История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции
Шрифт:
Ещё раз оговариваюсь, что единолично несу полную ответственность за всю историческую и философскую основу романа, в равной мере как и за всё художественно домысленное. Заранее благодарю Вас!
С глубоким уважением И. Стаднюк. 10 дек. 1969 г.».
И ещё один эпизод из творческой истории романа. Когда была опубликована первая книга романа, Леонид Максимович Леонов пригласил Стаднюка к себе на дачу. «Сделав ряд замечаний по языку и стилю книги, – вспоминал И. Стаднюк, – он вдруг сказал:
– Вы не боитесь говорить о раздумьях, даже колебаниях Молотова, но, кажется, не решаетесь заглянуть, что творилось в душе Сталина в первые дни войны. Почему вы не пишете его «изнутри», не вторгаетесь в его внутренний мир, в его чувства и мысли?
Я ответил Леониду Максимовичу, что Молотова более или менее смело пишу «изнутри», так как встречаюсь с ним, подолгу беседую, ощущаю его характер и, что важно, он потом читает написанное мной и выражает к нему своё отношение. Писать же так о Сталине не решаюсь, а изображаю его через восприятие того же Молотова, Жукова, Шахурина.
– Тогда вы взялись не за своё дело, – жестковато заметил Леонов. – Или бросьте писать роман, или пишите Сталина, как полагается художнику.
Для меня это был великий урок… Затем засел за вторую книгу. Когда она была опубликована, Леонид Максимович позвонил мне по телефону и ободряюще сказал:
– Вот видите! Получается у вас Сталин! Я верю в него.
Урок нашего величайшего мастера пошёл мне на пользу» (Там же. С. 349—351).
Стаднюк И.Ф. Люди не ангелы: Роман: В 2 кн. М., 1968.
Стаднюк И.Ф. Собр. соч.: В 5 т. М., 1985—1986.
Леонид Максимович Леонов
(31 мая (19 мая) 1899 – 8 августа 1994)
Родился в Москве, в Зарядье, в семье Максима Леоновича Леонова (1872, деревня Полухино Калужской губернии, – 1929, Архангельск), непрофессионального поэта, сына купца, вышедшего из крестьян. Максим Леонов подписывал свои стихи как Максим Горемыка и входил в литературную группу И.З. Сурикова (1841—1880). Много лет занимался журналистикой, общался с крупными писателями, издавал сборники стихов, перед рождением Леонида у него вышел сборник «Стихотворения», до этого Максим помогал отцу в торговле, но потом увлёкся рабочим движением, произнёс речь на похоронах Н. Баумана, в 1905 году открыл книжный магазин «крайнего содержания». В 1906 году магазин был закрыт, а Максим Леонов арестован, после суда больше года просидел в Таганской тюрьме.
В воспитании юного Леонида большое значение имел дед – Леон Леонович, который любил литературу, особенно древнерусскую и духовную.
Леонид рано увлёкся литературой, много читал, начал писать стихи, пробовал себя и как прозаик. Учился в Петровско-Мясницком училище (1909), затем окончил 3-ю московскую гимназию (1918). Часто бывал в деревне Полухино Тарусского уезда, полюбил природу, общался с мужиками, познавал жизнь и снова брался за стихи. Во время поездок в Архангельск, к отцу, который возглавлял газету «Северное утро» (1911—1920) и типографию, наблюдал жизнь на Русском Севере. Леонид Леонов читал статьи своего отца, который непримиримо относился ко «всевозможным бурлюкам, северяниным» и с одобрением – к Есенину и Клюеву, читал отцовские стихи, роман-хронику «Разбитая жизнь». Постепенно у Леонида Леонова формировалась эстетическая программа писателя-реалиста, идущего вслед за великими предшественниками. Впервые свои стихи Леонид Леонов напечатал в газете «Северное утро» (1915), затем – статьи и рецензии. Позднее Леонид Леонов критически отнёсся к своим стихам и прозе, увидел в них много подражательного, увлечение символизмом и народничеством. «В гимназические годы Леонов пишет сказку «Царь и Афоня», – сообщает Т. Вахитова, – рассказ «Валина кукла». После окончания гимназии уезжает к отцу в Архангельск, работает в газетах «Северное утро», «Северный день», знакомится с художником С. Писаховым, писателем Б. Шергиным. Встречи с «поэтами севера» открыли перед Леоновым мир русских преданий, нетронутой девственной природы, исконной былинной Руси с её поэзией и символикой» (Русская литература: Большая энциклопедия русского народа. М.: Институт русской цивилизации, 2004. С. 580).
Во время Гражданской войны Архангельск был в подчинении Антанты, там господствовало правительство с белогвардейским направлением. Максим Леонов продолжал заниматься журналистской деятельностью. Когда Красная армия освободила Архангельск, Максим Леонов был арестован, осуждён, получил год принудительных работ. А Леонид Леонов ушёл к красным, как журналист находился на пропагандистской работе. После ухода из Красной армии начал заниматься литературной деятельностью, писал иногда стихи, но всерьёз увлёкся прозой, издал книжки «Петушихинский пролом» (1923), «Деревянная королева» (1923), «Туа-тамур» (1924), «Конец мелкого человека» (1924) в Издательстве братьев Сабашниковых, на дочери одного из них, Татьяне Михайловне Сабашниковой, был женат. И собирал материал о недавних событиях в деревне во время Гражданской войны, собираясь писать о противоречиях, конфликтах, раздорах в одной семье. Роман назывался «Барсуки», опубликован в журнале «Красная новь» (1924. № 6—8), отдельное издание романа вышло в Ленинграде в 1925 году, что сразу поставило имя Леонова в ряд ведущих русских писателей. Ещё в ноябре 1924 года Л. Леонов получил письмо от Максима Горького, узнавшего о публикации «Барсуков» и четырёх небольших книжечек, с приглашением печаться в его берлинском «аполитическом» журнале «Беседа». Л. Леонов послал Горькому роман «Барсуки» и сборник «Рассказы» (М.; Л.: Госиздат, 1926) с тёплыми дарственными надписями.
А.М. Горький сразу выделил Л.М. Леонова как большого русского писателя, особенно его роман «Барсуки». Действие романа происходит в тяжёлое послереволюционное время, в 1920—1921 годах, когда революция вроде бы победила, но возникли экономические и продовольственные трудности, голод поразил многие области России, и правительство вынуждено было послать продовольственные отряды в хлебные районы России. Крестьяне, недовольные продразвёрсткой, поднимают мятеж. Мятеж возглавил Семён Рахлеев, на подавление мятежа был послан большевик «товарищ Антон», Павел Рахлеев. Так в этот критический для революции момент столкнулись два брата, вышедшие из одной деревни, но один так и остался деревенским по образу своих мыслей и поведению, а другой стал городским, прошёл школу революционной борьбы, выбился в красные командиры. Л. Леонов внимательно проследил внутренний мир двоих братьев, занявших противоположные стороны в борьбе. Вместе с тем в романе полнокровно показаны и город и деревня, Семён был приказчиком у купца, а Павел стал рабочим. Так определились их жизненные дороги, их конфликты и противоречия, которые писатель раскрывает безжалостным пером.
Леонов в это время очень много работает: ему заказали пьесу по роману «Барсуки» (премьера спектакля состоялась в Театре имени Евг. Вахтангова 22 сентября 1927 года), написал повесть «Провинциальная история» (Новый мир. 1928. № 1), закончил новый роман «Вор» (Красная новь. 1927. № 2—7), пишет новую пьесу «Унтиловск» (Новый мир. 1928. № 3; премьера спектакля «Унтиловск» состоялась 17 февраля 1928 года на сцене МХАТа).
«В те сроки без отрыву сидел за столом, – писал Леонов в декабре 1927 года Горькому, – по-азиатски, по 12 часов в день – работал. Я свиреп в такие сроки и жесток к ближним: кроме листа бумаги перед собой, я ничего не вижу. Я заболеваю темой и, пока не отшелушусь от неё, не имею воли побороть себя и угрызения совести моей. Может быть, в наше время это и правильно. Я всё время больше (хотя и тоже с запозданием!) прихожу к мысли, что теперь время работы с большой буквы. Работать надо, делать вещи, пирамиды, мосты и всё прочее, что может поглотить у человечества скопившуюся силу. России пора перестать страдать и ныть, а нужно жить, дышать и работать много и метко. И это неспроста, что история выставила на арену людей грубых, трезвых, сильных, разбивших вдрызг вековую нашу дребедень (я говорю об мятущейся от века русской душе) и вколотивших в неё толстую сваю под неизвестное покуда, но, по-видимому, основательное здание, судя по свае. В повести, написанной мною, не совсем развито это положение, но в пьесе непременно разовью. Мучительно, страшно, но как необходимо нам такое вот исцеление от «мечты напрасной» (помните, в «Унтиловске» расстрига говорит об ней) и прозрение для того, чтобы увидеть мир реальный, жестокий, земной, как он есть на деле…» (Горький и советские писатели. Неизданная переписка. М., 1963. С. 252).
Как только вышел отдельным изданием роман «Вор» (М.; Л.: Госиздат, 1928), Леонов тут же послал его А.М. Горькому, который высоко отозвался о романе. О романе высказались многие критики разных направлений. С программной статьёй «Проблема живого человека в современной литературе и «Вор» Леонида Леонова» выступил известный критик РАППа В. Ермилов: «Вор» не где-то на гранях литературы, он движется не по боковым её линиям. «Вор» – в том центральном, узловом пункте, куда, как в Рим, ведут все дороги, где перекрещиваются все вопросы, стоящие перед современной литературой. Таким узловым пунктом является проблема живого человека в литературе – того реального, с плотью и кровью, с грузом тысячелетних страданий, с сомнениями и муками, с бешеным стремлением к счастью, живого человека, начавшего жить на перекрёстке двух эпох, принёсшего в новую эпоху вековое наследие отцов, дедов и прадедов, часто не выдерживающего перенагрузки эпохи, – того живого человека, которого пытается показать в своём романе Леонид Леонов» (На литературном посту. 1927. № 5—6. С. 65). С полемической статьёй о романе «Вор» выступил критик «Перевала» Абрам Лежнев: «Намерение автора пробивается довольно отчётливо, это стремление показать «большого» человека, запутавшегося в противоречиях эпохи. Леонов указывает и на причину, по которой его большой человек запутался: недостаток культуры. Даже в такой трактовке в «Воре» – мало похожего на то, что нашёл в нём Ермилов. Но мы никак не можем признать в Мите Векшине большого человека. Мы вглядываемся в его лицо, сведённое судорогой вечного патетического страдания, и перед нами встают черты хорошо нам знакомого по прежним вещам «мелкого человека», этого центрального образа леоновского творчества. В Мите говорят все старые голоса: от Бурыги и Егорушки до Лихарева. Он надломлен, надорван, и его надрыв отдаёт достоевщиной и психопатологией, он занят устроением своего душевного хозяйства, он замкнут в себе, он корчится под колёсами истории. И мы должны верить, что этот человек, загнанный во мрак душевного подполья, и есть тот «живой», «новый» и проч., и проч. Человек, которого ищет наша литература!» (Лежнев А. Разговор в сердцах. М., 1930. С. 147—148).
На поток критических высказываний Л. Леонов вскоре ответил: «Вопрос психологического анализа – вопрос очень сложный. Я лично думаю, что нельзя заменить психологию рефлексологией. Пока будет жив человек, он будет как-то по-своему, индивидуально переживать, чувствовать, ощущать. Анализ этих переживаний для писателя не только закономерен, но и необходим. Он даёт ключ для понимания человеческой сущности» (Литературная газета. 1930. 24 сентября).
Деревенский мужик Николай Заварихин с первых страниц понимает, что Москва – город не простой, он по-простецки оставил багаж плачущей девушке, а вернулся – ни девушки, ни багажа не оказалось на месте. Точно так же произошло и в кабаке, где собиралось «дно» Благуши, в том числе и Митька Векшин, он захотел «блеснуть» богатством, но ничего из этого не получилось: у собравшихся в кабаке свои порядки и свои законы. Один за за другим появляются персонажи: дядя Николая Емельян Пухов, прозванный Пчховым, писатель Фирсов, собирающий материалы; в пивной Николай увидел чуть ли не всех действующих лиц романа, всю «залётную гулящую публику»: пышная красавица-певица, половой Алексей, скромный Митька, бывший помещик Манюкин, вот вошла сестра Митьки, артистка цирка, Николка сразу захотел с ней познакомиться… Потом Фирсов расспрашивает Митьку, Чикилёва, появляется Маша Вьюга, Зинка… читатель узнает биографию Митьки Векшина, он рабочий, затем – красный командир, потом «медвежатник»… Так драматично, весело и непринуждённо развивались трагические события, раскрывались характеры удивительного «дна» Москвы. Во время милицейской облавы Машка Вьюга вовлекла в свои объятия писателя Фирсова, дескать, любовники, Фирсов готов продолжать эти объятия и после облавы, но Манька тут же пресекла его попытки: «Ну, чем, тетеря, чем ты можешь меня прельстить?.. ни золота на тебе, ни чина. Что ты умеешь, кроме своих глупых писаний?» (Леонов Л. Вор. М., 2010. С. 192—193). У Николки Заварзина с Татьяной, артисткой цирка, которая почувствовала в нём мощь и силу, отношения наладились мгновенно, он взял бричку, отвёз Татьяну в лес, пошли гулять, а тут всё и произошло. Заварзин ремонтирует квартиру для совместной жизни. Татьяна предлагает ему деньги для предприятия, а он обещает платить ей проценты с этого долга: «Как мог ты о процентах заговорить, когда я всю себя без остатка тебе предала?» – «Расчёт дружбы не портит…» И вдруг, в бессознательном расчёте на грубое и действенное средство, привлёк её к себе… Было что-то бесконечно кощунственное в этой властной, стремительной ласке почти рядом с мёртвой девочкой за стенкой, но больше нигде вокруг спасенья не было» (Там же. С. 267). Татьяна решила уходить из цирка, но не получила поддержки от друзей и знакомых. Как-то Татьяна рассказала о Векшине такое, что это неожиданно сняло с его образа романтический ореол. А когда Векшин появляется на одном из торжеств, все сразу почувствовали, что он чем-то болен. И Фирсов предлагает свою разгадку этой болезни. Векшину всё время приходят ночью призраки тех, кого он сгубил во время Гражданской войны, не те, с кем схватился в равном бою, а те, кто был повержен его бессовестной злобой, одному из пленных офицеров он отрубил полруки… Вот они-то и приходят по ночам. За честными деньгами он пришёл к Саньке Велосипеду и видит, как корчится бывший его вестовой от жадности, но всё-таки деньги дал. А потом Векшин пришёл к Пчхову и признался в том, что он болен, и в своем доверительном разговоре они выяснили причины этой болезни. «На самом же деле Векшин в тот раз ко Пчхову вовсе не заходил… а… плутал по городу» (Там же. С. 368). Всё это придумал Фирсов в своей повести о Векшине, который с середины повести становился «почти ненавистной автору личностью»: «Он был вор и отребье своего класса, в походе таких, как он, п у с к а л и в р а с х о д без суда» (Там же. С. 369).