История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции
Шрифт:
Сколько раз проявлялось это самовольство в Степане Разине и сколько оно могло бы принести разлада и смуты, если б не быстрая отходчивость. Такой характер обиду долго не держит. Казалось бы, люто должен он возненавидеть Матвея Иванова за то, что тот каждый раз, когда обсуждаются серьёзные вопросы, перечит атаманской воле. Этого Степан не любил в своих помощниках. И есаулы не перечили. А вот пришлый мужик принародно начинает поучать его, великого атамана, противоречить. Матвей, например, просит пощадить «мальчонку», оказавшегося вместе с царицынским воеводой в башне, взятой разинцами штурмом. Но атаман не пощадил и мальца. Жестокость эта, может, и заронила первые семена сомнения в праведности пути, выбранного мятежным атаманом. Правду жестокостью не добудешь. Бояре жестокостью насаждают свою власть – Разин пользуется теми же средствами.
«Зачем же ты, – обращается к Степану Матвей Иванов, – злости своей укорот не делаешь? Чем виноватый парнишка давеча, что ты его тоже в воду посадил? А воеводу бил!.. На тебя же глядеть страшно было, а тебя любить надо».
Сам тон этого разговора для атамана непривычен.
А между тем Матвей Иванов упрекает его не только в жестокости, но и в том, что тот подавляет своей властью других, идущих против его замыслов. Так, на военном совете Разин предлагает есаулам высказаться о дальнейшем маршруте похода, но стоило Василию Усу предложить пойти вверх по Волге, как Разин обрывает Уса; стоило Матвею Иванову высказать всё, что думает он о царицынской расправе, как Степан Разин бросает в его сторону презрительное – «лапоть».
«– Ну вот… А велишь говорить. А чуть не по тебе, так и лапоть. А всё же послушай, атаман, послушай. Не всё и сапогу ходить посуху…
– Я не про то спрашивал.
– Так ведь если думать, то без спросу надо. Как уж есть…»
Хороший урок преподносит атаману рязанский мужик.
Но пройдёт время, прежде чем атаман поймёт это. Степан вздумал силой одолеть непокорного пришельца, показать собравшимся свою власть. Выстрел, направленный в Матвея, правда, не достиг цели – пуля угодила в икону Божьей Матери: вовремя помешал Василий Ус.
Психологически тонко разрабатывает этот эпизод В. Шукшин: поднявшие восстание казаки воевали против бояр, против притеснителей народных, но вовсе не собирались сбрасывать с престола царя, отменять Бога и весь жизненный уклад, утвердившийся на Руси: сникли его советчики, едва увидели, куда завела выходка атамана, присмирели, соглашаются со всем, что он ни скажет. И запала в сердце атамана обида на самого себя. Не узнать ему теперь, о чём думают есаулы, почему такое произошло?.. Да, непривычно было донским казакам. Раз есть атаман, значит, он знает – что делать, куда вести, знает – кого убивать, кого миловать. Таков незыблемый порядок в казачьем войске. Никто не ожидал, что Матвей Иванов вернётся на совет и тем более будет продолжать свою линию гнуть.
А Матвей появился снова и снова заговорил независимо. Он предупреждает, что враг хитёр и коварен, что всего можно ждать, что могут накликать на восставших «Божью немилость»: «И выйдет, что вы – враги человеческие, а ведёт вас сам сатана под видом Стеньки Разина. А идёте вы все – бить и резать. Вот где беда-то. Тут вам и конец. С войском воевать можно, войско можно одолеть, народ не одолеешь». И снова хватается Степан за свой пистоль, и снова Василий Ус сбивает его с табурета, и снова Степан наставляет пистоль на могучую грудь своего помощника и только чуть-чуть спустя нехотя поднимается с пола, понимая, что такая «игра» может серьёзно повредить ему в дальнейшем. После этого атаман приблизил к себе Матвея.
И вместе с тем Степан Разин обладал редким человеческим даром – способностью увлекать людей, подчинять их своей воле. Люди идут за ним. «У тебя… дар какой-то – идти за тобой легко, даже радостно… Конечно, это всё оттого, что самому тебе не дорога жизнь», – говорит Степану Фрол Минаев, один из ближайших его есаулов.
Шукшин не пытается скрыть, что в разинском движении, особенно в его начале, много было традиционно казачьего гулевания, даже разбойства… Вот в присутствии митрополита Разин, словно в пьяном бреду, обрушился с саблей в руках на иконостас астраханского собора, поднял руку на то, что в народе воспринималось как нечто святое и неприкосновенное.
Необузданна натура атамана… Ведь Разин пришёл к митрополиту только затем, чтобы узнать, почему тот не одобряет иконки, которые создаёт безногий богомаз Алёшка Сокол. Разглядывая иконку, Степан спокоен, ничто не предвещает бури, но, встретив отпор со стороны митрополита, он приходит в ярость. И так всякий раз, когда кто-то смеет перечить ему. А тут ещё митрополит обзывает Разина «анчихристом», растоптавшим Бога. Не раз уже Степану приходилось сталкиваться с религиозными чувствами своих ближайших помощников, не говоря уж о всей массе восставших. Вот почему он только «болезненно сморщился», стараясь подавить в себе неприязненные чувства к митрополиту, он ещё спокоен, сдержан. И, только выйдя из храма, схватил за грудки митрополита: нахлынули на него воспоминания о той ужасной пытке, которой подвергли его любимца Сёмку Резаного. Как может святой отец говорить о милосердии, о добре и вере, о терпении, когда церковь благословляет жестокие пытки и казни, когда призывает к расправе с простым людом только за то, что стало ему невтерпёж гнуть спину перед сильными мира сего.
Слова митрополита, призывающего к добру и терпению, привели атамана в ярость. «Всю Русь на карачки поставили с вашими молитвами… Мужику и голос подать не моги – вы тут как тут, рясы вонючие!» Степан Разин мог бы застрелить митрополита, если бы не трезвый голос Матвея Иванова, упросившего не делать глупости, которая может дорого обойтись разинскому движению, может отпугнуть народ. Степан медленно остывал, но при виде митрополита, спокойно клавшего земные поклоны перед Богородицей, его снова охватило бешенство. С яростью он сорвал икону Божьей Матери, «трахнул её об угол», рванулся к иконостасу и начал его рубить. Не только митрополит, но и Алёшка-богомаз осудили его действия. Страшно стало Алёшке от этих кощунственных ударов сабли…
Разин разбойничает в церкви, беспробудно пьянствует после каждой удачи на своём пути, считается только со своими вздорными порывами, приводящими порой к трагическим последствиям, – всё это Шукшин не сбрасывает со счёта, как это делали до него романисты. Это придаёт историческую достоверность, подлинность. Без таких бурных страстей, без настоящего половодья чувств нет реального Степана Разина. И в этом же одна из причин его трагического конца.
Степан Разин у Василия Шукшина обнажён в проявлении своих чувств, словно ему нечего скрывать в своих мыслях, поступках и действиях.
Он внимательно следит за тем, чтобы справедливо дуванили захваченное добро астраханских бояр. Сам распоряжается заселением голи астраханской в дома побитых начальных людей. Знает атаман сердце человеческое, знает, как и чем увлечь его. Нет в нём той затаённости, которая порождает в сердцах людских недоверие, страх, подозрительность. Ему прощают сумасбродства и дикие выходки, потому что верят в его удачливую звезду, силу и мужество. И сам он прост, открыт, доверчив, щедр и бескорыстен.
И что же произошло? Почему через несколько месяцев его не поддержат даже на Дону?