История с продолжением

Белецкая Екатерина

Пятый проснулся только под вечер. Пошёл дождь, в открытое окно потянуло свежестью и грозовым ветром, дышать стало легче. Жара и духота отступили, вместо них на Москву опустилась, наконец, желанная прохлада. Пятый полежал, приходя в себя, осторожно потрогал разбитую половину лица, поморщился, ощупывая языком дырки, оставшиеся на месте зубов (зубы-то вырастут, но пока придётся пару месяцев жевать на другую сторону), попробовал подвигать только что вправленной рукой. Пока ещё болит, но это-то как раз и не страшно – пройдёт, куда денется. Нога слушалась вполне пристойно, ходить он сможет, и ладно. А синяки и ссадины за неделю подживут. Нет, всё не так уж и плохо, если посмотреть повнимательнее.

Конечно, хорошего мало, но всё же – на своих ногах. Нормально. Он сел, поправил сползшую на пол простыню, оглянулся в поисках какой-нибудь одежды. На спинке стоящего рядом с кроватью стула обнаружились штаны и старая, но чистая майка. Сойдёт. Видно, Валентина для него эту одежду и приготовила. Пятый оделся и для пробы прошёлся по комнате. Нет, положительно всё гораздо лучше, чем он мог себе представить. Вот только то, что Валентины нет дома, плохо. А её муж… Валентина и сама не знает, за кем она замужем, а Пятому последние полгода стало казаться, что он начал что-то понимать. От него не укрылись ни внимательные взгляды Олега Петровича, ни заданные словно бы вскользь, незначительные с виду вопросы, ни неосторожные мысли. Может, стоит попробовать объясниться? Хотя, с другой стороны, что это может дать?… Немного спокойствия? Тоже хорошо…

В дверь постучали.

– Владимир Валерьевич, проходите, – сказал Пятый. – И стучаться было совершенно незачем.

– Откуда ты знаешь? – спросил тот, останавливаясь на пороге комнаты. С Олега Петровича словно бы слетела в один короткий миг маска – ссутуленная спина выпрямилась, из глаз исчезло выражение, которое Пятый для себя окрестил словами “вам что-нибудь нужно?”, он даже стал выглядеть моложе лет на пять. – Как ты догадался?

– Я не о чём не догадывался, – пожал плечами Пятый. – Просто фамилию “Айзенштат” я слышал очень много раз в самом начале… как бы сказать… своего пребывания у вас… вы меня поняли. По-моему, ваше исчезновение по сию пору тревожит некоторые умы…

– Ты давно… это знаешь? – выражение лица Валентининого мужа стало жестким, предельно сосредоточенным. – Для меня это важно. Давно?

– Около полугода, – честно ответил Пятый. – До этого мне было несколько недосуг думать о подобных вещах.

– Ты говорил об этом с кем-то?

– Естественно, нет. За кого вы меня принимаете? – Пятый даже слегка возмутился. – Я бы никогда не позволил себе…

– Стоп, стоп, довольно, – поднял руку Айзенштат. – Не продолжай. Прости, я просто…

– Вы боитесь кому бы то ни было верить. Даже жене, что уж говорить про меня. Это я понимаю и нисколько на вас не сержусь. Я подумал, что вы, вероятно, захотите поговорить на интересующие вас темы, но предупреждаю сразу – есть вещи, о которых я говорить не буду. Вовсе не из принципа, не подумайте. Только ради того, чтобы не подвергать опасности вашу жизнь.

– Господи, да о чём речь! Идём на кухню, чаю попьём и поговорим.

На кухне они прежде всего закурили, Пятый сел, а Олег Петрович поставил на плиту чайник.

– Я, кстати, не сомневался не секунды, что ты рано или поздно поймёшь, кто я, – заметил он. – Но ты не торопился.

– Во-первых, зачем? – пожал плечами Пятый. – Во-вторых – как это объяснить Валентине Николаевне?…

– В этом ты прав, незачем, – согласился Айзенштат. – Незачем бередить прошлое и будить спящих собак. Всё верно. Но всё же… понимаешь, для меня это важно. Я всю жизнь шёл к этому. Всю жизнь. Скажи, то, чему я отдал столько лет… это возможно?…

– Зачем столько патетики? – поморщившись, спросил Пятый. – Возможно, я же сижу перед вами. Вам этого достаточно?

– Так ты… – начал было Айзенштат, но Пятый его прервал:

– Да, я! – взорвался он. – Я – именно то, что вы пытались создать

столько лет подряд. Жалкий, некому не нужный, несчастный урод. Вы этого хотели добиться? Вы этого столь сильно жаждали, что…

– Погоди, – оборвал его Айзенштат. – Спокойнее, не волнуйся. Зачем так?…

– Только за тем, что всё это – не от Бога. Зачем кому-то в голову вообще когда-то пришла эта идея – идти против самой природы человека, как такового?… Зачем? Плодить таких несчастных, как мы или “рабочие”? – Пятый тряхнул головой, которая потихонечку стала кружиться. – Я хочу сказать, что…

– Эй, дружок, пойдём-ка мы с тобой в комнату. А то ты упадёшь мне тут сейчас в обморок, не ровен час…

– Я не собираюсь падать в…

– Идём, я сказал! – Айзенштат взял Пятого за локоть и повёл собой. – Зря я тебя потащил на кухню, можно и в комнате чая выпить. Приляг, я сейчас принесу. Тебе как – послабее, покрепче?

– Среднее что-нибудь, – попросил Пятый, – а то я потом не спать не смогу.

– Ладно, сейчас, – Айзенштат пропал, снова появился Олег Петрович, – не засыпай пока что, хорошо?

– Я не собираюсь, – ответил Пятый. – Олег Петрович… то есть, я хотел сказать…

– Называй, как привык, – вздохнул тот. – Я и сам уже привык. Странно слышать своё старое имя. А это… приляг, пожалуйста, и не обижайся, хорошо? Я слишком рьяно начал, не подумав. А, кстати, Лин тоже?…

– И Лин – тоже, – кивнул Пятый. – Вообще-то мы – самая большая ошибка, которую возможно совершить…

– Ну у тебя и самомнение, – усмехнулся Олег Петрович. – Завидую.

– Чему? – удивился Пятый. – Мы на самом деле единственные в своём роде. И то, что мы – ошибка, у меня никаких сомнений не вызывает. Как же иначе?

– Мне так почему-то не кажется, – осторожно ответил Олег Петрович. – Я ни на секунду не сомневался в том, что вы оба – уникальные представители своего вида…

– Такого вида, как мы с Лином, не существует в природе, – ответил Пятый, садясь на кровати. – Мы – единственные. Геном…

– Подожди, – попросил Олег Петрович. – Как – единственные?

– Совмещённый геном. Нас создали искусственно от начала до конца. Отчасти мы – люди, а отчасти… – он замялся и добавил: – в языке аналога нет, а говорить на своём я не хочу, мало ли что.

– И всё же?

– Другая раса. Разумная, хорошая, может, даже и добрая. Но для вас – совершенно чужая.

– Так это поэтому у тебя такие глаза?

– Если бы только глаза, – вздохнул Пятый. – А то ведь… и говорить-то стыдно. Мы не такие, как вы. Внешне похожи, а на практике… спросите жену.

* * *

Они пили чай в комнате, как и предложил Олег Петрович. Пятый уже смирился с тем, что ему придётся отвечать на кучу ненужных и нелепых вопросов, но поделать ничего не мог. Да и не хотел. Тем более, что проболтаться о чём-то важном он не сумел бы при всём своём желании – сам поставил себе ограничитель, да такой, что иногда страшно от его присутствия становилось…

– Пятый… а вы способны?… – смущённо начал Олег Петрович, но Пятый его прервал, сказав:

– Нет, то, о чём вы подумали, отсутствует. Детей мы иметь не можем. Ни Лин, ни я. Это – один из главных законов генной инженерии, принятый у нас: любая изменённая особь лишена права на репродукцию. Так – со всем, вплоть до растений. У нас на каждый сезон конструируются новые виды…

– Так у вас и с растениями проделывают…

– А как вы думаете? Планета почти что не годится для земных видов, население – исключительным образом земляне… есть-то что-то надо. Вполне естественно, что этим занимаются. Пищевики у нас ещё как ценятся, я бы и сам был не прочь пойти к ним работать… но начальница не отпустила.