История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя
Шрифт:
Слав, svoboda образовано с суффиксом o(da), характерным собирательным формантом, т. е. совершенно аналогично слав. jagoda — букв, ‘много ягод’ [1259] от *jaga ‘(одна) ягода’: ст.-слав. винга ‘виноград’, литовск. uoga ‘ягода’. Таким образом, этимологически первоначально для слав. svoboda значение: ‘совокупность (вместе живущих) родичей, своих’. В то время как слав. *obьtjь может быть понято (см. выше) как техническое обозначение типичного славянского поселения одной родственной группы, слав. svoboda обозначает эту совместно живущую родственную группу прежде всего как таковую. В обоих случаях первоначальное терминологическое значение слов подверглось сильным изменениям. Ясно одно: значение ‘свобода’, возобладавшее в слав. svoboda, является вторичным. Об этом говорит прозрачная этимология слова и остатки старого значения: др.-русск. свобода ‘поселок, селение, слобода’ [1260] , русск. слобода, др. — польск. sloboda ‘небольшой поселок, поселение крестьян’ [1261] —
1259
Русск. ягода и другие родственные развили вторичное сингулятивное значение.
1260
См. Ф. П. Филин. Лексика русского литературного языка древнекиевской эпохи. — «Ученые зап. Ленингр. гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена», т. 80, 1949, стр. 170.
1261
W. Taszycki. Wybor tekstow staropolskich XVI–XVIII w. Warszawa, 1955, стр. 258 (словарь).
Древнюю особенность следует усматривать в ударении русск. слобод`a, болг. свобод`a, если допустить здесь сохранение старого окситонного ударения, отличающего собирательные образования. Ю. Курилович говорит, кроме греч. , (при , ), также о славянских собирательных на – a- [1262] . Сюда же относятся русские формы множественного числа на – а ударяемое: господ'a.
1262
J. Kurylowicz. 'Etudes indoeurop'eennes, I, cтp. 173, где разбираются примеры в какой-то мере аналогичные.
Значение ‘свобода’ — более позднее, результат нового словообразовательного акта, ср., между прочим, ударение своб'oда, соответствующее этому значению в русском.
В форме слобода звук л развился из v тогда, когда v имело еще характер сонанта u [1263] . Могла, разумеется, сыграть роль диссимиляция двух губных: u…b > l…b [1264] . Считать slob = первоначальной формой [1265] нет оснований.
1263
См. А. Преображенский, т. II, стр. 322–323.
1264
R. Nahtigal. Slovanski jeziki. V Ljubljani, 1952, стр. 188.
1265
Hоlub — Kopecny, стр. 364.
Если в начале общеславянского периода могла еще существовать реальная пара сингулят. *svobo- (и.-е. *suobho-) — собират. svoboda, то в более позднее время эти четкие отношения стерлись и явилась потребность в новых сингулятивных обозначениях. Отсюда — ст-слав. свободь ‘свободный’, поздний характер которого, как вторичного образования из собирательного, очевиден. Поэтому какие-либо «самостоятельные» этимологии слав. svobodь не имеют смысла, и попытки в свое время И. Зубатого [1266] , а недавно — В. Махека [1267] объяснить его из *svo-pot-, ср. др.-инд. svaptjam, и.-е. *pot-, т. е. ‘свой хозяин, сам себе господин’, нельзя принять. По тем же причинам антиисторично было бы сравнивать слав. svobodь с именем фракийского боге. , имеющим совершенно другое этимологическое происхождение, ср. этимологию О. Хааса [1268] : к догреч. ‘целый и невредимый’. Однако скорее производит впечатление типичного иранского слова, к тому же оно распространено у иранских и соседних с ними народов Передней Азии и Кавказа, ср. иранск. spada- ‘войско’ и особенно осет. AEfsati ‘бог охоты’ [1269] .
1266
Josef Zubaty. К vykladu nekterych prislovci zvlaste slovanskych. Цит. по кн.: «Studie a clanky», svazek II. Praha, 1954, стр. 157, сноска 1.
1267
Vaclav Machek. Etymologies slaves. — «R'ecueil linguistique de Bratislava», I, 1948, стр. 96.
1268
О. Haas. Substrats et m'elange de langues en Gr`ece ancienne. — «Lingua Posnaniensis», t. III, 1931, стр. 92.
1269
См. В. И. Абаев. Осетинский язык и фольклор. М., I, 1949, стр. 283 (а также на стр. 182: spada.).
Славянский уже не обозначал родственников, родню старым индоевропейским корнем *gen-, как, например, лат. gens ‘род, племя’ [1270] , литовск. gentis, gentainis ‘родственник’. Эти обозначения вытеснены еще при формировании общеславянского языка, в порядке обновления унаследованного словаря новыми чисто славянскими образованиями. Так, абсолютное распространение получила славянская основа, представленная в русск. родственник, родня, род и близких образованиях других славянских языков.
1270
A. Walde. Lateinisches etymologisches W"orterbuch, стр. 338.
Прямых преемственных связей между индоевропейскими названиями рода, родства, родни и славянскими почти не сохранилось. С другой стороны, славянский в своих новообразованиях подчас обнаруживает семантические реминисценции индоевропейского способа обозначения. Так, подобно индоевропейским именам свойства отглагольных основ ‘вязать, связывать’ (*snuso-s < *sneu- и др. см. выше) образованы некоторые славянские названия. Речь идет не столько о русск. шурин и родственных, которые представляют собой скорее унаследованное образование (к и.-е. *siu- ‘шить’), сколько о специально славянских формах, построенных по тому же принципу. Ср. др.-русск. вьрвь, название семейной, затем территориальной общины, развившееся из значения ‘веревка’, ср. русск. веревка, литовск. virve; др.-русск. ужикъ, ст. — слав, жика ‘родственник’, ср. др.-русск. ужь ‘веревка’ — к vezati [1271] . Сюда же др. — чешск. privuzny, совр. pribuzny [1272] .
1271
См. Ф. П. Филин. Лексика русского литературного языка древнекиевской эпохи, стр. 231.
1272
Fr. Kott. Cesko-nemecky slovnik, H, 1880, cтp. 1005; Holub — Kopecny, стр. 300.
В свою очередь литовский язык сохранил аналогичное bendrove ‘родня, домочадцы, общество’, bendras ‘товарищ; общий’ — из неизвестного славянскому корня и.-е. *bhendh- вязать, связывать’, сюда же греч. , ‘тесть’, др.-инд. bandhus ‘связь, родство’ [1273] .
Прочие славянские названия родства, родни: чешск. диал. prizen, т. е. ‘дружба’ [1274] , сербск. диал. (черногорск.) fis ‘род, племя, свои’, албанского происхождения [1275] .
1273
См. P. Skardzius. Указ. соч., стр. 298, 387; С. С. Uhlenbeck, стр. 186.
1274
Q. Hodura. Nareci litomyslske. V Litomysli, 1904, стр. 69.
1275
Ivan Popovic. Neki gentilni i njima srodni termini kod Crnogoraca i Arbanasa. — «Naucno drustvo NR Bosne i Hercegovine, Radovi», Knjiga II, odjeljenje istorisko-filoloskich nauka, I. Sarajevo, 1954, стр. 55.
Почти до наших дней сохранилась у южных славян, причем лучше всего — у сербов, архаичная форма родственных отношений — задруга. Говоря о сербской задруге, прежде всего подчеркнем архаичность формы самих отношений, а не названия, поскольку название — сербск., болг. задруга — носит поздний, местный характер, ничего интересного в лингвистическом отношении не представляет и в этимологическом исследовании не нуждается, будучи совершенно прозрачным по образованию: о.-слав. drugъ. Поэтому нет смысла останавливаться на названии задруги сколько-нибудь подробно. Что же касается общественного института задруги, это особая большая проблема, относящаяся больше к истории и этнографии. Здесь необходимо отметить, что, как всякий древний институт, задруга в современную эпоху представляет сложную совокупность элементов, которые отнюдь не все унаследованы от древности. Нас интересуют в задруге, естественно, остатки рода, родовой общности. Современная сербская задруга уже перед второй мировой войной переживала глубокий кризис, распадалась, сохранялась часто только формально, в ней не соблюдался даже принцип родственной общности семейств, образующих задругу. Богатейший материал на эту тему содержат монографии из серии «Српски етнографски зборник» [1276] .
1276
Ср., например, Љ. Миhевиh. Живот и обичаjи Поповаца, стр. 122 и след. Надо поэтому различать сербскую задругу как таковую и действительные остатки древних родственных и брачных отношений в быту сербского народа. Шпиро Кулишич дал недавно обстоятельный анализ этих следов, показав на большом материале наличие в обычаях ряда районов Сербии остатков матрилокального и дислокального брака, древней принадлежности детей роду матери, далее — экзогамного похищения, авункулата, выражающихся, например, в особо важной роли старого свата, а также брата по матери невесты или ее кровного брата. Задругу как организацию Ш. Кулишич характеризует следующим образом: «Задруга-братство, как ассоциация братьев по отцовской линии родства, могла развиться только в связи с утверждением патри-локального брака, который сделал возможным постепенный переход к отцовской линии родства» (Spiro Кulisiс. Tragovi arhaicne porodice u svadbenim obicajima Crne Gore i Boke Kotorske. — «Гласник Земаљског Музеjа у Capajeвy». Иcтopиja и етнографиjа, свеска XI, 1956, стр. 225).
Слав. drugъ < и.-е. *dhreu/*dhru- с широким кругом значений: ‘крепкий, прочный’, сюда же и.-е. *dhereuo- ‘дерево’, ‘надежный, верный’. Последние значения реализованы в нем. trauen ‘верить, доверять’, Treue ‘верность’, литовск. drovetis ‘стыдиться, стесняться’. Таким образом, *drou-go- (слав. drugъ, литовск. draugas) образовалось из *dhreu- с суффиксом – g-, известным нам по нескольким названиям лиц: *man-g-io и др. Значение *drougo-: ‘верный, сообщник, товарищ’. В этом производном тоже реализовано значение и.-е. *dhreu-, удобное для общественного термина.
Это объяснение точнее старого сближения с готск. driugan ‘воевать’, ср.-в.-нем. truht ‘отряд’, галл. drungos с предполагаемым и.-е. *dhrugh- ‘быть готовым, крепким’ в основе [1277] , которое носит довольно случайный характер и оставляет в сущности невыясненным словопроизводство слав. drugъ.
В пользу нашего объяснения — достоверность как балто-славянских, так и индоевропейских словообразовательных моментов, а также более четкое определение ближайших родственных форм; в частности славянский имеет еще *drъzati, ст.-слав. дръжати с той же основой, распространенной суффиксом (детерминативом) – g-, и гласным в ступени редукции. Последнее слово обычно считают лишенным достоверных соответствий вне славянского [1278] .
1277
А. Преображенский, т. I, стр. 198.
1278
См. А. Мейе. Общеславянский язык, стр. 188.