История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
Шрифт:
Именно после этого Шолохов отходит от очерка, перестаёт писать статьи, полностью отдавшись замыслу написать роман о войне, где можно было бы показать во всём многообразии титаническую борьбу народа против фашистов, показать всю тяжесть борьбы людей за свою свободу, показать, какой нестираемый след в душах людей оставила война с самым жестоким из всех врагов, каких только знала история.
Правда, о жестокости и коварстве врага, о героизме и мужестве советских людей можно рассказывать в статьях и очерках, как это великолепно делает Алексей Толстой. И в короткой статье можно зажигать в сердцах людей ненависть к немецким захватчикам. Но этого, по мнению Шолохова, уже недостаточно.
В феврале 1944 года «Правда» публикует новые главы из романа «Они сражались за Родину». Действие в опубликованных главах разворачивается на просторах Донской степи летом 1942 года, накануне Сталинградской битвы.
Однажды в интервью, рассказывая о творческой истории романа, Шолохов говорил, что одна из целей, которую он преследовал при публикации первых глав, заключалась в том, чтобы посмешить, развлечь уставших от войны солдат, влить в них бодрость, энергию, радость жизни.
Главы печатались тогда, когда война была в полном разгаре. Всем был ясен исход великой битвы, но она требовала напряжения всех сил. И шолоховское искусство своей правдой, бескомпромиссностью, глубиной в освещении событий, простотой и обаятельностью действующих персонажей покорило солдатские и офицерские массы. Миллионным тиражом печаталась каждая новая глава шолоховского романа, и всё было мало.
«1943 год, – вспоминает Г. Шолохов-Синявский. – Начало лета на Курской дуге. На фронте тревожное затишье. Канун исторической битвы. Все в ожидании, но никто не знает, где и когда заполыхает сражение.
В эти дни на передний край стали поступать номера «Правды» с главами из нового романа Михаила Шолохова «Они сражались за Родину». Все – солдаты и офицеры – жадно набрасывались на эти номера. Газетные листы, потёртые, кочевали из окопа в окоп, из землянки в землянку. Зачитывались до дыр, до стёртых клочков.
Неприкрашенная правда солдатских будней, мягкий, с лукавинкой, грустноватый юмор как бы озарял новым светом горькие дни прошлогоднего отступления, внушая веру в неистребимый, стойкий дух Советской Армии, в суровое мужество нашего солдата.
Драматические эпизоды перемежались едким, как солдатский пот, остро-солёным словом. Шолоховский юмор находил скорый доступ к сердцам воинов. Не всё же хмуриться и воевать со стиснутыми зубами, надо и посмеяться! И нередко в перерывах между бомбёжками и огневыми налётами можно было услышать в окопах простодушный солдатский смех, вызванный чтением отрывков из новой книги Шолохова. Шолоховские эпизоды из фронтового быта передавались от одного слушателя к другому, перефразировались на свой лад, и мне доводилось встречать в ротах своих рассказчиков, заимствующих из нового романа Шолохова всякие боевые истории, дополняющих эти истории своими, выдуманными и невыдуманными».
Шолохов работал напряжённо и много, торопился «прийти к огню» до разгрома врага. И его главы из романа производили сильное впечатление не только на солдат и офицеров, но и на тех, кто оставался в тылу. Шолоховское слово оказывало воздействие на всю сражающуюся страну. Великий художник через год после «Науки ненависти» создал книгу, по выражению капитана Н.И. Хандучего, «помогающую жить и сражаться»: «Больше того, она направляет ум на прямое от всей души человеческое отношение к разным обстоятельствам, которые случаются на войне». Ненависть к врагу не вытравила в героях шолоховского романа многогранной неповторимости их человеческого бытия. В каждом из них вместе с ненавистью к врагу – неиссякаемые нравственные силы, с особой полнотой раскрывающиеся в годину тягостных испытаний. Слепая ненависть опустошает человека, делает его нравственно бедным и ограниченным. Рассказывают, как однажды, через три года после войны, как раз во время напряжённой работы над романом «Они сражались за Родину», Шолохов приехал в Институт виноградарства и виноделия в Новочеркасске. Он хорошо знал, что там работают немецкие военнопленные. Работали они старательно, относились к ним вполне сносно, но, разумеется, без особой теплоты. Шолохов долго наблюдал за работой немцев, смотрел, как тщательно, добросовестно обрабатывают они русскую землю.
– Не знаю, о чём думал Шолохов, – вспоминает этот эпизод научный работник института Александр Иванович Потапенко, – но я отлично помню, как печальнее и печальнее становились его глаза. Потом решительной походкой направился к нам и попросил винодела Степана Митрофановича Ткаченко угостить пленных вином. Просьба эта была высказана так душевно, что мы немедленно откликнулись.
Немцы были поражены таким великодушием.
– Первый раз после войны пью вино, – грустно произнёс один из них. – Понимаете, первый раз. Скажите, что это за человек приехал сюда?
Когда пленным сказали, что это Шолохов, они были поражены.
– Шлихт. Простой. – Они долго ещё повторяли это слово».
Ещё в первой половине 1943 года Шолохов высказывал мысль, что не стоит уже «истерически» кричать на весь мир: «Бей немцев!» «Мы и так их убьём. Мной руководит чувство ответственности перед человечеством…» Чувство ответственности перед своим народом и перед всем человечеством руководило Шолоховым и в его работе над романом «Они сражались за Родину».
Но всё было не так просто, как отмечалось в официальных документах. За писателями на фронте и в тылу следили негласные осведомители. Не позднее 24 июля 1943 года аппарат на основе информации осведомителей составил сообщение «Об антисоветских проявлениях и отрицательных политических настроениях среди писателей и журналистов» и начальник Управления контрразведки НКГБ СССР П.В. Федотов направил документ наркому В.Н. Меркулову и его первому заместителю Б.З. Кобулову. Возникла тяжелейшая и мрачнейшая картина писательских и журналистских размышлений, подслушанных и переданных осведомителями. То, что писали официально, – это полуправда, а то, что думали и говорили только в узком кругу, – это правда. Двуличие было весьма характерным для многих литераторов того времени.
Вот некоторые свидетельства того документа: Иосиф Павлович Уткин (1903–1944), поэт, бывший троцкист, поэма «Повесть о рыжем Мотеле, господине инспекторе, раввине Исайе и комиссаре Блох» (1925):
«Будь это в 1927 году, я был очень рад такому положению, какое создалось на фронте сейчас (Уткин имеет в виду невозможность достижения победы силами одной Красной армии. – В. П.). Но и теперь создавшееся положение весьма поможет тому, чтобы все стало на свои места…
Нашему государству я предпочитаю Швейцарию. Там хотя бы нет смертной казни, там людям не отрубают голову. Там не вывозят арестантов по сорок эшелонов в отдалённые места, на верную гибель…
У нас такой же страшный режим, как и в Германии… Всё и вся задавлено… Мы должны победить немецкий фашизм, а потом победить самих себя…
…В каком положении находится Россия! Страшно подумать. Ни искусства, ни культуры.
Всякую самостоятельность бюрократия, правящая государством, убивает в зародыше. Их идеал, чтобы русский народ стал единым стадом баранов. Этот идеал уже почти достигнут…
Завершён логический путь, начатый с провозглашённой (Сталиным. – В. П.) политики «построения социализма в одной стране»… Из его социализма получилось чудовищное обнищание страны. И, пожалуй, придётся восстановить частное сельское хозяйство, иначе страна из нищеты не выберется. Да и с фронта придут люди, которые захотят, наконец, получше жить, посвободнее…