История российского терроризма
Шрифт:
Берлинский опыт, молодой азарт и отцовская кровь начинали будоражить Павла.
«Если бы мне надобно было, — писал он в 1766 г. , — образовать себе политическую партию, я мог бы молчать о беспорядках, чтобы пощадить известных лиц, но, будучи тем, что я есмь,— для меня не существует ни партий, ни интересов, кроме интересов государства, а при моем характере мне тяжело видеть, что дела идут вкривь и вкось и что причиною тому небрежность и личные виды, Я желаю лучше быть ненавидимым за правое дело, чем любимым за дело неправое»,
С матерью у Павла сложились прохладные отношения, ее любимицы смотрели на него пренебрежительно.
Павел,
В 1783 г. императрица подарила наследнику Гатчину — мызу, принадлежавшую раньше Г. Орлову. После 1917 г. это будет город Троцк. Так начинается гатчинский период жизни будущего русского царя. Он сформировал себе военный отряд, представлявший в миниатюре все рода войск. За образец устава был взят прусский, форма тоже прусская, дисциплина строжайшая.
Далее Павел устроил в Гатчине четыре церкви разных вероисповеданий, школу и больницу. Он стал хорошо разбираться в земледелии, помогал крестьянам. Петербургский двор называл его гатчинским помещиком. По вечерам Павел при свечах составлял на будущее указы и проекты.
С 1790 г. Павел стал проявлять «приметную склонность к задумчивости». Он поднимался в 4 утра и спешил на учения, осматривал казармы. Гатчина и Павловск превратились в военный лагерь. Известия о французской революции произвели, видимо, еще один незаметный сдвиг в психике князя. Французские эмигранты рассказывали ужасы. Ростопчин писал Воронцову: «Вы увидите впоследствии, сколько вреда наделало пребывание Эстергази: он так усердно проповедовал в пользу деспотизма и необходимости править железной лозой, что государь-наследник усвоил себе эту систему и уже поступает согласно с нею. Каждый день только и слышно, что о насилиях, о мелочных придирках, которых бы постыдился всякий частный человек. Он ежеминутно воображает себе, что хотят ему досадить, что намерены осуждать его действия... Недавно велел посадить под арест четырех офицеров за то, что у них были несколько короткие косы,—причина, совершенно достаточная для того, чтобы заподозрить в них революционное направление».
Екатерина, процарствовав 34 года, умерла. В государственной системе процветала взятка, в делах неразбериха, расходы империи превышали доходы. Павел грозил навести порядок. Зимний дворец обступили будки с часовыми, залы наполнились офицерами. Страна начинала жить по-гатчински. Канцелярии, коллегии работали с пяти утра. 200 полицейских бегали по улицам и срывали с прохожих круглые шляпы, у фраков обрезали торчащие воротники, а жилеты разрывались на куски.
При въезде и выезде из города стояли будки с полосатыми шлагаумами, и караульные офицеры записывали всех проезжающих. Этот список ежедневно доставлялся Павлу.
Как говорил современник, «нельзя было не заметить с первого шага в столице, как дрожь, и не от стужи только, словно эпидемия, всех равно пронимала, особенно после счастливого времени, проведенного нами при Екатерине, царствование которой отличалось милостивою снисходительностью ко всему, что не носило характера преступления».
Изгнание из Петербурга, ссылка стали обычным делом. Вице-директора департамента, не смогшего поставить для разных
В окне нижнего этажа Зимнего дворца Павел велел выставить ящик с прорезью, куда каждый мог бросить жалобу. Ключ от комнаты был только у Павла, он каждый вечер вынимал эту корреспонденцию и ставил резолюции. «Этим путем обнаружились многие несправедливости, а в таковых случаях Павел был непреклонен... В продолжение существования ящика,— продолжает очевидец,— невероятно какое существовало правосудие во всех сословиях и правомерность...»
Но жулики управились с ящиком: они стали туда бросать разные пасквили на Павла, и он велел ящик снять...
Новый император отменил хлебную подать, очень тяжелую для крестьян, чрезвычайный рекрутский набор, велел не продавать крестьян без земли. Дворян он лишил привилегии — свободы от телесного наказания. Павел их вообще считал тунеядцами.
Однако странности императора все увеличиваются. На документе, предлагающем различные варианты, он пишет: «Быть по сему». Иногда Павел откровенно говорит бессвязно непонятные окружающим фразы. Принц Евгений Вюртембергский, побывавший в России в 1801 г. :
«Павел доказал всем совершенную неспособность царствовать, и его печальное состояние грозило государству очевидною опасностью... Следы его душевного расстройства проявились и во внешних сношениях, так что глас всей Европы и его народа слились в одном мнении, что не может далее царствовать сумасшедший, внутри государства приводящий в беспорядок все отрасли управления, а во внешних делах сегодня враждующий с союзниками, которых вчера усердно приветствовал».
Русский посланник в Лондоне получил от Павла указание не давать паспорта ни одному иностранцу, пожелавшему отправиться в Россию. Был запрещен ввоз каких-либо книг из-за границы. Уже в последний день жизни Павел издал указ, чтобы никаких российских товаров «выпускаемо никуда не было без особого высочайшего повеления».
Вот что писал Кочубей в Лондон к Воронцову:
«Страх, в котором все мы живем, неописуем. Люди боятся своей собственной тени. Все дрожат. Доносы — дело обычное: верны они или неверны, но верят всему. Все крепости переполнены арестантами. Всеми овладела глубокая тоска...»
Воронцов же характеризовал Павла так:
«Я убежден, что покойный государь имел несчастие быть душевнобольным; я считаю его столь же маловменяемым, как маленького ребенка, который себя и других ранит бритвой, так как раньше не видел бритвы и не знает ее употребления...»
Между тем далее самое малое сомнение в уме императора безусловно рассматривалось бы как государственная измена. Ни в каких русских законах сумасшествие царя не предусматривалось, и как быть — не знали.
Можно сказать, что Павел погиб от несовершенства законов.
Образовался заговор. Граф Пален, адмирал Рибас, граф Панин и командир гвардейцев генерал Талызин составили план свергнуть императора и возвести на престол молодого великого князя Александра. Павла убивать не предполагали. Следовало заручиться поддержкой великого князя. Но Александр, постоянно оскорблявшийся отцом, тем не менее не хотел даже и слушать о перевороте. Наконец, его убедили. Обещали, что Павел будет по-прежнему жить во дворце, иметь все, что пожелает.