История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I
Шрифт:
Историческая справка
Легион Сечевых украинских стрельцов (47 офицеров и 1685 сечевиков) до мая 1916 г. находился в глубоком тылу на переформировании, а потом понес огромные потери летом 1916 в полосе наступления русских войск Юго-Западного фронта, его личный состав буквально был перемолот, попав в сентябре в окружение. К концу сентября 1916 г. от легиона Сечевых стрельцов остались всего 150 сечевиков и 16 офицеров – остальные были убиты или пленены русскими. До февраля 1917 г. остатки легиона опять были в тылу на переформировании и вернулись на фронт уже не в качестве полка, а только батальона (4 роты).
В августе 1914 г. чехи и словаки, проживавшие в России (около 100 тысяч человек – часть из них была русскими подданными, часть – австрийскими), избрали своих представителей, дабы вручить Императору меморандум, в котором высказывалось желание создать воинские части чехов и словаков, которые бы сражались вместе с русской армией и в ее составе против «поработителей славянства – австро-германцев». «Освобождение от жестокого
Меморандум был вручен Императору Николаю II 4 сентября 1914 г. в Царском Селе. Прощаясь с чешскими делегатами, по воспоминаниям одного из них, Отакара Червены, Царь сказал: «Я надеюсь, что нам Бог поможет, и думаю, что желания Ваши будут осуществлены». Вскоре была создана в Киеве чешская, позже названная Чехословацкой, дружина – стрелковый батальон из пяти рот, 1200 человек. Она была включена в состав Императорской армии. Личный состав принимал присягу Царю, знамя освящалось православным духовенством в Киеве. Большинство офицеров и унтер-офицеров были русскими, переведенными из других частей Русской армии. С октября 1914 г. Дружина воевала на Юго-Западном фронте в 3-й армии. В 1915 г. в нее было принято нелегально 60 военнопленных чехов и словаков, подавших прошение о российском подданстве. Весной 1916 г. Императорское правительство приняло решение о приеме в армию военнопленных славян. К моменту Февральской революции Дружина превратилась в три полка и стала Чехословацкой бригадой Российской армии. Бригадой командовал русский полковник Вячеслав Платонович Троянов (1875–1918).
Наиболее серьезным испытанием национальной политики правительства стал польский вопрос. В самом начале войны Великий князь Николай Николаевич публично заявил о том, что после войны Россия может признать автономию Польши в рамках Российской Империи.
Документ
Воззвание к полякам Верховного Главнокомандующего Русской армией Великого князя Николая Николаевича:
«Поляки! Пробил час, когда заветная мечта ваших отцов и дедов может осуществиться. Полтора века тому назад живое тело Польши было растерзано на куски, но не умерла душа ее. Она жила надеждой, что наступит час воскресения польского народа, братского примирения его с великой Россией. Русские войска несут вам благую весть этого примирения. Пусть сотрутся границы, разрезавшие на части польский народ. Да воссоединится он воедино под скипетром Русского Царя. Под скипетром этим возродится Польша, свободная в своей вере, языке, в самоуправлении. Одного ждет от Вас Россия – такого же уважения к правам тех народностей, с которыми связала вас история. С открытым сердцем, с братски протянутой рукой идет к вам великая Россия. Она верит, что не заржавел меч, разивший врага при Грюнвальде. От берегов Тихого океана до северных морей движутся русские рати. Заря новой жизни занимается для вас. Да воссияет в этой заре знамение креста, символа страдания и воскресения народов.
Верховный Главнокомандующий Генерал-адъютант Николай. 1 (14) августа 1914 г.»
Однако разногласия в правящих кругах не позволили перевести вопрос в практическую плоскость. Правое крыло правительства Горемыкина не было готово предоставить полякам даже те права, которые они имели в Австро-Венгрии. В первые годы войны власти безуспешно пытались выработать проект будущего устройства польского края. Лишь летом 1916 г. по инициативе министра иностранных дел Сазонова его разработка была продолжена. В проекте, разработанном С. Е. Крыжановским, речь шла о праве Польши на особое законодательство в ее внутренних делах. Однако опасения большинства кабинета, что польский пример пробудит «затаенные вожделения» об автономии и у других народностей, помешали довести дело до конца. Сазонов, во многом из-за того, что являлся горячим сторонником широкой польской автономии, был уволен в отставку. Штюрмер, горячо протестовавший против проекта Сазонова, торжествовал победу. Победа эта, впрочем, оказалась грубым просчетом имперской администрации. 23 октября (5 ноября) 1916 г. Германия и Австро-Венгрия провозгласили создание независимого Королевства Польского.
Готовясь к наступлению в Польше весной 1917 г., Россия не могла оставить в стороне разрешение польского вопроса. Отстранив Штюрмера, 12 декабря 1916 г. Николай II издал приказ армии и флоту за № 870, в котором, среди прочих задач России в войне, назвал «создание свободной Польши из всех трех ее ныне разрозненных областей». Таким образом, декларация Великого князя Николая Николаевича была подтверждена Императором. Созданный в октябре 1914 г. Польский легион в составе Императорской русской армии (на правах резервного батальона) был в январе 1917 г. развернут в стрелковую дивизию и Польский уланский полк с последующим развертыванием в I Польский корпус. Правительство князя Голицына в феврале 1917 г. провело несколько заседаний по польскому вопросу, где обсуждались два возможных его решения: Польское государство,
Свидетельство очевидца
«Между русскими и поляками было пролито слишком много братской крови, чтобы их примирение могло состояться иначе, как на началах высшей справедливости и полного признания взаимных исторических прав». – С. Д. Сазонов. Воспоминания. – С. 339.
Во время войны практически все политические партии России сформулировали адекватные их политическим мироощущениям национальные программы. Русские либералы – октябристы и кадеты строили свои национальные программы на признании исторической законности единого многонационального Российского государства, октябристы оставались централистами, высказываясь за «исторически сложившийся унитарный» характер российского государственного устройства, за отрицание идей автономии и федерализма в применении к русскому государственному строю. Единственное исключение они делали для Финляндии, за которой признавалось право на автономию при условии сохранения связи с Россией. Центристские элементы преобладали среди меньшевиков Грузии и Азербайджана, стоящих на позиции «нейтралитета» в борьбе России с Германией и Турцией. Напротив, армянские дашнаки и гнчакисты, на словах осуждавшие войну, выступали за победу России, связывая с ней надежды на создание в турецкой Армении автономного государства. Украинская социал-демократия (УСДРП) распалась на три группы: германофильскую, оборонческую и «интернационалистскую», представители которой решительно отрицали право наций на самоопределение, обвиняя большевиков в «сепаратизме», требуя для национальных меньшинств лишь территориальной или культурной автономии.
Часть членов Белорусской социалистической громады в оккупированных Германией районах выступала за создание независимой Белоруссии под протекторатом Германии.
Сразу же после начала войны создается Литовский национальный центр, возглавляемый литовцами – депутатами IV Думы. Литовцы обратились к Председателю Совета министров Горемыкину с предложением безотлагательно приступить к созданию единой автономной литовской губернии из Виленской, Ковенской губерний, части Сувалкской губернии и части Восточной Пруссии, которую предстояло еще отвоевать у неприятеля. Депутат Мартын Ичас обещал, что в случае автономии литовцы с радостью будут сражаться за свою землю в рядах русской армии «против ненавистного пруссачества». В целом вполне законное предложение это вызвало столь острые трения между литовцами, поляками и евреями, населявшими означенную территорию, что русское правительство предпочло отложить решение этого вопроса до конца войны. Другие литовские политики мечтали о возрождении независимой Литвы и потому желали поражения России в наступившей войне. Среди них был и будущий президент независимой Литвы, юрист и журналист Афанасий Сметона (1874–1944).
Вступление России в войну против Германии в Курляндской, Лифляндский и Эстляндской губерниях было встречено с немалым энтузиазмом. На призывные пункты являлись не только подлежащие мобилизации, но и те мужчины и юноши, которых мобилизация не касалась. Были случаи, когда призывники похищали печать врачебной комиссии «годен к военной службе» и самовольно штамповали свои документы, хотя среди них были и такие, которые по состоянию здоровья не подлежали призыву в армию.
Энтузиазм населения вызывала сравнительно недавняя память революции 1905 г., когда немецкие бароны и немецкое лютеранское священство учинили кровавую расправу над местным эстонским и латышским населением, поднявшимся против помещиков – немецких баронов и немецкой верхушки городов. В результате революционных событий почти во всех уездах Латвии возникли новые всенародно избранные самоуправления – распорядительные комитеты. С должностей были сняты волостные урядники; для поддержания порядка были созданы подразделения народной милиции. Делегаты волостей приняли решение созвать Учредительное собрание Курляндской и Лифляндской губерний. Эти и другие успехи политической организации внушили местному населению веру в возможность самоуправления под российской имперской властью. Самоуправление мыслилось, прежде всего, как освобождение от немецкого колониального режима. Поражение же революции 1905 г. в психологии местного населения означало очередную победу немецких поработителей. Начало войны с Германией мыслилось часом расплаты за обиды прошлых лет и веков.
В 1915 г. в Тарту Яаан Теннисон основывает северобалтийский комитет, призванный способствовать созданию Латвийской и Эстонской автономных губерний в составе России.
Местная немецкая элита, правившая Латвией и Эстонией 700 лет, оказалась в неблагоприятном положении. Предшествовавшая политика русификации, которая прежде всего означала более тесную интеграцию Прибалтийских губерний в Империю, планомерно лишала немецких баронов их вековых экономических и культурных привилегий, в т. ч. – права пользоваться немецким в качестве языка делопроизводства и образования (с 1867 г.). Немцы в большей своей части считали, что имперская политика привела к событиям 1905 г. Это послужило причиной того, что многие из местных немцев сменили свою лояльность с Петербурга на Берлин.