История рыцарства
Шрифт:
При каждом возвращении они, проезжая мимо амфитеатров, приветствуют дам жестами и возгласами. Наставники для возбуждения своих воспитанников кричат: «Теперь им, теперь им!» (or a eux, or a euх). Друзья, родственники и тысячи зрителей принимают сторону того или другого рыцаря и, несмотря на запрещение, воспламеняют, повторяя его девиз, его поенный клич, его обеты, его подвиги, его происхождение, словом все, что электризует душу. Тогда от всего виденного и слышанного мужество рыцарей усиливается, подобно потоку, который, захватив в своем течении сотни источников, пенясь и бушуя, устремляется к поставленной против него плотине.
Сын рыцаря, достигая рыцарства сам собой, верит в свою непобедимость и чувствует, что его не испытанная еще сила удваивается. Прижимая щит к
Арена усеяна обломками: султаны, шарфы, кольца падают под острием железа; скоро лишенные своих отличий паладины остаются только в кое-каких запыленных доспехах.
Между тем большинство рыцарей, выказав в продолжении целых часов свою силу и ловкость, принуждено оставить бой, и из всех сражающихся остаются на арене только двое. Они продолжают борьбу тем более славную, что на челе победителя запечатлеются торжество предшественников и славой своей он обовьет славу своих соперников.
Такой блистательный успех провозглашается трубами и доходящими до облаков кликами.
Побежденный в затруднении, становится в тупик и падает в прах; в уничижении, в смущении он умоляет соперника лишить его жизни; но великодушный. победитель подводит к паладину его коня, который рвался из арены, и говорит ласково: «Благородный рыцарь, храни меня Бог от убийства такого славного рыцаря; я поступлю, как поступил в свое время Карл Великий. Хотя победа и не за вами, но— вы выиграли сегодня богатырское дело; говорю это, любезный рыцарь, не из лести, а по чистой совести, и если я победил, то благодаря доброте моего оружия и боевого коня. А потому, прошу вас, из любви ко мне, примите этот браслет и носите его год и один день. Да не лишит вас нынешний случай веселости: завтра, быть может, и вы победите».
Вот как деликатность и великодушие рыцарей обязывали любить и прощать им их славу, и побеждаемые всегда не только утешалась в случайных невзгодах, но и становились искренними друзьями и товарищами своих соперников.
На другой и на следующий за ним день то же стечение зрителей, то же великолепие, та же горячность со стороны соискателей; изменялся, только род битвы. В первый день происходило обыкновенно ломание копья, но другие два дня посвящены были упражнениям более важным, под названием военных подвигов, распри, свалки, увеселительных боев. Упражнения эти бывали живым и совершенным подобием всех опасностей войны; это были воображаемая атака бастиона, взятие приступом вала, защита дефилея, моста через реку.
Наконец наступала минута наградить победителя. Герольды и маршалы собирали голоса присутствующих и преимущественно дам, потом давали беспристрастный отчет председательствующему на празднике принцу. Тогда судьи громко провозглашали победителя, а герольды, в свою очередь, превозносили его. От этого обычая произошло слово renommee. [49]
Тотчас за вызовом славных имен колокола, кимвалы, флейты, трубы, песни трубадуров, менестрелей разом оглашали воздух радостными звуками и аккордами; все торопятся, бегут посмотреть на героев, идущих прямо к стопам королевы, чтобы она сама их увенчала. Каждый их поздравляет, им рукоплещет, хочет дотронуться до их славного оружия, которым, как священными реликвиями, вскоре украсятся своды замков. С балконов щедрой рукой сыплют цветы на этих храбрых воинов, когда усердная толпа на руках несет их к королевскому балкону. Королева, взяв из рук своего супруга победный венок (couronne d'honneur), венчает им припавшего к стопам ее победителя, а король говорит ему:
49
Le P. Menestrier.
«Господин рыцарь, в награду за ваше великое рвение, которое все видели сегодня, и во внимании к тому, что благодаря вашей храбрости ваша сторона победила, с согласия
Рыцарь отвечает почтительно:
«Всемилостивейший сеньор (или государь, когда он — его подданный), приношу мою бесконечную благодарность вам, и дамам, и присутствующим рыцарям за честь, которую вам благоугодно мне оказать, хотя я и убежден, что ничем ее не заслужил, однако же из повиновения к милостивому приказанию вашему и этих дам, если вам благоугодно, принимаю награду». [50]
50
La Colobiere, Theatre d'honneur et de chevalerie.
Счастливый рыцарь поднимает увенчанную лавровым венком голову, и это новый повод к рукоплесканиям и восклицаниям. Радость, увлечение публики не имеют меры. Пораженные и смущенные таким необычайным счастьем, таким общим одобрением, победители, кажется, изнемогают под бременем похвал. Эти удальцы, храбро и смело, со спокойным взором, с поднятым челом сто раз взиравшие на опасности и смерть, не могут перенести избытка своего счастья: одни обмирают на руках своих оруженосцев, другие, как дети, плачут и улыбаются и, бросаются в объятия друзей, соотечественников и, наконец, в объятия всех, кто только желает их видеть и прижать к сердцу.
Между тем трубадуры, взобравшись на галереи, поют следующую военную песню:
«Кто этот прекрасный рыцарь, среди оружия возросший, в шлеме вскормленный, на щите убаюканный, мясом льва насыщенный, под грохот грома засыпающий? У него лицо дракона, глаза леопарда и неукротимость тигра. В бою он яростью упивается и врага сквозь вихрь пыли он открывает: так сокол видит свою добычу сквозь облака. Как молния быстрый, он сбрасывает с коня паладина, рукой своей, как молотом, он может размозжить и того, и другого. Если нужно закончить великое дело, он не побоится переплыть моря Англии, перейти вершины Юры. В боях бегут от него, как легкая солома бежит перед бурей; на играх ни железо, ни платина, ни копье, ни щит не устоят под его ударами. Разломанные мечи, отдыхающие горячие кони, разбитые шлемы, копья — вот дорогие его благородному сердцу зрелища и празднества. Он любит разъезжать по горам, по долам, чтоб поднять медведя, вепря, оленя. Шлем — его изголовье, когда он спит».
По окончании турниров рыцарь снимал свое сломанное и запыленное оружие, потом ходил в баню и надевал щегольское, обрисовывавшее талию и руки полукафтанье (juastaucorps). Это платье, всегда яркого цвета, часто светло-желтого, было великолепно вышито; оно доходило до колен и, хотя казалось спереди застегнутым, подобно тунике, но полуоткрывалось при малейшем движении, а во время ходьбы было легко и свободно. Узкие панталоны, цветные короткие ботинки или полусапожки, белый шелковый с золотой бахромой пояс, со вкусом завязанный при мече, иногда красная мантия с богато вышитым воротником дополняли его костюм. На груди висели рыцарские ордена. Разглаженный воротничок полотняной рубашки не закрывал шеи, на которую ниспадали завитые волосы. Головной убор составляла бархатная шапочка, украшенная летящим назад пером.
В таком наряде они ожидали пажей, которые обязаны были провожать их во дворец, где приготовлено было пиршество.
В роскошных залах великолепного дворца им особенно расточались весьма лестные похвалы.
Рыцари, удостоившиеся награды, садились подле короля; но эти герои, которым столько удивлялись, эти герои, кровь которых и пот проливались с такой славой, были скромны, не осмеливались возвышать голоса, потому что помнили часто повторяемую трубадурами поговорку: «Верьте, что рыцарь должен биться шумно, а беседовать тихо». [51]
51
Un chevalier, n'eb doutez pas, Doit ferir haut et parler bas