История странной любви
Шрифт:
Борис наконец посмотрел на афишу. Два ужастика, мультфильм, триллер, разрекламированная наша комедия и какая-то документалистика про дельфинов. В общем, ничего настолько захватывающего, что могло бы гарантированно помочь ему отвлечься. Борис выбрал комедию с надеждой хоть немного поднять настроение. Это ему удалось. Шутки были отличные, сюжет нетривиальный, и из зала он вышел в гораздо лучшем расположении духа. Достал мобильник и с удивлением обнаружил, что за два часа никому в голову не пришло озаботиться его поисками. Мир не перевернулся и смог легко обойтись без него. Мелькнула шальная мысль: не вернуться ли в кинотеатр – понаблюдать за жизнью морских млекопитающих, но Борис сдержался. Такой загул был бы уже непростительным. В смысле, он сам не смог бы себе его простить. Борис
– Как там у вас? Справляетесь?
– Обижаете, Борис Антоныч.
Вадик Солоницын говорил, как всегда, неторопливо и вдумчиво. Иногда Борису казалось, что если спросить старшего менеджера зала, сколько будет дважды два, тот бы подумал секунды три, прежде чем медленно, нараспев дать правильный ответ. В популярном заведении Нью-Йорка Солоницын не задержался бы и двух дней. Там (особенно в выходные) надо суетиться между столиками, мгновенно оценивая обстановку, легко ориентируясь в толпе ждущих своей очереди у стойки бара, в очереди у дверей, а то и на улице. И ни о ком не забыть, никого не обидеть. Вадик, конечно, клиентов тоже не обижал, но был обстоятелен и нетороплив, даже когда зал был пуст, а посетители проявляли нетерпение, с порога объявляя о спешке. Но никакие подобные заявления не могли заставить Солоницына изменить ритуал встречи: «Пожалуйте в гардероб, обратите внимание на настенные маски – ручная работа итальянских мастеров. Говорят, сам Донато Сартори…» Если клиент терпеливо слушал, далее следовала биография итальянского актера, режиссера, художника и мастера по изготовлению венецианских масок. Если же посетитель начинал хмуриться, дергаться или выражать недовольство любыми другими способами, Вадим переходил к следующему пункту своего меню: «Какой зал предпочитаете? Есть театральный в духе комедии дель арте. Есть тяжелый ампир – роскошь и золото. Или вас провести в исторический? Где предпочтете разместиться: на ступенях Колизея, в гондоле под мостом Риальто или в садах Ватикана?» Многие в этом месте пытались повысить голос:
– Мне все равно, только побыстрее.
Не моргнув глазом, не поведя бровью, Солоницын реагировал невозмутимо:
– Побыстрее вы могли бы довольствоваться куском пиццы в фастфуде, но вы ведь пришли сюда.
В последнее слово Вадик вкладывал столько смысла, что у любого, даже самого вредного, искушенного и жутко спешащего по своим делам клиента создавалось впечатление, что он попал в святая святых и, принимая его, Солоницын оказывает ему огромную честь. Все-таки был у Вадима дар общения с людьми, который даже Борис не сумел разглядеть сразу. Пару раз понаблюдав за вводной экскурсией, он делал Солоницыну замечания. На что тот недоуменно спрашивал:
– Разве кто-то из посетителей жаловался или уходил?
Наступал черед Бориса удивляться:
– Вроде бы нет.
– А какие тогда претензии?
И претензий действительно не стало. Более того, Солоницын теперь так же, как изысканная кухня и удивительный интерьер, стал своеобразной достопримечательностью «Ла Виньи». Благодарные клиенты рассказывали о том, что «там вас не только вкусно накормят, но и подарят интересную экскурсию». И кавалеры спешили воспользоваться даром Вадика и поразить своих дам вечером в необычном ресторане.
Когда Борис слышал или видел Солоницына, то всегда испытывал благодарность, смешанную с невольным страхом. Вадик был единственным работником, которого Борис взял на работу, что называется, по знакомству. Был он сыном одного из приятелей родителей Бориса. Причем – сыном непутевым. Из тех, кто любит валяться на диване и проедать родительскую пенсию. Солоницын, конечно, не относился к числу полных тунеядцев. Он окончил истфак, числился в каком-то институте и дни проводил не за бутылкой, а за чтением чрезвычайно умной литературы. Жизнью был он своей вполне доволен и возмущенным родителям не раз говорил о том, что ценить необходимо духовное, а не материальное. На работу у Бориса Вадик согласился скрепя сердце, но, обнаружив возможность применить в ней любимую историю, смирился и начал даже получать удовольствие. А Борис постоянно боялся, что удовольствие пропадет. Или созреет у Солоницына куда более здравая мысль: направить свои способности в более конструктивное русло. Например, пойти работать экскурсоводом. С его знаниями любая туристическая контора почла бы за честь отправить с ним группу страждущих в поездку по Италии. Да и сам Вадим увидел бы что-то новое и захватывающее. А так – он уже третий год видит одни и те же залы, картины, люстры и фотографии. И, кажется, уже сам придумывает о них факты и события, никогда на самом деле не происходившие.
Но было все-таки в Солоницыне качество, которое позволяло Борису не слишком опасаться его ухода. Вадик был патологически ленив, и для того, чтобы он сдвинулся с насиженного места, «что-то другое» должны были бы ему принести на блюдечке с голубой каемочкой, да еще долго упрашивать его отпить из этого прекрасного блюдечка. Так что на сегодняшний день жизнью своей Солоницын был вполне доволен. Идут себе дни и идут, перетекают один в другой без каких-либо изменений, и слава богу! И не надо ничего менять, и не надо никуда торопиться, и, конечно же, не надо нервничать. А вот начальник Вадика нервничал, причем без особого повода. Солоницына это расстраивало: «Зря он так. Не юный ведь уже мальчик, а здоровье тратит по пустякам. Уходил вон совсем без лица. Разве так можно?! Какая бы ни была комиссия, разве она того стоит? Да еще и продолжает переживать, и звонит, и вопросы задает странные. Будто они могут с чем-то не справиться. Да он, Вадик, свои экскурсы может не только на русском, но и на итальянском, и на английском, а если уж совсем этой комиссии приспичит, то и французский припомнит. Так что нет повода у Бориса Антоновича для волнений. Никаких!»
– Что мы, маленькие? – пропел Солоницын в трубку. – Ничего не умеем, да?
– Вадик, я просто хотел узнать, как дела.
– Нормально все. Не приходило никаких комиссий, – проворчал старший менеджер зала, ничуть не смягчившись. – Наверное, была уже.
– С чего ты взял?
Солоницын снисходительно хмыкнул:
– Ну, если комиссия может состоять из пары влюбленных или трех подруг, громко хохочущих и каждые две секунды повторяющих: «А помнишь…»
– Что, больше никаких посетителей? – разочарованно спросил Борис. Ему казалось, что до его прихода эксперты не приходили.
– Похожих на тех, кого мы ждем? Нет, но еще не вечер.
Борис взглянул на часы. Вечер как раз надвигался. И его надо было как-то проводить, чтобы не сойти с ума.
Поездки к родителям (и к своим, и к Манюниным) исключались. Там не отвертеться от ответа на вопрос: «Как дела?» Своим не хотелось врать, а Манюниным не хотелось смотреть в глаза. А как посмотришь? Как скажешь: «Да все замечательно, Ангелина Степановна. Подумываю о разводе с вашей дочерью». Позвать Генку пропустить по стаканчику? Тоже не дело. Этот не отцепится, пока все не выпытает. Да и опять начнет возмущаться тем, что Борис «в такой момент – и не в ресторане».
И кстати, будет абсолютно прав. Бросить команду в такой момент! Хотя команда, даже в лице того же Солоницына, так не считала.
– Да вы не переживайте, – Вадик окончательно оттаял, – мы тут прекрасно справляемся. Клиентов много, но все-таки вторник – это не пятница.
– Соедини меня с кухней, пожалуйста, – потребовал Борис и через несколько секунд уже слушал бодрое приветствие Костика:
– Случилось что, Борис Антонович?
– Нет, все нормально. У вас как?
– Да без эксцессов. Только вот есть опасения, что десертов на вечер может не хватить.
– Не понял, – растерялся Борис. – Я же полный холодильник оставил. Вы ими пообедали, что ли?
– Мы нет, но кто-то определенно.
– Объясни!
– Легко. Минут через десять после вашего ухода явилась какая-то мадам, вся из себя. Вадика с его рассказами обхамила, за столик пройти не пожелала, уселась возле бара, заказала эспрессо и тирамису. Потом заявила, что кофе у нас отвратительный, а вот «десерты (что есть – то есть!) замечательные». Потребовала упаковать с собой по три порции каждого наименования. Ну, Андрюха (он хоть и бармен, но меню-то наизусть знает) намекнул, что наименований этих у нас – более чем достаточно. А она знаете что сказала?