рядом с котлами, подрывники, которые набивают цену, время от времени взрывают свои большие петарды, рискуя повредить камбуз. Старые привычки теряются с трудом. Судно идет по инерции. Континент находится в изоляции. Море — это большая спокойная река… Нужно ли отдавать швартовы?
8.
Франко-провансальская зона: Савойя
Франко-провансальская зона достаточно мало изучена по сравнению с зоной диалекта «ойл», прародителя французского языка, который долгое время был распространен по всей Европе, даже по всему миру; а также по сравнению с окситанской, или провансальской, зоной, обязаной своей известностью, среди прочих факторов, Фредерику Мистралю, непревзойденному автору «Мирей». Здесь, между Лон-ле-Сонье (Франш-Конте) и югом гренобльской области, между Сионом (французская Швейцария) и Сент-Етьеном (Форез), в прошлом не было ни одного «диалектного» писателя, который в наше время еще мог бы служить «штандартом», даже если и немного выцветшим, прекрасной языковой общности, в наши дни находящейся на пути к исчезновению. Уроженец Савойи Жозеф де Мейстр и уроженец Дофине Стендаль, не говоря уже о короле порнографии Николя Шорье, при этом бывшего видным историком из Дофине, писали по-французски, даже по латыни (в случае с Шорье). И это несмотря на то, что Стендаль в «Жизни Анри Брюляра» говорит при случае о своей «Tatan» — это франко-провансальское слово, эквивалент «Tata» на диалекте «ок» и «Tante» (тетя) франкофонов.
Что же такое франко-провансальская зона? Она имеет весьма смутное отношение к современному официальному и административному региону, называемому Рона-Альпы: в отличие от нее, Рона-Альпы сильно выходит за границы франко-провансальской территории (на юге), поскольку включает в себя на юге большую часть Ардеш, Дром и крайнего юга Изер, и эти местности, и та, и другая, в разной степени на территории собственно диалектов «ок». И напротив, франко-провансальская зона простирается намного севернее региона Рона-Альпы, поскольку она располагается в пределах департаментов к югу от Ду, захватывает практически полностью Юра (за исключением северной оконечности этого департамента) и большой кусок юго-восточной территории Сон-е-Луар. Помимо этого, франко-провансальская зона выходит за пределы французских границ: она включает в себя, во французской Швейцарии, кантоны Во, Женева, Фрибур и Вале [196] , а в Италии — Валь д'Аосте. Скажем вслед за Анриетт Вальтер и Андре Мартине, чтобы упростить сюжет, что «франко-провансальский — это язык «ок», подвергшийся влиянию северных наречий», другими словами, диалектов «ойл»; «ос» (французское «oui», да) превратилось там в «wa». И так далее… Бесспорно, франко-провансальцы, если позволено их так называть, составляют одно из языковых меньшинств во Франции, даже притом что речь идет только о меньшинстве в себе, а не «для себя», принимая во внимание, что «специфика этой области» была признана всего лишь чуть больше ста лет назад.
196
Обратитесь по этому поводу к кн.: Walter H. Le Francais dans tous les sens. P.: Robert Laffont, 1988. P. 146 sq.
И как в этих условиях рассматривать, в историческом плане, эту обширную зону, изначально не франкоговорящую, и, в крайнем случае, как выбрать в ней наиболее типичный регион? Инфрарегиональные судьбы во франко-провансальской общности, на самом деле, одновременно славные и разные: Женева, бесспорно, франко-провансальская, остается, тем не менее, при своих корнях, и на ней запечатлелась матрица кальвинизма. Нефшатель, также находящийся во французской Швейцарии, alias [197] в «Романдии», к нашей гордости, известен как источник некоторого энциклопедизма в течение последних десятилетий XVIII века. В Сент-Этьен еще со времен Средневековья из земли добывали уголь, и это был первый из французских угольных бассейнов, которые появились позже, на Севере и в Лотарингии. Бесполезно настаивать на роли Лиона, «маяка» типографской культуры, крупной торговли, производства шелка… Эти разнообразные центры оказались в разное время либо во французской, либо швейцарской копилке, по воле случая, каждый из них прошел свой собственный путь (в зависимости от призвания того или иного крупного города или маленького региона). Выделившаяся по преимуществу «зона» осталась в итоге Савойей; она долгое время сохраняла независимое существование в политическом плане, под властью герцогов, владевших воротами в Альпы; сейчас, если можно так сказать, там присутствует автономистское движение, которое называет себя «савойским» и оправдывает, таким образом, a posteriori [198] то привилегированное место, которое мы даем этим савойским землям во франко-провансальской общности.
197
Иначе (лат.).
198
По опыту (лат.).