История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I
Шрифт:
Вторым (если не первым) после сознательного патриотизма, прививаемого школой, книгами, устоем общественной жизни является сознательная нравственность. Знание того, что хорошо и что плохо и почему. Как правило, такая сознательная нравственность формируется религией и обретает силу в личной ответственности человека перед Богом. Но подавляющее большинство русских людей Священного Писания не читали, богословие не изучали. В старой России это и не поощрялось властью, и не было принято обществом, да и культуры в народе было маловато. Вера для большинства оставалась суммой красивых обрядов и церковных молитв на непонятном языке «неведомому Богу». Такая вера не могла мобилизовать людей в трудную минуту, на исполнение гражданского долга, на сознательную и добровольную жертву своей жизнью, здоровьем, счастьем. Без сознательного патриотизма и сознательной веры простые люди в своем большинстве естественно склонялись к природному эгоизму – «моя хата с краю», «своя рубашка ближе к телу». Такое настроение открывало сердца народа
Война становится в народе крайне непопулярной. 31 октября 1916 г. в Петрограде на Выборгской стороне происходит забастовка под лозунгами «Долой союзников! Довольно воевать!». Власти подозревают, что забастовка организована немецкими агентами на немецкие деньги, но в ней участвуют десятки тысяч рабочих.
Гнев простонародья, до того направленный на сытых и богатых, которые веселятся, как бы не чувствуя тягот войны, теперь все чаще распространяется, как свидетельствуют полицейские донесения, и на саму особу Государя Императора. В последних числах 1916 г. вернувшаяся из Москвы в Петроград «графиня Р.» рассказывала Морису Палеологу: «Если бы Царь показался в настоящее время на Красной площади, его встретили бы свистом. А Царицу разорвали бы на куски. Великая княгиня Елизавета Федоровна (сестра Императрицы, вдова Великого князя Сергея Александровича, монахиня, настоятельница Марфо-Мариинской обители)… не решается больше выходить из своего монастыря. Рабочие обвиняют ее в том, что она морит народ голодом… Во всех классах общества чувствуется дыхание революции…»
Свидетельство очевидца
5 апреля 1916 г. Иван Бунин записывает в дневник в своей орловской деревне: «Всё думаю о той лжи, что в газетах насчет патриотизма народа. А война мужикам так осточертела, что даже не интересуется никто, когда рассказываешь, как наши дела. „Да что, пора бросать. А то и в лавках товару стало мало. Бывало зайдешь в лавку…“ и т. д.» – Устами Буниных. Дневники. Т. 1. М., 2005. – С. 130.
К 1 января 1917 г. с фронта, по дороге на фронт и из казарм тыла дезертировало более миллиона нижних чинов. Офицеры, пользуясь затишьем на фронте, все чаще без разрешения уезжали с позиций в города «проветриться». В конце 1916 г. солдаты, посылаемые для разгона беспорядков, кое-где начали брать сторону бастующих рабочих. Во время забастовки в Петрограде 31 октября солдаты открыли огонь на поражение в сторону полицейских и жандармов. Солдатский бунт был подавлен казачьими сотнями, 150 солдат по приговору трибунала были расстреляны. На фронте, как признавался Великий князь Сергей Михайлович, офицеры боялись строго обращаться с солдатами, поскольку солдаты всё чаще посылали обидчикам пулю в спину.
«Я констатирую везде беспокойство и уныние, – записывает 1 января 1917 г. в дневник Морис Палеолог, – войной больше не интересуются, в победу больше не верят, с покорностью ждут самых ужасных событий».
Лидеры думского Прогрессивного блока предполагают вырвать власть у Царя, опираясь на стихийное недовольство народной массы. Вышло, однако, иначе…
Литература
Ю. Л. Епанчин. «Война во спасение». Общественно-политическая позиция русских писателей в годы Первой мировой войны. Саратов, 2010.
А. И. Иванов. Первая мировая война в русской литературе 1914–1918 гг. Тамбов: Изд-во Тамбовского университета, 2005.
В. А. Маклаков. Из воспоминаний. Уроки жизни. М.: Московская школа политических исследований, 2011. (Первое изд.: Нью-Йорк: Изд-во имени Чехова, 1954).
Э. Лор. Русский национализм и Российская империя. М.: Новое литературное обозрение, 2012.
П. Н. Милюков. История второй русской революции. М., 2001.
М. В. Родзянко. Крушение империи. Харьков, 1990.
В. И. Старцев. Русская буржуазия и самодержавие в 1905–1917 гг. Л., 1977.
1.4.8. Имперская администрация и война
Война привела к существенным изменениям в государственном управлении Россией. В условиях военного времени государственный механизм постоянно давал сбои, ему не хватало четкости, оперативности, гибкости в управлении страной. С момента объявления мобилизации 30 июля 1914 г. вступило в действие Положение о полевом управлении войск, определившее полномочия военных властей и их взаимоотношения с органами гражданского управления. Оно разрушило и без того слабую координацию государственных органов власти. В Российской Империи фактически оказалось два правительства. Царь Николай II намеревался в случае войны с Германией сам занять должность главнокомандующего, по этой причине, согласно утвержденному в канун войны Положению, Главнокомандующий получал неограниченные права по всем военным и гражданским вопросам. Однако в последний момент Царь изменил свое решение, и Главнокомандующим был назначен Великий князь Николай Николаевич, что дало повод семидесятипятилетнему премьеру И. Л. Горемыкину заявить представителю Думы, что «правительство будет распоряжаться лишь на внутреннем фронте». В итоге сложилась парадоксальная ситуация: Великий князь, не будучи правителем страны, не был подотчетен правительству и пользовался практически неограниченной властью. Справедливо осуждая гражданские власти за нерешительность и ведомственные склоки, Ставка все больше вмешивалась в дела тыла. Верховный Главнокомандующий рассылал приказы непосредственно местным властям, не ставя в известность столицу. Совет министров, чтобы координировать действия военных и гражданских властей, попытался учредить в Ставке должность специального «гражданского комиссара», однако генералы решительно отказались пускать «штатских» в свои дела.
С другой стороны, исполнительная власть оставалась по-прежнему в руках Императора. Назначаемый им Совет министров не был ответственен перед Думой, а каждый министр имел право доклада монарху без ведома председателя правительства. В результате сохранять единство в Совете министров было чрезвычайно сложно.
Кабинет Горемыкина не располагал долгосрочной программой работы в военных условиях, не было у премьера также и конкретного плана перевода народного хозяйства на военные рельсы. Политика правительства определялась главным образом требованиями момента. И тем более в планы Совета министров не входила модернизация политических и социально-экономических институтов Империи, на чем настаивали думцы и часть предпринимательских кругов.
Как уже отмечалось (см. 1.4.4.), в конце августа 1915 г., после полосы тяжелых поражений на австро-германском фронте, Николай II вступил в должность Верховного Главнокомандующего, сместив с поста Великого князя Николая Николаевича. Бывший Верховный Главнокомандующий был назначен командующим Кавказским фронтом вместо престарелого генерала от кавалерии графа Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова. Царь надеялся, что своим поступком он вселит в армию и народ уверенность в конечной победе и сплотит вокруг себя своих подданных. Это было серьезное политическое решение. Успех или неуспех в войне отныне определял судьбу трона. Не только Дума, но и ближайшее окружение Царя, Великие князья и министры были против принятия на себя Государем поста Верховного Главнокомандующего. Одни боялись новых неудач на фронте, которые после тягостного отступления казались теперь неизбежными. Другие, лучше знавшие ситуацию с положением тыла, напротив, боялись перелома в войне и роста популярности Царя как Главнокомандующего в результате побед русского оружия. Тогда планам оппозиции расширить права Думы за счет самодержавия не суждено было сбыться в обозримом будущем – народ любит своих победоносных правителей. Сам же Царь принимал на себя новое бремя с тяжелым сердцем, но ясно сознавая, что за судьбу страны ответственность несет он. Николай II не считал возможным в трудный момент поражений прятаться за чужие спины. Последние сомнения Император отбросил после беседы с Распутиным, который благословил Государя иконой. 23 августа 1915 г. Государь издал соответствующий приказ по армии и флоту.
Свидетельство очевидца
«Государь думает, что в таких тяжелых обстоятельствах долг царя велит ему стать во главе своих войск и взять на себя всю ответственность за войну… Прежде чем прийти к такому убеждению, он много размышлял, много молился… Наконец, несколько дней назад, после обедни, он сказал нам: „Быть может, необходима искупительная жертва для спасения России. Я буду этой жертвой. Да свершится воля Божья!“ Говоря нам эти слова, он был очень бледен», – рассказывала фрейлина Императрицы, очень близкая к Распутину Анна Вырубова французскому послу Морису Палеологу 2 сентября 1915 г. на обеде у Великого князя Павла Александровича.
Раздвоение управления, когда в стране существовало практически две администрации – Совета министров и Ставки, теперь исчезло. Царь возглавил и фронт и тыл. И произошло чудо – с приходом в Ставку Царя отступление русских войск прекратилось. Талантливый новый начальник штаба Верховного Главнокомандующего – генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев обеспечил стабилизацию фронта и успешное контрнаступление лета 1916 г.
Сам генерал Алексеев говорил: «С Государем спокойнее… Он прекрасно знает фронт и обладает редкой памятью. С ним мы спелись». А Великий князь Андрей Владимирович вспоминал: «Как неузнаваем штаб теперь. Прежде была нервозность, известный страх. Теперь все успокоились. И ежели была бы паника, то Государь одним своим присутствием вносит такое спокойствие, столько уверенности, что паники быть уже не может. Он со всеми говорит, всех обласкает; для каждого у него есть доброе слово. Подбодрились все…» По свидетельству генерала А. И. Деникина, назначение именно Алексеева начальником штаба успокоило офицерство. Одновременно солдатская масса «не вникала в технику управления, для нее Царь и раньше был верховным вождем армии, и ее смущало несколько лишь одно обстоятельство: издавна в народе укоренилось мнение, что Царь несчастлив…»