История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции
Шрифт:
Несправедливым в оценке этого исторического художественного полотна был и Ст. Злобин. Полемизируя с американским ученым Леоном И. Тварогом, Ст. Злобин называет роман А. Чапыгина «Разин Степан» – «первым романом стихийного и страстного протеста против салонно-барской интерпретации Разина и крестьянских революционных движений в России». А. Чапыгину Ст. Злобин отводил роль яростного ниспровергателя буржуазных толкований личности Степана Разина. И только. Более того, по уверению Ст. Злобина, роман Чапыгина – «импрессионистичен»: «В этом романе больше всего эмоции, импульсивного разрушительного порыва, направленного против лживого, барского, искажающего изображения Степана Разина». «Ни серьёзного исследования источников, ни анализа документации, ни марксистского научного подхода к рассмотрению, сопоставлению и отбору фактов и документов у А. Чапыгина нет, да и быть не могло». Ст. Злобин отказывает А. Чапыгину в звании исторического советского писателя в «теперешнем нашем понимании», А. Чапыгин всего лишь «страстный партизан, для которого партизанская борьба против деникинщины, колчаковщины и иностранных империалистических интервентов слилась воедино с разинской борьбой против боярщины и насилий ХVII века» (Иностранная литература. 1958. № 4).
Степан Злобин следовал другой концепции: исторический роман должен отличаться максимальной для художественного произведения точностью и документальностью, приближением к классовой правде. Действительно, с этой точки зрения его роман бесспорен. Точно изложены исторические факты, показаны картины жестокого угнетения крестьянства, боярского своеволия и злодейства. Но все это порой производит впечатление иллюстрации к социологическим выкладкам. Да и сам Степан Разин местами становится чересчур мудрым и всезнающим, начисто лишённым стихийного бунтарства и бессознательных порывов.
Это и понятно. В то время, когда Ст. Злобин писал свой роман, господствовали социалистический реализм и теория бесконфликтности. И образ Степана Разина в трактовке Злобина не случайно приобретает некий идеализированный романтический ореол.
Василий Шукшин не стремился охватить все стороны исторической действительности в её движении, развитии. Он взял небольшой отрезок времени. Степан Разин у Шукшина показан крупным планом, показан как сложная, многогранная, противоречивая личность. В. Шукшин следовал в своих художнических исканиях за Чапыгиным.
Хочется закончить этот разговор словами Василия Шушина: «Я высоко ценю прежние произведения о Разине, особенно роман Чапыгина. Хорошо их знаю и не сразу отважился на собственный сценарий и роман… Успокаивает и утверждает меня в моём праве вот что: пока народ будет помнить и любить Разина, художники снова и снова будут к нему обращаться, и каждый по-своему будет решать эту необъятную тему. Осмысление этого сложного человека, его дела давно началось и на нас не закончится. Но есть один художник, который создал свой образ вождя восстания и которого нам никогда, никому не перепрыгнуть, – это народ. Тем не менее каждое время в лице своих писателей, живописцев, кинематографистов, композиторов будет пытаться спорить или соглашаться, прибавлять или запутывать – кто как сможет тот образ, который создал народ».
Шукшин В.М. Я пришёл дать вам волю. М., 1974.
Шукшин В.М. Собр. соч.: В 3 т. М., 1984—1985.
Валентин Саввич Пикуль
(1928—1990)
Не сразу привлёк внимание своими сочинениями Валентин Пикуль: в 1954 году вышел роман «Океанский патруль», затем последовательно издавались романы «Баязет» (1961), посвящённый Русско-турецкой войне 1877—1878 годов, «Из тупика» (1968), посвящённый революционным событиям в Мурманске, и «Моонзунд» (1973) – о моряках, воевавших в Первую мировую войну в Прибалтике. Все романы средние, хотя есть какие-то новые факты, документы, но такие произведения часто появлялись в русской литературе. Но с выходом исторических романов «С пером и шпагой» (1972), «Битва железных канцлеров» в двух книгах (1977), «Фаворит» в двух книгах (1984), «Крейсера» (1985), «Каторга» (1987), «Нечистая сила» (1989) о Валентине Пикуле заговорили как о выдающемся историке и писателе, которого привлекают разные исторические судьбы и события, с XVII до XX века.
О произведениях В. Пикуля можно было прочесть много различных суждений, одни его хвалили за тягу к истории отечества, за выбор ярких исторических фигур, другие обвиняли за допущенные неточности и ошибки в трактовке отдельных персонажей, но читатель ждал его романов. В. Пикуль прославился ещё и тем, что у него накопилась уникальная историческая библиография, о каждом историческом эпизоде он собрал чуть ли не все возможные книги, избирая из различных источников то, что кажется ему наиболее правдивым и точным для освещения избранных фигур.
Читая «Фаворит» В. Пикуля, автор этой книги наталкивался на изрядные грубости и ошибки в трактовке ряда исторических личностей, поскольку хорошо изучил этот материал, работая над своей книгой «Фельдмаршал Румянцев» (Воениздат, 1989), особенно грубо В. Пикуль трактовал П.А. Румянцева: он «подтянул пудовые ботфорты», «он гаркнул», хохлов он называет «сволочами», «грянул басом», обижает Потёмкина, не награждает его за якобы победу в урочище Рябая Могила. Неверно рассказал Пикуль и о кампании 1771 года, о похищении польского короля Понятовского, о Фокшанском конгрессе, на котором снова чуть ли не главной фигурой выставлялся Потёмкин, о ссоре Румянцева и графа Орлова, о взятии Туртукая Суворовым и о многом другом…
Валентин Пикуль дорог как патриот, как ратоборец, привлёкший всеобщее внимание к русской истории, к ярким историческим личностям. Но творческий метод его вызывал некоторые недоумения, о которых открыто говорилось в печати. Арс. Гулыга в статье «Феномен Пикуля» высказывает положительное отношение к творчеству Пикуля, но и критикует его. Действительно, «кому дано, с того и спросится». В статье процитировано и письмо В. Пикуля, в котором популярный автор, обращаясь к Арс. Гулыге, упрекавшему его в неточностях, рассказывает о своём творческом методе: «Как Вы и сами хорошо знаете, в запасниках истории по поводу какого-либо события или героя всегда существует несколько версий. Историк, разрабатывая тему, обязан изложить все существующие – для того, чтобы затем отстаивать ту, которая кажется наиболее достоверной. Литератор же, в отличие от историка, совсем не обязан излагать читателю все версии по данному вопросу: в его праве избрать одну и ей следовать. Но тут он, литератор-историк, невольно становится уязвим со стороны историка-профессионала, который бьёт козыри автора тузом второй версии. Если же автор уступит ему, появляется второй рецензент – и лупит автора третьей версией…» (Москва. 1988. № 6).
Здесь высказаны мною критические замечания о «Фаворите» В. Пикуля лишь для того, чтобы предупредить своих читателей – у меня, видимо, были другие источники, чем у Пикуля, а потому и совсем иное представление о Петре Александровиче Румянцеве и некоторых исторических событиях, или выбраны другие версии. А главное, пожалуй, в том, что книга написана совсем в ином жанре. «Фельдмаршал Румянцев» – это беллетризованная биография, в основе которой лежит документ: в письмах, мемуарах, реляциях, донесениях предстаёт «всамделишный», невыдуманный мир. Возникает «образ через документ» (П. Палиевский). Документ – вот основа для писателя, выступающего в таком жанре. Скажем, сохранился уникальный рассказ очевидца о какой-то ключевой для героя сцене из его жизни. Этот рассказ и может стать канвой в определённой сцене, в которую автор введёт ещё десятки подробностей, реалий, «пылинок истории», воссоздаст обстановку происходящего и пр. Домысел, додумывание за героя? Вот это-то и будет разрушением жанра, злом, подрывающим доверие читателя. Основная же работа – кропотливое собирание мозаики фактов, свидетельств, подробностей, из которых, нигде не отходя от правды жизни, и воссоздаётся картина давно прошедшего.
У В. Пикуля – совсем иное отношение и к документу, и к историческим событиям. Он пишет роман, повесть, рассказ, в котором к документу добавляет вымысел, домысел, творческую фантазию, возникающую у него на основе исторических фактов, а это сразу чуть-чуть или больше меняет и характеристику избранных героев, и характеристику объективной действительности. Историк может ужасаться фантазии В. Пикуля, а читатель верит ему, потому что всё это художественно логично и правдоподобно. Вот почему эти книги чаще всего воспитывают любовь к своему Отечеству, углубляют высокое чувство патриотизма, укрепляют дружбу народов, увенчивают славой заслуженных героев. Наше настоящее уходит своими корнями в жизнь пращуров. И жанр биографии, исторического романа – это чаще всего рассказ о наших национальных святынях, о национальном характере в лучших его проявлениях. Человек без прошлого – человек без дороги, человек без памяти.