История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I
Шрифт:
Ближайший друг и сверстник Великого князя Дмитрия Павловича, Великий князь Гавриил Константинович позднее вспоминал: «Оглядываясь в прошлое, я сознаюсь, что мы ошибались, радуясь убийству Распутина. Убийство Распутина оказалось сигналом к революции. Не следовало русскому Великому князю пятнать себя участием в убийстве. Не христианское это дело. По-видимому, впоследствии Дмитрий это осознал и, как я слышал, одно время не решался причащаться, считая себя недостойным приступать к Таинствам». – Великий князь Гавриил Константинович. В Мраморном дворце. Из хроники нашей семьи. М., 1993. – С. 217.
Как пишет Морис Палеолог, который по долгу службы должен был наблюдать за контактами граждан Франции с высшими чинами Империи, в конце 1915 г. Императрица получила письмо от Папюса. Письмо это было посвящено Распутину. Французский колдун писал: «С кабалистической точки зрения, Распутин подобен сосуду в ящике Пандоры, содержащему в себе все пороки, преступления и грязные вожделения русского народа. В том случае, если этот сосуд разобьётся, мы сразу же увидим, как его ужасное содержимое разольется по всей России…» «Когда Императрица прочитала это письмо Распутину, – добавляет Палеолог со слов фрейлины Головиной, – он просто ответил ей: „Но я же говорил тебе это много раз. Когда я умру, Россия погибнет“… Я не сомневаюсь, что рано или поздно память о Распутине породит легенды и его могила будет щедра на чудеса». – Дневник посла (с. 696). Запись 28 января 1917 г.
Покончив со «старцем», представители русской аристократии не смогли остановить революционную волну. Ситуация продолжала ухудшаться, а абсурд доходил до того, что министр внутренних дел Империи А. Д. Протопопов «вызывал дух» Распутина и всячески спекулировал на близости убитого к царской чете. Сам же Государь так и не решился предать суду убийц «старца». Они были наказаны «по-домашнему» – Юсупов выслан в свои имения, молодой Великий князь Дмитрий Павлович отправлен в Персию, а Пуришкевич, как депутат Думы, и вовсе располагал неприкосновенностью. «Осенью все грибы гнилые, – написал еще в середине 1915 г. В. В. Розанов. – Так и наше время. Чего же я сержусь? Чего недоумеваю?» Вскоре по России поползли слухи, что в ночь убийства Распутина по всей стране бушевали демонические силы, побуждая кощунствовать служащих священников и кликушествовать монахов и монахинь (об этом, в частности, по словам князя Феликса Юсупова ему рассказывала уже в марте 1917 г. сестра Императрицы Великая княгиня Елизавета Федоровна).
Мнение современника
«Если бы Распутин жил в царствование Императора Александра III, когда всё в России, в том числе и в особенности высшее общество, было более здоровым, он не смог бы нажить себе большей славы, как деревенского колдуна, чаровника. Больное время и прогнившая часть общества помогли ему подняться на головокружительную высоту, чтобы затем низвергнуться в пропасть и в известном отношении увлечь за собой и Россию». – Прот. Георгий Шавельский. Т. 2. С. 261.
После Февральской революции могилу Распутина в Царском Селе раскопали, его тело сожгли. Председатель Думы М. В. Родзянко позднее назовет убийство Распутина «началом второй революции». Однако депутат В. В. Шульгин, активный участник Прогрессивного блока, высказался иначе: «Раньше всё валили на него… А теперь поняли, что дело не в Распутине. Его убили, а ничего не изменилось».
В январе 1917 г. Гучков, Коновалов, князь Львов и Милюков уже обсуждают распределение портфелей в «своем правительстве». Через 20 лет в своих воспоминаниях Гучков рассказал, что он, боясь перехода власти в России к революционерам, планировал захватить царский поезд по дороге из Ставки в Царское Село и принудить Императора к отречению. В этот заговор были посвящены Н. Некрасов, киевский миллионер М. И. Терещенко, князь Д. Л. Вяземский и командующий Северным фронтом генерал Рузский.
Князь Львов и Начальник штаба Ставки генерал Алексеев обращаются к Великому князю Николаю Николаевичу с предложением стать регентом и Верховным Главнокомандующим, заставив Николая II отречься от престола и удалиться в Крым. Николай Николаевич просит день на размышление, но потом отказывается, так как такой перестановки «не поймут солдаты». Весьма показательно, что, отказавшись от дворцового переворота, Великий князь не известил о планах заговорщиков самого Государя.
Мнение историка
«Революция 1917 г. стала неизбежной, коль скоро даже высшие слои русского общества, которым более других было что терять, стали действовать революционными методами». – Р. Пайпс. Русская революция. Т. 1. С. 338.
Рабочая группа ВПК Гвоздева также не дремала. 26 января она распространила воззвание к трудящимся, в котором говорилось, что правительство использует войну «для порабощения рабочего класса», а победа в войне, достигнутая монархией, «обернется только новыми цепями для рабочего класса». Потому «рабочему классу и демократии нельзя больше ждать. Каждый пропущенный день опасен – решительное устранение самодержавного режима и полная демократизация страны являются теперь задачей, требующей неотложного разрешения».
Антигосударственная деятельность политически активного меньшинства всех слоев общества при апатии и утомлении от войны большинства предвещала скорый революционный сдвиг. Власть могла ответить на него умелыми действиями, сочетающими необходимые реформы с жестким подавлением незаконных во время войны (да и в любое время) интриг и призывов заговорщиков. Но действия правительства были вялы и слабы. Группа Гвоздева, правда, была арестована, но на арест Гучкова, Некрасова, Милюкова и Львова не решились. Генерала Рузского от командования не отстранили, хотя о его связях с заговорщиками имелись точные полицейские данные. Только Петроград был выделен из зоны Северного фронта в особый военный округ, командовать которым назначили уральского казачьего атамана генерала С. Хабалова.
Император страдал с 1915 г. головными болями и бессонницей, и тибетский лекарь Бадмаев потчевал его какими-то чудодейственными порошками, восстанавливающими силы и дающими крепкий сон и бодрость. В состав этих снадобий входили, как предполагали врачи, опий и гашиш. В последние месяцы пребывания у власти и особенно после гибели Распутина Николай II перестает интересоваться государственными делами. 7 января 1917 г. на докладе Родзянко, услышав от того в очередной раз о недовольстве Думы состоянием дел в Империи и о революционных проявлениях, и просьбу «не заставлять народ выбирать между ним и благом страны», Государь «сжал голову руками» и скорбно произнес: «Возможно ли, что двадцать два года я старался делать как лучше и что все двадцать два года я ошибался?» В политической ситуации внутри России он, видимо, ориентировался всё хуже и хуже. Посол Великобритании в Петербурге сэр Джордж Бьюкенен вспоминал, что на последней аудиенции, которую дал ему Император 12 января, тот произнес, в ответ на рекомендацию посла создать правительство общественного доверия, странные и гордые слова: «Вы хотите сказать, что я должен заслужить доверие моего народа или что он должен заслужить мое доверие?» По свидетельству нескольких близких в эти месяцы к нему людей, он принимал к сердцу теперь только то, что было связано с его семьей.
Свидетельство очевидца
Через год после последней встречи бывший Председатель Совета министров граф Коковцов вновь был приглашен Императором утром 19 января 1917 г. О психо-физическом состоянии Государя он оставил следующую запись: «Внешний вид Государя настолько поразил меня, что я не мог не спросить о состоянии его здоровья. За целый год, что я не видел его, он стал просто неузнаваем: лицо страшно исхудало, осунулось и было испещрено мелкими морщинами. Глаза, обычно такие бархатные, темно-коричневого оттенка, совершенно выцвели и как-то беспомощно скользили с предмета на предмет, не глядя, как обычно, на собеседника. Белки имели ярко выраженный желтый оттенок, а темные зрачки стали совсем выцветшими, серыми, почти безжизненными… Выражение лица Государя было каким-то беспомощным. Грустная улыбка не сходила с его лица… У меня осталось убеждение, что Государь тяжко болен и что болезнь его – именно нервного, если даже не чисто душевного свойства». – В. Н. Коковцов. Из моего прошлого. Минск, 2004. – С. 788–790.