История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции
Шрифт:
Молодой Коновалов тоже был захвачен этими идеями. Прослеживая судьбы своих героев: Ильи Кожарова, Еремея Ногайцева, Гульямала, развитие их мыслей и чувств, Коновалов пытался выявить главное: крепко ли связан человек с народной почвой, твёрдо ли придерживается нравственных принципов, выработанных веками.
Илья Кожаров и Еремей Ногайцев – два центральных героя, которые выражают авторские идеи. Оба вышли из народа, крепкими узами связаны с ним, являются носителями народной морали и нравственности. Такой выбор героев – студент-первокурсник и ассистент кафедры философии – позволяет автору захватить все слои университетской жизни. В романе Коновалову удалось передать колорит времени, настроение действующих лиц, их взаимоотношения, страсти, переживания. Борьба Ильи Кожарова с карьеристами и приспособленцами и поиски своего места в жизни Еремея Ногайцева захватывают своей страстностью.
Илья Кожаров – человек прямой, естественный. Он не станет ловчить, приспосабливаться, тем более угождать кому-либо ради личной выгоды, ради карьеры. Вернулся из лагеря, говорят ему, значит, сиди спокойненько, не перечь сильным мира сего, которые могут очень просто воспользоваться твоей подмоченной репутацией для того, чтобы одержать верх. Уверенный в себе, сильный Кожаров ни в чём не уступит, если чувствует и знает, что правда на его стороне.
Кожаров смело заговорил о самобытности русской философии. На спецсеминарах, в лекциях, на заседании редколлегии «учёных записок» Кожаров выдвигает такие проблемы, которые до него не ставились, не обсуждались. Все ответы и решения философских вопросов искали только в западной философии, тем самым принижая значение русской философской школы.
Противостоит Кожарову профессор Богучаров. Нет, это не злодей, написанный чёрными красками; его характер сложный, противоречивый, в нём органически сливаются хорошие и дурные качества.
Изменилось после войны время. Теоретические соловьи на все лады пели одну и ту же песню – «прекрасное – наша жизнь», а «наша жизнь – прекрасна».
И Коновалов, как и некоторые другие писатели, стал следовать в творчестве этой теории, которая впоследствии получила название «пресловутой» теории бесконфликтности.
В 1948—1949 годах Коновалов «подредактировал» роман, а через несколько лет писателю пришлось возвращаться к тому, что было в первых изданиях.
Александр Фадеев, высказавшись за переиздание «Университета» (в письме к Г. Коновалову от 7 мая 1955 года), назвав книгу «интересной», советовал посмотреть «все места, направленные против низкопоклонства, не в том смысле, чтобы изменить их принципиально, – нет, этим-то книга и сильна, – но, может быть, есть излишества? Тогда, естественно, жали в одну сторону, в деталях не разбирались. А не нужно было бы, чтобы вовсе отрицалась необходимость учиться у Запада, тому, чему следует учиться…».
Вот эти теории, теории социалистического реализма, конечно, испортили первозданность романа, его жизненность и подлинность.
Много лет Григорий Коновалов работал над романом «Истоки» (1959—1969) – о семье Крупновых, из которой вышли и воины, и строители, и партийные работники, и дипломаты. За этот роман писатель получил Государственную премию РСФСР.
Большой интерес вызвали и романы «Былинка в поле» (1970), «Предел» (1974), «Благодарение» (1983).
«Былинка в поле» переносит нас в 20-е годы, в одно из сел Пермской губернии. Тема романа традиционная, но Григорий Коновалов ни в чём не повторяет своих предшественников. Своеобразны характеры главных действующих лиц, крепок и индивидуален язык художника. Роман Григория Коновалова привлекает внимание но только острыми событиями и драматическими положениями, с описания которых он начинается, – действие потом замедляет свой темп, входит в спокойные берега, становится чуть-чуть замедленным.
И хотя писатель много внимания уделяет социальным преобразованиям на селе: его герои готовятся к новой жизни в колхозе, думают, спорят, на этой почве происходят и трагические и комические эпизоды, – но всё-таки главный интерес художника – в исследовании душевных переживаний. Вот почему писатель часто оставляет человека наедине с собой, со своей совестью.
Суровой и нелюдимой слывёт в Хлебовке Василиса Чубарова. И никто не догадывается, что именно она «молча, не выдавая себя» помогала людям то куском мяса к празднику, то мукой в самое трудное перед новым урожаем время. Незаметно любовалась работой своего мужа Кузьмы, а если он обернется, «глаза её наливались синим холодом». Председатель сельсовета Острецов, совестливый, умный, преданный революции человек, в чайной неожиданно заиграл на двухрядке «Боже царя храни», два старика встали и хриплыми голосами стали ему подпевать. Оказалось, что этим самым он хотел выявить «всю замаскировавшуюся контру» и строем отвести в милицию. Тимка Цевнев – «парень честный, любопытный» – во время коллективизации чуть ли не на каждого направлял свой обличающий перст: «Один – кулак, другой – подкулачник». И удивительно было, как запросто решал судьбы сельчан этот совсем ещё молоденький паренёк.
Чуть ли не каждый персонаж в романе бьётся над решением жизненно важного вопроса: «Господи, почему нелады в доме моём, – металась в своих думах Василиса. – И когда фальшь-то началась? И почему ныне все такие изнутри разветренные». «И как же получается у меня шиворот-навыворот? Неужели рождён я для такой несуразной жизни?» – думал Автоном. «Все мы, люди, – ветки на одной берёзке. Что же получится, если начнем обрубать друг друга!» – взывал Егор Чубаров в один из самых решительных моментов коллективизации. «Разор семьи Чубаровых, стариков, как отзовётся на хлебовцах?.. Не шагнуть бы туда, где добро в зло превращается. Чуть неверный взмах, и полетит голова свойская», – урезонивал своих горячих единомышленников Максим Отчев. «Развивать надо жажду жизни. Смелый, дерзкий, деятельный должен быть человек… А пока плохо. Человек легко раним, самый банальный случай может его чуть ли не в тоску ввергнуть», – высказывался коммунист Колосков. «Жизнь почему тяжёлая и дикая? Одни выскакивают, других топят. Надо по совести, всё в общий котел. Всех уравнять до единого. Никто чтоб не высовывался, не задирал башку, как пустой колос. А кто сунется – стук его по макушке. Хватит, повысовывались индивидуально, артельно надо шагать», – гнул свою линию жизни бедняк и лодырь Степан Лежачий…
Коновалова интересует прежде всего то, что происходит «внутри» человека. «Слова у всех людей одинаковые, а умыслы несхожие», – говорит Кузьма Чубаров. И для Коновалова внешнее – только форма проявления внутренних процессов. Там, где автор следует своему правилу, он достигает высоких вершин художественности.
Сложными, глубокими и предстают его герои Кузьма Чубаров, его сыновья Автоном и Влас.
Влас в пору Гражданской войны, вместе со своим духовным наставником Угановым, сыном князя Дуганова, «свою борозду норовил резать». Против царя и помещиков шли они со всем народом, с белыми Уганов и Влас тоже люто сражались, а когда началась продразвёрстка, отошли от красных в сторону.
Красным продотрядником вошёл на родной двор Влас Чубаров. Не узнал его тогда отец, возмущённый тем, что пришли к нему выгребать его трудовой хлебушек. «Даже робкая птица бросается на разорителей своего гнезда. Кузьма коршуном залетел в амбар и рубанул солдата скребком. Увез тогда раненого Власа Уганов, и ожила в нём вера в особенную святую судьбину русского крестьянина, кормильца суетного городского племени, хранителя благостной, извечной тайны неподатливой жизнестойкости».
Метался Влас между двух огней: «Сузилось с того дня поле угановской крестьянской правоты до размера овчинки, с неё-то и оступился Влас незаметно для себя». Вечером накануне Нового года после долгих скитаний тайно пришёл Влас в свой родной дом, прятался в хлеву, там-то и нашёл его отец Кузьма Чубаров, ввёл в дом. Обняла своего долгожданного мать Василиса. Восемь лет пропадал Влас в чужих краях. Трудно узнать в этом матёром широкоплечем и большеруком мужике того двадцатилетнего парня, которого провожала она на войну. Вернулся сын, а радость встречи быстро пропала. Влас вынужден скрываться под чужим именем: «Природное имя моё изветшало… Ну, да всё оправдается, только бы с линии не сойти… Сейчас я чуток выныривать начинаю, а то вить на самом дне омута задыхался. Жизнь поверх меня бежала. Как облака над дорогой плывут, а дороге-то ужасно скушно дрогнуть на одном месте вечно». По словам отца, вся его беда в том, что доверился Уганову, сгубил себя. Не по пути крестьянскому сыну с сынком князя Дуганова.
Влас чёрной молвы страшится, а поэтому пусть родители отслужат по нему панихиду. Он им оставит документы о своей смерти, а сам будет где-нибудь недалеко тихо доживать век. Отец протестует: каяться надо, с открытой душой путь короче. Нет, возражает мать: око за око, зуб за зуб – так надо жить среди людей, покуда они-де станут братьями друг другу… Кровь за кровь – на этом жизнь заквашена.
Так и уехал Влас из родительского дома, тяготясь своим раздорожьем. Родители не указали ему правильную дорогу. Поселился он недалеко от родной Хлебовки, стал работать в совхозе кузнецом, началось для него «тяжёлое перелопачивание своего пройденного пути». Казалось, что все скитания и искания позади. Только не суждено его мечтам о тихой, спокойной жизни сбыться. Нашёл его Уганов и снова поманил за собой. Некогда Уганов мечтал быть духовным поводырём всего отборного крестьянского сословия. Отказался в пользу крестьян от унаследованной от отца земли. Надеялся, что со временем крестьяне вступят в равноправные отношения с городом; рабочие дают машины, крестьяне – хлеб, мясо, молоко. Образуются две партии в парламенте – городская и сельская. Хлебороб с оружием зорко станет охранять свои земли. Слабые уйдут в города, на земле останется элита. Редчайший сплав Руси и Азии, певучая скифская кровь. Реки в берегах, океаны в берегах, придающих им глубину и форму. А ну, разлей воды ровным слоем по земле – заболотятся. Так и духовная Жизнь народа самоуглубляется в здоровом; хранит и умножает моральную красоту избранное Богом племя крепкоплечих мужиков и грудастых баб.