История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя

Трубачев Олег Николаевич

Обыкновение приписывать детям создание «детского языка», самостоятельное образование упомянутых названий родства объясняется недостаточным учетом специальных исследований по детской речи, представленных к настоящему времени уже солидной литературой. Эта точка зрения напоминает попытки средневековых схоластов толковать даже первый крик ребенка как жалобу новорожденного на первородный грех своих родителей, причем мальчик якобы кричит обычно «а!», поминая Адама, а девочка — «е!», жалуясь на Еву. Желательно поэтому, чтобы точные результаты специальных исследований детской речи шире привлекались в помощь этимологии при изучении данной проблемы.

Наконец, изучение этих простейших терминов родства представляет еще одну проблему, имеющую отношение, возможно, к древнейшему периоду развития терминологии родства. В своей известной книге А. Соммерфельт, обращая внимание на первоначальное неразличение между мужчинами и женщинами в терминологии

родства аранта, сопоставляет это состояние с индоевропейской терминологией, где, как он считает, названные отличия являются характерными [1444] . Но если мы обратимся к пресловутым «Lallw"orter», мы сразу отметим нечто напоминающее положение в терминологии аранта: слабое различение между мужскими и женскими терминами, восходящее, если оценить это состояние логически, к древнему неразличению. Так, используя некоторые из многочисленных фактов совмещения мужских и женских значений, рассмотренных на протяжении всей работы, сравним следующие морфемы: греч. (о мужчине) — слав. teta (о женщине) — литовск. tetis (о мужчине); лат. асса, греч. , болг. kaka (о женщине) — польск. диал. kak (о мужчине), санскр. atta-, atti- (о женщине) — готск. atta (о мужчине).

1444

A. Sоmmerfelt. La langue et la soci'et'e. Oslo, 1938, стр. 156.

Если взглянуть на эти многочисленные факты так, как А. Соммерфельт смотрел на генезис соответствующей терминологии аранта, то хаос, обычно констатируемый для индоевропейских «Lallw"orter» лингвистами, приобретает известную стройность. Имея в виду различие между мужчиной и женщиной, Соммерфельт говорит: «Понятно, что это различие играет меньшую роль для человека аранта, который, по-видимому, не знает природы продления рода. Можно сравнить тот факт, что в индоевропейских языках обычно отсутствуют специальные названия для самок за исключением тех случаев, когда они играют роль в экономической системе и мифологии» [1445] . Это правильное сравнение необходимо распространить также и на факты, более близкие терминологии аранта, а именно — на древнейший период истории индоевропейских терминов родства. Нам кажется, что принципиального отличия между системой родства и всем мировоззрением первобытного австралийского племени аранта и исторически вероятной системой родства индоевропейцев нет. Напротив, в различных местах работы мы отмечали много общих моментов в обеих системах, причем документированное знакомство с родственной организацией аранта помогает правдоподобно объяснять различные моменты древне-индоевропейской системы. В упоминавшихся неоднократно простейших названиях родства мы имеем древнейшие индоевропейские термины, носящие на себе следы родственной системы, которая не делала принципиального различия между мужчиной и женщиной по той же причине незнания природы продления человеческого рода. Путь развития индоевропейской родственной терминологии очень долог и сложен. Если в необычайно архаической системе аранта мы встречаемся с довольно прозрачными способами дифференцированных обозначений мужчины и женщины [ср. присоединение к нужному термину родства слова woia (worra) ‘молодой человек’ и kwaia (kwara) ‘девушка’ для образования вторичных названий, дифференцирующих мужчину и женщину] [1446] , то в индоевропейской системе родства мы имеем мощное развитие этих дифференцирующих названий. Тем не менее для исторически правильного понимания индоевропейской родственной терминологии чрезвычайно существенное значение, на наш взгляд, имеет оценка дифференцирующих терминов родства pter, mater как вторичных, а остатков недифференцирующих терминов, неверно относимых лингвистами к области детского языкового творчества (ра-ра, ma-ma, ba-ba, ta-ta, at-ta), как древнейших обозначений родства. Потребность в дифференцирующих обозначениях родства, столь типичная для индоевропейской терминологии, представила благодатную почву для подлинного расцвета так называемого супплетивизма, еще в течение индоевропейской общности пронизавшего всю систему родственных названий. Эта тенденция привела к значительному преобразованию индоевропейской терминологии родства, старые недифференцирующие обозначения были оттеснены, ограничены в употреблении. Часть старых названий была оформлена супплетивно. Так, еще Г. Остгоф правильно понимал наличие пары pater — mater как проявление супплетивизма в индоевропейском [1447] . Выдающуюся роль в преобразовании имен родства приобрел формант – ter, ставший типичным признаком ряда старых общеиндоевропейских названий.

1445

A. Sommerfelt. Указ. соч., стр. 156.

1446

Там же, стр. 155, 156.

1447

Н. Оsthоff. Vom Suppletivwesen der indogermanischen Sprachen. Akademische Rede. Heidelberg, 1899, стр. 4, 16.

УКАЗАТЕЛЬ ФОРМ, ОБЪЯСНЕНИЕ КОТОРЫХ ПОМЕЩЕНО В ТЕКСТЕ [1448]

ОБЩЕСЛАВЯНСКИЙ И СТАРОСЛАВЯНСКИЙ

бракъ 147

братоучада 61

baba 71–72

bat(j)a 21, 195

bratrъ 59 и след.

bratrьja 63

voldyka 185–186

vorgъ 176–177

vьпиkъ 73–75

vьdova 112–113

vekъ 174

veno 144

gospoda 184

gospody'ni 184

gospodь 182 и след.

дтьца 38

drugъ 172

drъzati 173

1448

Цифры обозначают страницы.

dъkti 54 и след.

deva 114–117

deverь 133 и след.

dedь 69–70

deti 38

detь 38

dete 37–38

zena 105

zenatъ 146

zenixъ 95

zivotъ 162

зница 160

znatь

znobiti 153, 154

zъlу 136

zьreti 181

zebati 153–154

zebnti 153–154

zetь 128 и след.

zobъ 154

извръгъ 176

junъ 186 jetry 137 koleno 150, 161 ludьje 168–170

малъжена 104

мдо 43, 9

мжата 111

mati 31

matь 31

matorъ 32

matjexa 34

moldь 47, 186 mzь 96

нехлака 187

nan- 28

nevesta 90 и след.

neti 76 и след.

netijь 76 и след.

отьчухъ 29

obьtjь 167 и след.

orbe 40

otrokъ 46–47

otьcь 25–27

подъпhга 185

panьji 184–185

pastorъkъ 53

pastorъka 58

pasynъкъ 53

pleme 163

plodъ 163

praskjurъ 72–73

родъ 151

родити 151

rota 152, сноска 34

сагати 144

сми 164

сноубити 145

суложь (сьложь, съложница) 110

svatati (svatiti) 141 и след.

svatъ 141 и след.

svatьba 142

svekrъ 119

svekry 118 и след.

svetъ

svoboda 170–171

svьstь 140

sestra 63 и след.

sinъ 189

starosta 179–180

starostь 179–180

starъ 178

snъxa 131

stryjь 79–81

synъ 48 н след.

sebrъ 165–166

tata 23 и след.

teta 86

tьstь 125 и след.

ujь 81

umeti 157

хлакъ 147

xvatati (xvatiti) 143

хоlръ 147, 187

члнъ 162

celo 149, 161

celovekъ 173 и след.

celjustь 162

cьlnъ 162

cedo 41–43

surь 139

жика 171

РУССКИЙ, УКРАИНСКИЙ, БЕЛОРУССКИЙ

батьки, укр. 28

бер'eмя 44

бер'eменная 54

брюдг`a, брюнюшка, диал. 94, сноска 48

вира, др.-русск. 103–104

веденица, ведовица (веводница, др.-русск.) 111

в'oтчина 27–28

вітчим, укр. 29

вьрвь 171

дзюба, зап. — укр. 56

дитина, укр. 36

дружина, укр. 111

дядя 85

з`aміж, укр. 97

Кривч'eня, белор. (имя собственное) 119

лада, др.-русск. 100–101

лад 100

мзиньцъ, др.-русск. 45

нащ`aдок, укр. 42

няня 33

отёк, диал. 27

отчим 29

отника, др.-русск. 28

отъченика, др.-русск. 28

отечика, др.-русск. 28

Рабч'eня, белор. (имя собственное) 191

ребенок 36, 40

р'oжа 162

тятя 24, 86

Утроя (река бассейна Псковского озера) 115

ур'oда, вр'oда, укр. 151

холуй 188

хоть, др.-русск. 111

холост'oй 147, 187

челёнье, русск., диал. 162

шабёр, русск. диал. 166

ПОЛЬСКИЙ

bjalka, диал. 111

dadek, daudek, диал. 70

k'ak, диал. 71

kobieta 110

malzonek 104

mizynek, диал. 45

nawznak, wznak 160

niemowle 47

pasierb 53—э4

robak 41

szwagier 141

зopa, dziopa, диал. 56

КАШУБСКИЙ, ПРИБАЛТИЙСКО-СЛОВИНСКИЙ

b1 79

br~atk, brutk'a 94