История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
Шрифт:
Иностранные путешественники, посетившие Русь вскоре после татарского нашествия, рисуют жуткую картину опустошения. Киев был превращён в груду развалин, только кучи костей напоминали о былой населённости города, большинство жителей было перебито или уведено в плен.
Сокрушительный ураган, пронёсшийся над Русской землей, надолго подорвал производительные силы страны и остановил её культурное развитие. Помимо уничтожения материальных богатств, нашествие привело к обезлюдению Восточной Европы вследствие избиения и увода в плен жителей и к уничтожению культурных ценностей…» (Там же. С. 9—10).
Историк высоко отзывается о художественных достоинствах романа, отмечает, что автор «очень редко пользуется правом романиста на некоторую историческую фикцию и прибегает к ней с большим тактом, не переходя тех граней, которые допустимы в беллетристике.
Наиболее крупное отступление от исторической точности относится к избранию Батыя главнокомандующим монгольской армии… Батый пользовался большим уважением при дворе Угедэя, и во главе похода он был поставлен без всяких споров, тем более без всякой с его стороны необходимости действовать исподтишка, скрываться и т. д. Не приходится говорить, что сцена покушения на жизнь Батыя при возведении его на престол принадлежит к числу художественных вымыслов и теперь русский народ смело выступил в защиту не только собственной земли, но и всей Европы от грозившего ей ига. Эти волнующие страницы книги тов. Яна подымают дух и вдохновляют к самопожертвованию во имя спасения родины» (Там же. С. 11–12).
«Ваша книга очень популярна в стране, – писал А.А. Фадеев В. Яну. – Ваш голос был бы теперь очень влиятелен, и Вы могли бы и должны бы, не в ущерб основной своей художественной работе, периодически выступать на страницах нашей центральной прессы по вопросам, связанным с войной, с жизнью и работой тыла во время войны и со всей борьбой против фашизма.
Вы блестящий публицист, к тому же исторически образованный, это можно видеть по «Чингисхану». Подумайте сами, какой резонанс в народе и за границей могли бы иметь ваши очерки, статьи и рассказы, и как непосредственно могли бы они помочь стране в трудные дни войны. Я и мои товарищи были бы рады систематически получать от Вас что-нибудь в этом плане, всё, что Вы считаете нужным использовать в печати или на радио».
Называя В. Яна блестящим публицистом, Фадеев имел в виду статьи В. Яна, опубликованные в первые месяцы войны, такие как «Гитлер и Чингисхан», «Гитлер и Бисмарк», «Дранг-нах-Остен!», «Гейне о пруссаках», «Любовь к родине – сильнее смерти».
В архиве В. Яна хранятся многочисленные письма читателей, давших высокую оценку романам о монгольском нашествии, особенно значительны и интересны письма фронтовиков, из которых можно было понять, что романы В. Яна укрепляли веру солдат-фронтовиков в торжество победы над фашистами, помогали им исполнять свой патриотический долг, воодушевляли их своим здоровым оптимизмом. «Дорогой Василий Григорьевич! – писал П.П. Амелин 2 февраля 1943 года. – Ещё в 1940 году я прочитал с огромным удовольствием Вашего «Чингисхана», теперь перечитал вновь и приступил к «Батыю».
Картины минувших веков воспроизведены Вами с изумительной силой. Много дум и чувств пробуждают Ваши романы. Они указывают нам дорогу и «Золотой Мост», которым прошедшее связано с настоящим. Встают длинные вереницы предшествующих нам поколений, поднимаются во весь свой исполинский рост наши великие предки, чтобы указать нам на величие нашей борьбы, чтобы осенить нас древним знамением Русской Земли».
Писем приведено множество, из всех этих писем фронтовиков ясно одно: писатель В.Г. Ян, пламенный патриот своей Отчизны, своими произведениями принимал участие в Великой Отечественной войне, вдохновляя непосредственных участников сражений образами сильных духом русских людей, в далёкие времена не жалевших жизни ради свободы и независимости России.
В годы Великой Отечественной войны на романы В. Яна «Чингис-хан» и «Батый» откликнулись статьями и рецензиями учёные-историки и востоковеды, академики Е. Тарле, А. Якубовский, И. Минц, Б. Греков, критики, литературоведы, такие как Л. Волынский, Д. Заславский, В. Кирпотин, З. Кедрина и многие другие, на некоторые из них здесь уже были ссылки.
Академик Б. Греков, высказав в основном положительное отношение к исторической повести «Батый», опубликованной в «Новом мире» (1942. № 3–4), вместе с тем отмечает в ней «немало недочётов, иногда даже очень крупных». «Конечно, автор был вправе допускать некоторые вольности в изображении действующих лиц. Но тут необходимы границы, определяемые исторической правдой. В этом отношении я мог бы сделать автору упрёк хотя бы в связи с его трактовкой рязанского князя Глеба Владимировича.
В. Ян изображает Глеба Владимировича классическим злодеем: от него с презрением отворачиваются даже татары, которым он служил с самого начала Батыева похода. Между тем источники не говорят ничего о переходе князя Глеба на сторону татар. Летописи лишь отмечают, что он, разбитый своим двоюродным братом, князем Рязанским, бежал к своим союзникам половцам, принимавшим участие в этой борьбе на стороне Глеба и его брата Константина, где и умер, «обезумев», то есть сойдя с ума.
Клеймить позором одного из крупных политических деятелей абсолютно нет оснований.
К счастью для всего произведения, эти представления автора о Руси XIII в. в дальнейшем развитии повести стушёвываются, и дальше говорится уже о княжествах и городах…» (см.: Исторический журнал. 1942. Кн. 12. С. 79–80).
Указывает академик и на мелкие неточности: неудачным считает эпизод с гонцом князя Рязанского, подчёркивает: «В повести нет правильного исторического фона», отмечает «неверное пользование отдельными историческими терминами».
И через десятилетия романы В. Яна занимают прочное место в истории отечественной литературы. «Века отделяют Чингисхана и Батыя от нашей эпохи, – писал критик А.И. Хватов, – но ни время, ни расстояние не ослабили ощущения того, что власть и могущество, покоящиеся на жестокости и разрушении, на страданиях и угнетении, непрочны, преходящи. Не только осуждены судом истории и народов Чингисхан и Батый, но и развенчаны художественно, ибо всё, что связано с ними, не имело ни оправдания, ни смысла с точки зрения разума и человечности.
Писатель разоблачает идею национального избранничества и мессианства, которая неизбежно в своём практическом претворении порождает насилие и кровавые преступления. Чингисхан и Батый предстают как зловещее напоминание об этом.
В полифонии романов В. Яна звучит мотив бессмертия народа и величия человека, если их силы и помыслы отданы свободе, высоким целям борьбы с жестокостью и тиранией. Здесь художник находит высшие ценности, и носителями их выступают Джелаль эд-Дин – мужественный защитник Хорезма, рязанский витязь Евпатий Коловрат, чьё величие и отвага вошли в легенду, простые русские люди – хлебопашцы и охотники, которые и в условиях феодальных распрей помнят о родной земле, бестрепетно и неустрашимо обороняют её от врагов и угнетателей… Пусть войско русское потерпело поражение, народ не склонил головы перед нашествием: он непобедим. Поэтому не только скорбью и трагизмом окрашены страницы романа «Батый», но и предчувствием победы, верой в неизбывную силу разума и человечности, которые живут в несломленном и борющемся народе. «А Русь-то снова строится!» – так названа заключительная глава романа «Батый» (Хватов А. Голоса и лики былого. К 100-летию со дня рождения В. Яна // Звезда. 1975. № 1. С. 197).
Одним из первых Валентин Иванович Костылёв (1884–1950) заинтересовался эпохой XVI века, и прежде всего личностью Ивана Грозного. Ещё до войны, сразу после окончания и публикации романа «Кузьма Минин» (1939), Костылёв, автор исторических романов «Питирим» (1936) и «Жрецы» (1937), приступил к сбору материала о времени Ивана Грозного. Первая книга будущей трилогии «Иван Грозный» – «Москва в походе» – была опубликована в журнале «Октябрь» (1942. № 5–8).
Прежде всего предоставим слово критикам и учёным, высказавшимся о романе «Москва в походе» сразу после его публикации.